[1388]. Таким образом, к 22 июля — сроку, дальше которого великие послы не могли вести переговоры с комиссарами Речи Посполитой, на западной границе должна была стоять помимо войск Ю.А. Долгорукого вторая, готовая к ведению войны армия, усиленная войсками, подошедшими с юга.
Другое затруднение было гораздо более досадным. В Москве исходили из того, что мирный договор со Швецией будет заключен еще до окончания переговоров с комиссарами Речи Посполитой[1389]. Однако, как увидим далее, русские послы лишь в августе начали переговоры со шведами о месте проведения посольского съезда. Однако главным, что объективно поставило под сомнение все задуманные в Москве планы, стал поворот руководства Войска Запорожского к сближению с Речью Посполитой.
Причины такого поворота достаточно выяснены усилиями М.С. Грушевского и других исследователей. Как показано в предшествующем разделе работы, с началом глубокого внутреннего кризиса в украинском обществе гетман Выговский и казацкая верхушка, на которую он опирался, пытались найти выход из кризиса, укрепить свои позиции в украинском обществе, опираясь на поддержку русского правительства. Ради этой цели гетман и полковники готовы были пойти на существенные уступки, допустив значительное расширение вмешательства верховной власти царя в украинские дела. При этом от царя ожидали суровых и решительных мер, направленных против бунтовщиков, вплоть до использования вооруженной силы.
С самого начала кризиса царь встал на сторону Выговского и его сторонников. Он торжественно подтвердил гетманские полномочия Выговского, а от его противников неоднократно требовал подчиниться законному гетману. Однако этим все и ограничилось. Царь скорее увещевал, а не угрожал, и поэтому его заявления не оказывали соответствующего действия на бунтовщиков, а от противной стороны — казацких властей он добивался обязательства простить противникам все предпринятые ими в прошлом действия, если они подчинятся гетману. Объективно такая политика была бесперспективной, так как не учитывала глубокую остроту противоречий в украинском обществе. Два обстоятельства побуждали царя и его советников придерживаться такой политической линии. Одно из них неоднократно отмечалось в научной литературе. Выступая в качестве посредника и верховного арбитра в разразившемся конфликте, царь рассчитывал поставить обе стороны в определенную зависимость от себя, что способствовало бы усилению его власти и влияния на Украине. Однако имело значение и другое обстоятельство. В Москве добивались примирения сторон для того, чтобы Войско Запорожское, не растратившее силы во внутренних смутах, могло обратить их на войну с Речью Посполитой.
Позиция, занятая русским правительством, не могла удовлетворить казацкую верхушку. Идя на важные уступки верховной власти, соглашаясь на участие представителей царя в составлении реестра и переписи доходов, она не получила взамен надежных гарантий своей безопасности, закрепления своей руководящей роли в украинском обществе. Положение дополнительно осложняли постоянные заявления противников Выговского, что они предпринимают свои действия с одобрения и при поддержке царя, ссылаясь на некие присланные из Москвы «грамоты». В таких условиях Выговский стал настойчиво выдвигать требования не принимать послов его противников — Пушкаря и запорожцев и, напротив, подвергнуть их, как бунтовщиков, суровому наказанию. Такое наказание было бы для Выговского и его сторонников ощутимым свидетельством того, что в развернувшемся конфликте царь стоит на их стороне. Однако, следуя своей линии на «примирение» сторон, царь постоянно отказывался это сделать. Такое поведение носителя верховной власти вело к зарождению в сознании казацкой верхушки представления, что в заявлениях сторонников Пушкаря, что их поддерживает царь, есть какой-то элемент истины.
Инструкции посольству Г. Лесницкого, отправленные с П. Бережецким[1390], отражают и рост недовольства гетмана русской политикой на Украине, и его поиски объяснения происходящего, и попытки окончательно выяснить ситуацию. В этом документе встречаются прямые жалобы на воевод пограничных городов (Белгорода и других), которые, по его сведениям, побуждали Пушкаря действовать и обещали ему помощь. Выговский добивался, чтобы они были наказаны за это. Характерно, что Выговский добивался и того, чтобы его послы могли вести переговоры непосредственно с царем, чтобы выяснилась недостоверность фальшивых сообщений и слухов о его намерениях. Еще сильнее, чем ранее, гетман настаивал на том, чтобы царь не принимал посланцев его противников и подвергал их наказаниям, конкретно речь шла о суровом наказании посла от Пушкаря — Ивана Искры, которого гетман считал одним из главных бунтовщиков. Этому требованию он придавал столь большое значение, что снова повторил его в письме к Г. Лесницкому[1391].
Однако личные переговоры послов с царем не состоялись, на просьбу о наказании воевод царь не ответил, подвергнуть наказанию Искру он не пожелал, «хотя междоусобие успокоить и привести на то без крове», как было сказано Г. Лесницкому[1392]. Неудивительно, что, как увидим далее, результаты переговоров вызвали раздражение Выговского и определили его решение искать внешней поддержки в другом месте.
Первым шагом в этом направлении было соглашение с Крымом, которое было окончательно оформлено, когда выяснилась безрезультатность (с точки зрения гетмана) миссии Б.М. Хитрово. Возможно, первоначально, заключая такое соглашение, Выговский руководствовался теми соображениями, которыми он объяснял необходимость его заключения русским политикам, но он явно лукавил, утверждая, что по соглашению татары обязывались не вести войны с Россией. После вхождения Войска Запорожского в состав Русского государства Крым считал Россию главным противником, угрожающим самому существованию ханства, и последовательно поддерживал Речь Посполитую, видя в ней союзника в борьбе с Россией. Таким образом, соглашение с Крымом неизбежно вовлекало Войско Запорожское в орбиту польской политики[1393]. Дополнительным толчком послужили все более четко обозначавшиеся попытки русского правительства ограничить автономию гетманства. Отсюда появление расчетов на то, что эту автономию удастся сохранить, вступив в соглашение с разоренным, ослабленным многолетней войной Польско-Литовским государством. В этом плане характерно свидетельство, записанное со слов участника начавшихся украино-польских переговоров каштеляна смоленского К. Евлашевского, что казаки требуют, чтобы на территории гетманства «всяким высоким урядникам быть у них из них из черкас»[1394]. В этом нельзя не видеть реакцию на планы посылки воевод в украинские города.
Уже М.С. Грушевский, анализируя разнообразные источники, пришел к выводу, что до марта 1658 г. гетман Выговский (и власти гетманства в целом) не предпринимали каких-либо серьезных шагов по пути сближения с Польско-Литовским государством[1395]. К аналогичным заключениям пришли и современные исследователи[1396]. В пользу этой точки зрения можно привести некоторые дополнительные данные. Так, еще 11 марта 1658 г. Ян Казимир жаловался на нападения казаков на земли Короны и Литвы, на то, что, несмотря на заключение перемирия, они разоряют Пинский повет. Король заявлял, что литовское войско будет вынуждено дать отпор, и просил, чтобы царь заставил казаков соблюдать мир и уйти с этой территории[1397].
Для понимания общей ситуации, в которой начались первые польско-украинские переговоры, важно отметить, что возвращение Войска Запорожского в состав Польско-Литовского государства в первые месяцы 1658 г. рассматривалось как одна из главных задач его внешней политики. В Запорожском Войске видели важного союзника в случае начала войны с Россией. Путь к этому в планах и королевского двора, и ведущих представителей политической элиты шел через заключение соглашения с Войском Запорожским. На заседаниях конвокации сенаторов в Варшаве в феврале-марте 1658 г. большинство ее участников высказалось за поиски соглашения с казаками[1398]. В таких условиях предпринятые украинскими политиками поиски контактов должны были встретиться с самой живой реакцией Польско-Литовской стороны.
Серьезные переговоры о соглашении, которое определяло бы условия возвращения Войска Запорожского в состав Речи Посполитой, начались с приездом в марте 1658 г. на западную границу гетманства полномочного представителя гетмана, переяславского полковника Павла Тетери. К сожалению, главным (едва ли не единственным) источником по истории переговоров служат донесения и другие письма контрагента Тетери — Станислава Казимира Беневского, каштеляна Волынского. Официальной целью миссии П. Тетери было урегулирование пограничных конфликтов, но в действительности речь пошла о гораздо более важных вещах. О том, что обсуждалось на первом этапе переговоров, дает понятие донесение С.К. Беневского, относящееся, по-видимому, к марту 1658 г.[1399]. Судя по содержанию письма, на переговорах обсуждался, прежде всего, план совместных действий против России. План этот, исходивший, по словам Беневского, от украинской стороны, предусматривал скорое заключение мира между Речью Посполитой и Швецией, хотя бы с ущербом для первой, обеспечение сотрудничества с ханом, который должен был выслать войска в поле, не дожидаясь выступления союзников, наконец, Речь Посполитая должна была вывести в поле значительные военные силы, в связи с этим Беневский просил короля уже теперь разослать универсалы о созыве посполитого рушения.