, но можно ли было полагаться на его слова?
Сообщения Воина в главном находили подтверждения в отписках виленского воеводы кн. М. Шаховского, который опрашивал ездивших на съезд посланцев литовской шляхты и людей, посылавшихся им в Речь Посполитую для сбора «вестей». Они кое в чем существенно дополняли сообщения Воина. Так, уже в конце марта Виленский воевода мог сообщить, что для ведения мирных переговоров со шведами назначены познанский воевода Ян Лещинский и подканцлер литовский Александр Нарушевич. Одновременно выяснилось и конкретное содержание «запросов», которые могут ожидать русских представителей на переговорах о мире: «Будет ты, государь, — писал кн. М. Шаховской царю, — поступитися всей земли Литовския… и тебе, де, великому государю, быть королем полским». Сообщал виленский воевода и о том, что сотрудничавший со шведами Богуслав Радзивилл получил прощение на том условии, чтобы «ему прусаков проводить и доставать с ними тex литовских городов», которые заняты русскими войсками[1348]. 21 апреля в Вильно приехал майор Яков Мейн, который также был в Варшаве и подтвердил сообщения Воина[1349].
В свете всех этих свидетельств становилось ясно, что, если мирные переговоры с представителями Польско-Литовского государства и состоятся, то мало оснований рассчитывать на их благоприятный исход и следует готовиться к войне.
К началу мая у царя и его советников сложился определенный план действий на этот случай. 3 мая царь дал указания направлявшемуся на Украину В.Б. Шереметеву составить «реестр» прежде всего на территории тех полков, которые «к польским и литовским городам и к Слуцку близки». Сделать это необходимо для того, чтобы казацкие полки с этих территорий подошли в район Слуцка, когда туда придет из Белгорода кн. Г.Г. Ромодановский «с ратными людми». Здесь им следовало ожидать, когда закончатся переговоры под Вильно и «взочнут войну»[1350]. Это свидетельство ясно показывает, что на благоприятный исход мирных переговоров в Москве не очень рассчитывали и на случай войны стремились создать на территории Белоруссии мощную военную группировку, которая была бы в состоянии нанести решительное поражение войскам противника. Вместе с тем оно косвенно, но убедительно показывает, как оценивали в Москве некоторые важные элементы международной обстановки весной 1658 г. Здесь были убеждены, что Войско Запорожское выступит в войне с Речью Посполитой на русской стороне, а крымские татары, занятые войной в Трансильвании, не смогут помочь Польско-Литовскому государству. Только при такой оценке положения можно было принять решение снять войска с Белгородской черты и перебросить их в Белоруссию.
Происходившие перемены налагали свой отпечаток на положение дел на ливонском фронте. В первые месяцы 1658 г. А.Л. Ордин-Нащокин, не ориентируясь в переменах, происходивших в русской внешней политике, продолжал убеждать царя в необходимости похода на Ригу. При этом он рассчитывал на сотрудничество против шведов с литовскими войсками в Ливонии.
В январе 1658 г. он убеждал царя скорее прислать в Ливонию войска, чтобы до отъезда В. Госевского в Варшаву «договор учинить с обеих сторон к промыслу над неприятелем»[1351]. Одновременно он доказывал реальность своих планов относительно Риги. В письме, написанном в начале февраля, он убеждал: «А вперед к сговору с рижаны промысл чинить мне есть кем», но рижане не согласятся перейти под власть царя, пока к Риге не подойдут русские войска[1352]. К этой теме воевода Царевичева Дмитриева вернулся в новом письме, написанном через несколько дней. Он убеждал царя, что шведы не в состоянии оказать помощь Риге. Магнус Делагарди «ратных людей из Лифлянт к себе собрать не может болши дву тысяч; многие… лифлянские люди к Магнусу не идут»[1353]. В конце февраля 1658 г. он снова убеждал царя в реальности своих планов относительно Риги. «Да из Риги мне, — писал он, — от многих людей ведомо и мещане рижские тайно приказывают, хотят к подданству приступить» и время для похода самое благоприятное, пока море замерзло «и с моря кораблям пристани нет»[1354]. А.Л. Ордин-Нащокин резко порицал воевод Пскова и Полоцка, которые не только не ведут действий против шведов, но и не прислали в Царевичев Дмитриев «хлебных и полковых запасов». «Такими, государь, удержании, — писал он царю, — во весь год изо Пскова и с Полоцка Рига отведена от твоей, великого государя, высокой руки»[1355].
Обвинения эти были несправедливы. Воеводы выполняли приказания царя. В частности, воевода Пскова кн. И.А. Хованский следовал указаниям, полученным им в январе, когда ему предписывалось развернуть военные действия совсем в ином районе — на побережье Финского залива. Военачальники отнюдь не бездействовали. 20 января началась осада Копорья, 21 января был занят город Ям (без замка), а 7 февраля предпринят штурм крепости. В начале марта отряд Ф. Лодыженского штурмовал Ниеншанц, а армия И.А. Хованского начала осаду Нарвы[1356]. Действия шведов ограничились нападением на осаждавший крепость в Яме отряд В.А. Солнцева[1357]. Объяснялось это отсутствием в Ливонии крупных военных сил, которые нужны были Карлу Туставу на других фронтах[1358]. Неслучайно сначала М. Делагарди, а затем новый наместник Ливонии Густав Горн в феврале-марте неоднократно предлагали заключить соглашение о прекращении военных действий. Положение в осажденной Нарве было тяжелым, в городе начался голод, горожане были готовы сдаться[1359]. Хотя положение на театре военных действий складывалось удачно для русской стороны, И.А. Хованский жаловался, что ему не присылают обещанных подкреплений[1360]. В Москве явно склонялись к тому, чтобы скорее закончить военную кампанию и начать мирные переговоры со Швецией. Мир с этим государством становился настоятельной необходимостью, по мере того как все яснее обрисовывалась перспектива надвигающегося конфликта с Речью Посполитой.
В апреле 1658 г. был сделан решительный шаг на пути к организации мирных переговоров со Швецией. Толчком стал приезд в Москву королевского гонца Конрада фон Барнера с новыми, уже конкретными предложениями Карла Густава о проведении мирных переговоров «на границе в Ливонской земле, не доехав Ругодива за 5 верст». Вместе с тем Карл Густав сообщал, что отправил М. Делагарди в Пруссию вести мирные переговоры с Речью Посполитой и указывал, что если царь не согласится начать мирные переговоры, то он «поневоле велит граф Магнусу с поляки о миру договор чинить»[1361]. Перспектива надвигавшегося конфликта с Речью Посполитой заставляла отнестись к этим высказываниям шведского короля с самым серьезным вниманием.
Характерно, что еще только узнав о приезде Конрада фон Барнера в Новгород и еще не имея представления о том, какие предложения он с собой везет, царь нашел нужным сделать еще один любезный жест по адресу шведских послов. 11 апреля, на Пасху, им было послано угощенье с царского стола[1362]. Это показывает степень заинтересованности русской стороны в налаживании мирного диалога со Швецией. 18 апреля Алмаз Иванов начал переговоры со шведскими послами о месте и времени проведения мирных переговоров[1363], но еще до этого И.А. Хованскому был послан приказ заключить со шведскими военачальниками соглашение о прекращении военных действий. 21 апреля под Нарвой И.А. Хованский получил царскую грамоту, 22 апреля соответствующее соглашение было заключено, 24 апреля русские войска двинулись от стен Нарвы ко Пскову[1364].
Переговоры в Москве не заняли много времени. На встрече со шведскими послами советников царя во главе с Н.И. Одоевским и П.В. Шереметевым было объявлено, что царь принимает предложение о созыве съезда в 5 верстах от Нарвы. Была достигнута договоренность о начале переговоров 12 июня[1365]. Таким образом, русские политики стремились к тому, чтобы мирные переговоры и с Речью Посполитой и со Швецией состоялись одновременно в начале лета 1658 г.
На встрече 26 апреля шведские послы попытались выяснить, даст ли царь своим послам полномочия «договор чинить о соединеньи на польского короля». В случае утвердительного ответа, — поясняли они, — Карл Густав направит свои войска, уходящие из Дании, в Померанию и Пруссию[1366]. Этот вопрос очень интересен, так как проливает определенный свет на планы, обсуждавшиеся в шведских правящих кругах после победы над Данией и ее выхода из состава антишведской коалиции. Один из таких планов, по-видимому, предусматривал продолжение войны против Речи Посполитой в союзе с Россией.
Ответ советников царя был осторожным: послы получат «указ» говорить о таком «соединении» после того, как между Россией и Швецией будет заключен мирный договор[1367]. Осторожность этого ответа вполне понятна, так как на вопросы о возможных условиях мира послы ответили, что ничего об этом не знают, так как соответствующие инструкции получат лишь по прибытии на место переговоров[1368]