[1309], а В.Б. Шереметев должен был добиваться, чтобы Выговский Немирича «из войска выслал»[1310]. Таким образом, царя и его советников больше всего беспокоили шведские связи Выговского. Разумеется, не упускались из виду и отношения с другими странами. Так, Апухтин должен был собирать сведения «про неприятелские лятцкие и татарские всякие замыслы», но это не говорит о недоверии к Выговскому, так как в наказе ему одновременно предписывалось «советовать о всем с ним, гетманом»[1311].
Ивану Апухтину, очевидно, в соответствии с его рангом, не было поручено критически оценивать разные внешнеполитические шаги Выговского. Такая обязанность была возложена на В.Б. Шереметева. Он должен был выговаривать гетману, что тот ведет переговоры с Польшей, Турцией, Крымом, не спрашивая на это «указа» от царя[1312]. Таким образом, одной из важных частей задуманного плана действий должно было стать прекращение не санкционированной дипломатической деятельности Выговского. Особенно недопустимо было вести переговоры с Яном Казимиром, так как «полской король царского величества ведомой неприятель». Из последующего текста наказа ясно, почему именно переговоры с Польшей вызывали особое недовольство. Отметив, что гетман заключил перемирие с Речью Посполитой до «Троицына дня», В.Б. Шереметев должен был настаивать, чтобы Выговский «впредь без указу великого государя перемирья с польскими людми не чинил, а ждал бы того, что учинитца на съезде»[1313]. Соглашение о продлении перемирия могло помешать участию Войска Запорожского в войне с Речью Посполитой.
Апухтин отправился к Выговскому лишь 17–18 апреля 1658 г.[1314], оставался в Москве и уже получивший свой воеводский наказ В.Б. Шереметев. Тем временем в Москву стали приходить известия о сношениях Выговского с поляками — на этот раз они исходили не от украинских противников гетмана, а от Виленского воеводы кн. М. Шаховского. Первые рассказы о сношениях Выговского с поляками исходили от «присяжных» шляхтичей, ездивших на съезд сенаторов в Варшаву. Так, А. Юшкевич, посланный на съезд шляхтой Ошмянского повета, сообщил воеводе 28 марта, что у короля был посол Выговского, «греченин родом», а теперь к гетману направляются «комисары великие», которые должны «по траве съехаться на Больше в месте Дубно с Выговским самим»[1315]. Сам ранг представителей Речи Посполитой ясно говорит, что речь должна была идти о переговорах особого значения. Хотя А. Юшкевич ничего не сообщил о возможном содержании переговоров, их цель становится ясной из последующих слов отписки: «надежу, де, полской король имеет болшую на казаков и на татар»[1316].
Более конкретные сведения привез 3 апреля посланный в Речь Посполитую «для вестей» поручик И. Коровин, которому удалось побеседовать со смоленским каштеляном К. Евлашевским. Каштелян не только подтвердил сообщения о встрече «комисаров» Польско-Литовского государства с Выговским «на Больше, в апреле месяце», но и рассказал, чего ждут от этих переговоров «черкасы». Они желают получить такие же «вольности», как Польское королевство и Великое княжество Литовское, на территории гетманства все «урядники» (каштеляны, воеводы и др.) должны назначаться только из казаков, 6 тыс. «лучших» казаков должны «застать шляхтою»[1317]. Тогда же какие-то «пункты» соглашения короля с казаками прислал воеводе игумен монастыря в Евье[1318]. Так определился и предмет переговоров — выработка условий, на которых Войско Запорожское вернулось бы в состав Польско-Литовского государства.
Последующие дни принесли ряд новых сообщений о съезде в Дубне, куда «комонником» (т. е. наскоро на конях, без обозов) двинулось все коронное войско[1319]. 21 апреля к воеводе приехал ездивший в Варшаву «для вестей» майор Яков Мейн. Он сообщил, что король удовлетворил все пожелания казаков, и тем самым препятствий к их соглашению с Речью Посполитой нет, а на съезде сенаторов «ханова посла хотели с тем отпустить», чтобы «татарове, сто тысяч, случася с казаками, шли войной» на русские земли[1320].
Сообщения такого рода, достаточно конкретные по содержанию и исходившие не от украинских противников Выговского, должны были бы привести к пересмотру задуманного плана действий и вообще всей политики по отношению к гетманству и Речи Посполитой, но этого не произошло. Можно отметить ряд обстоятельств, которые, как представляется, способствовали тому, что эти сообщения не вызвали в Москве той реакции, которой они заслуживали.
Во-первых, следует учитывать, что сообщения о том, что Войско Запорожское возвращается под власть Речи Посполитой, поступали от разных лиц в Польско-Литовском государстве, начиная со второй половины 1657 г., и не получили в дальнейшем никакого подтверждения. Поэтому и новые сообщения на эту тему могли быть восприняты в Москве как вымыслы, направленные на то, чтобы осложнить отношения между Россией и Войском Запорожским. Имело свое значение и то, что никакой встречи Выговского с комиссарами Речи Посполитой в г. Дубно в апреле 1658 г. не состоялось. Однако главное — стремление осуществлять ранее намеченный план действий — определили результаты переговоров с прибывшим в Москву незадолго перед 20 апреля посольством из Чигирина во главе с Григорием Лесницким.
Решение об отправке посольства было принято в середине марта на раде в Чигирине. О задачах, поставленных перед посольством, говорит сохранившийся (в русском переводе) текст наказа Лесницкому[1321]. Одной из главных целей посольства было дать приемлемое для русского правительства объяснение соглашениям, которые заключил Выговский, не ставя о них в известность Москву. Другая, еще более важная, чем первая, состояла в том, чтобы добиться поддержки русского правительства в борьбе с участниками восстания. С развитием событий эта задача становилась все более важной.
Уже в то время, когда посольство находилось в Москве, к нему прибыл от гетмана гонец Прокоп Бережецкий, сообщивший о жестоких «нехристианских» расправах сторонников Пушкаря с приверженцами Выговского и о перевороте на Запорожье, где был избран новый кошевой атаман и на раде, созванной 20 марта, приняли решение идти на соединение с Пушкарем[1322]. Выбор для решения этой задачи Лесницкого, которого на раде в Чигирине не было[1323] как представителя, не был случайностью. Лесницкий, которого особенно ненавидели участники восстания, выгнавшие полковника из его Миргородского полка, должен был приложить максимум усилий для решения этой задачи.
Г. Лесницкий должен был убеждать царя, что, «хотя есмя себе приговорили приятство подлинное» с татарами, но лишь при том условии, «чтоб никогда на царя его милость руки не поднимали». Тем самым удалось помешать заключению крымско-польского союза, направленного против России. Что касается перемирия с Речью Посполитой, то оно было заключено лишь чтобы выиграть время, чтобы «лутче уготовались на войну, как царское величество пойдет против ляхов». Лесницкий также должен был сообщить, что в соответствии с пожеланиями царя гетман посылает в Швецию Федора Коробку склонять Карла Густава к миру с Россией.
Убедив царя в лояльности гетмана, Лесницкий должен был подробно изложить обвинения против сторонников Пушкаря, особенно подчеркивая, что они распространяют «небылые речи» о том, что царь одобряет их действия. От имени гетмана он должен был настоятельно просить, чтобы царь не верил их клевете и приказал клеветников «карать на месте». В новых инструкциях, присланных с П. Бережецким, гетман еще более настоятельно ходатайствовал, чтобы послов от бунтовщиков царь «к нам отсылал или там же на месте карать по заслузе их»[1324]. Первым так для примера должен был быть наказан глава присланного Пушкарем посольства — Иван Искра. После переворота на Запорожье гетман поручил Лесницкому добиваться посылки на Запорожье царской грамоты, разоблачавшей утверждения М. Стринджи, что царь поддерживает бунтовщиков.
Но, несомненно, самой важной частью наказа было ходатайство собравшейся в Чигирине казацкой верхушки, чтобы царь приказал составить «реестр». Отсутствие «реестра» — главная причина волнений в войске, его необходимо составить, чтобы те, кто в него не войдет, «не уступались в непотребные вольности». Реестр должны были составить совместно гетман с представителем царя, наделенным соответствующими полномочиями. Таким образом, был поставлен вопрос о проведении на Украине реформ, которые укрепили бы положение казацкой верхушки в обществе, с санкции и при поддержке русского правительства.
Важные подробности насчет того, как должно было протекать составление реестра в представлении казацкой верхушки, содержат записи переговоров, которые, начиная с 20 апреля, вели с Г. Лесницким В.Б. Шереметев, Б.М. Хитрово и дьяки Посольского приказа. Когда посланцев спрашивали, не вызовет ли составление «реестра» волнения в войске, они ходатайствовали, чтобы представители царя, которые будут участвовать в составлении «реестра», пришли с войском, «чтоб в Войску (Запорожском. — Б.Ф.) было страшно и бунтов бы никто всчинать не дерзал и не смел»[1325]. Посланцы также выразили согласие на перепись имеющихся источников доходов и определение по усмотрению царя нормы обложения, с тем, чтобы реестровым казакам выплачивалось жалованье в размерах, установленных Переяславскими статьями 1654 г.