Из письма также видно, что Тетеря приложил немалые усилия, чтобы побудить польско-литовских политиков к войне с Россией. Он не только рассказал о тех планах войны с Польско-Литовским государством, о которых сообщал участникам рады в Переяславе Б.М. Хитрово, но и добавил к этому явно не соответствующие истине утверждения, что царь стремится заключить не только мир, но и союз со Швецией, чтобы разделить между союзниками Речь Посполитую так, чтобы разграничительная линия проходила по Висле.
Все это создает впечатление очень далеко зашедшего польско-украинского политического сближения, направленного против России. Однако следует отметить, что эти предложения и высказывания исходили от Павла Тетери, главы пропольского течения в рядах казацкой верхушки, готового, как отмечал в свое время М.С. Грушевский, идти по пути сближения с Польшей подчас гораздо дальше, чем того хотели бы другие полковники и гетман Выговский[1400]. В письме обращает на себя внимание, что, ручаясь за «верность» Тетери, Беневский не решился высказать ту же уверенность относительно гетмана. Не ручался за то, что гетман будет следовать предложенному плану, и сам Тетеря.
В апреле предполагался созыв «комиссии» в Дубно на Волыни. Помимо приведенных выше свидетельств русских источников об этом говорит и текст письма С.К. Беневского П. Сапеге[1401]. Король даже приказал идти туда не только коронному, но и литовскому войску[1402]. Однако это вызвало резкие возражения с украинской стороны и до созыва «комиссии» в Дубно дело не дошло[1403]. Никаких крупных военных сил на границе с гетманством не было сконцентрировано. Е. Любомирский с неудовольствием писал С.К. Беневскому 16 мая н. ст., что двор решил направить все войска отвоевывать у шведов крепости в Пруссии, а на Украине остается только легкая кавалерия без пушек, которая не сможет сражаться с «огнистым» русским войском[1404]. Возможно, отказ от предложенного в марте плана действий был связан с тем, что украинская сторона при последующих контактах не проявила желания вести войну с Россией. В том же письме Е. Любомирского читаем, что представители украинской стороны предлагают Речи Посполитой заключить мир и со Швецией, и с Россией[1405]. В этой связи следует отметить, что в первой редакции польско-украинского соглашения, составленной в Гадяче в сентябре 1658 г., предусматривалось, что в случае войны между Россией и Речью Посполитой Войско Запорожское в ней участвовать не будет[1406].
Еще в середине мая великому гетману литовскому П. Сапеге было неясно, привели ли переговоры с Выговским к какому-либо определенному результату. Лишь 20 мая из военного лагеря под Полтавой Иван Выговский написал Беневскому, что старшина выражает готовность подчиниться своему «природному пану», что он дал Тетере все полномочия для заключения соглашения и что никакие возможные обещания с русской стороны не приведут к изменению его позиции[1407]. Тогда же грек Феодосий Томкевич, выполнявший важные дипломатические поручения гетмана, был направлен к Карлу Густаву предложить ему заключить мир с Речью Посполитой и заявить, что в противном случае Войско Запорожское примет участие в войне на польско-литовской стороне[1408]. С этого момента все русские планы, связанные с участием Войска Запорожского в войне с Речью Посполитой, стали нереальными.
Письма Беневского содержат объяснение, почему продолжавшиеся столь долго важные переговоры остались фактически неизвестными русскому правительству. Переговоры протекали в обстановке большой секретности, когда сведениями о них на обеих сторонах располагал лишь узкий круг политиков. Для сохранения секретности были две важные причины. Одна из них была связана со стремлением скрыть факт ведения таких переговоров от русского правительства, чтобы оно не могло помешать заключению соглашения[1409]. Другая состояла в том, что момент был неподходящим, чтобы объявлять о намерениях казацкой верхушки вернуться в состав Речи Посполитой. Хотя гетман Выговский и поддерживавшая его старшина сильно нуждались во внешней поддержке для борьбы с противниками, они не могли использовать для этого польские войска. В апреле 1658 г. Выговский объяснял С.К. Беневскому, что не следует посылать войска к реке Горыни, являвшейся одной из разграничительных линий между Войском Запорожским и Речью Посполитой, так как это обязательно вызвало бы возмущение народа[1410]. В той напряженной ситуации, которая сложилась на Украине весной 1658 г., сообщения о переговорах гетмана с «ляхами» могли вызвать массовый переход казачества на сторону полтавского полковника.
Хотя перемены в украинской политике были, как видим, весьма значительными, русское правительство весной — в начале лета 1658 г. о них не знало и в своих планах продолжало исходить из того, что с началом военных действий казацкие полки присоединятся к русской армии. Объяснялось это, в первую очередь, секретностью, которой были окружены польско-украинские переговоры.
Иной оказалась судьба возникшего весной 1658 г. проекта сепаратного русско-литовского соглашения. Его авторы постарались поскорее поставить в известность о его существовании русское правительство.
В политической жизни Польско-Литовского государства большое значение придавалось съезду сенаторов, собравшемуся в Варшаве в феврале — начале марта 1658 г. На нем должны были быть определены дальнейшие пути не только внутренней, но и внешней политики страны. Значение съезда сами его организаторы подчеркивали тем, что призвали к участию в его работе и выборных шляхетских послов. Особое значение придавали съезду и его решениям в Великом княжестве Литовском. Неслучайно в работе съезда приняли участие представители шляхты даже от целого ряда поветов, занятых русскими войсками[1411].
Для литовских магнатов и шляхты главным было возвращение их владений, занятых русскими войсками во время военных кампаний 1654–1655 гг. Конечно, можно было бы пытаться вернуть их силой, но это не обещало гарантированного успеха, война была бы длительной[1412] и привела бы к полному опустошению их и без того разоренных земель. Гораздо более предпочтительным было бы получить их обратно мирным путем в обмен на избрание Алексея Михайловича будущим польским королем, преемником Яна Казимира. Если королевская пара к началу 1658 г. поставила крест на планах соглашения с Россией, то среди политической элиты Речи Посполитой было достаточно много людей, полагавших, что можно добиться избрания царя на польский трон на условиях польско-литовской стороны. В этом убеждает содержание брошюр, изданных сторонниками избрания царя в начале 1658 г. В одной из них говорилось о том, что избрание царя приведет к восстановлению связи между Польским королевством и Литвой и казаки вернутся к повиновению. В другой говорилось о том, что царь готов вернуть Речи Посполитой завоеванные земли, согласен на переход его сына в католицизм и готов отдать его на воспитание в Польшу[1413]. Подобные взгляды, по-видимому, были особенно характерны для магнатов и шляхты Великого княжества Литовского.
От съезда ожидали решений, которые обеспечили бы заключение такого соглашения. Однако эти ожидания не оправдались. Правда, было принято решение о созыве 24 июня 1658 г. сейма, на котором был бы рассмотрен вопрос об избрании Алексея Михайловича на польский трон, но у литовских политиков были серьезные основания для сомнений в том, что сейм примет по этому вопросу положительное решение. На съезде целый ряд коронных сенаторов выступали за заключение мира со Швецией и возобновление войны с Россией и воеводе познанскому и некоторым другим сенаторам было поручено подготовить инструкции для мирных переговоров с Карлом Густавом. Обращение послов Жемайтии и Троцкого воеводства с просьбой скорее заключить мир с Россией осталось без ответа. Наконец, 14 марта н. ст. на съезде было принято решение вступить в переговоры с гетманом Выговским и направить к нему представителей с проектами соглашения о возвращении Войска Запорожского под власть Речи Посполитой. Чтобы оказать Выговскому поддержку, было также решено направить к границам гетманства коронные и часть литовского войска во главе с П. Сапегой[1414].
Все это было проявлением политического курса, предполагавшего в сравнительно близком будущем войну с Россией. По отношению к этому государству были приняты решения тянуть время, обещая царю его избрание на польский трон, пока не будет заключен мир со Швецией и не будет обеспечено участие в будущей войне Войска Запорожского. Вскоре по окончании конвокации стало известно о капитуляции Дании в феврале 1658 г. Шведская армия приобрела свободу действий, и можно было ожидать ее нового появления в Пруссии. В этих условиях было сомнительно, что в близком будущем удастся заключить мир со Швецией на условиях, приемлемых для Речи Посполитой. В возможность же прочного соглашения с казаками литовские политики не верили. Отсюда их резкое недовольство принятыми решениями. Сохранилось свидетельство, что на самом съезде литовские гетманы П. Сапега и В. Госевский, выступая, очевидно, от имени всех представителей Великого княжества, выразили несогласие с такой политической линией[1415]