сением крупного набега татар на южные границы. Очевидно, несмотря на заверения о своей лояльности, Выговский перестал пользоваться полным доверием русских политиков. Он, правда, обещал отослать татар, но И. Апухтин сообщал, что гетман разрешил «охочим людям» участвовать в походе хана, а, как узнал другой посланец царя П.Д. Скуратов, гетман намерен послать для участия в этом походе двух полковников «с ратными людми»[1502]. Все это показывало, что, несмотря на то, что восстание подавлено, Выговский не собирается разрывать свои связи с Крымом.
В Москве, надо думать, обратили внимание на то, что обоим воеводам, В.Б. Шереметеву и Г.Г. Ромодановскому, несмотря на полученные ими инструкции, так и не удалось встретиться с Выговским. Когда Шереметев, приехавший в Киев 17 июня, предложил гетману «с полковниками и с начальными людми» приехать к нему «для договору», Выговский ответил, что вынужден ехать на южную границу, так как опасается нападения османских войск[1503], а Ромодановский с неудовольствем докладывал царю, что он обращается «беспрестани» к гетману с предложением о встрече, но гетман «пишет о малых своих делех, а о твоих, великого государя, делех и ни о каких вестях ничего не пишет»[1504]. Доверие к Выговскому было серьезно ослаблено, но все же в Москве, судя по распоряжениям, посланным Г.Г. Ромодановскому, надеялись на лучшее.
В начале июля завязались первые дипломатические контакты между представителями России и Речи Посполитой. Хотя было ясно, что до принятия сеймом соответствующих решений комиссары Речи Посполитой не будут в состоянии вести серьезных переговоров, Ян Казимир и его советники хорошо понимали, что не следует дать возможности русским политикам обвинить другую сторону в срыве мирных переговоров. Поэтому, не дожидаясь созыва сейма и его решений, он назначил 22 мая н. ст. представителями Речи Посполитой на переговорах епископа виленского Яна Завишу, гетманов Павла Сапегу и Винцента Госевского, плоцкого воеводу Яна Красинского, референдаря и писаря Великого княжества Литовского К. Бжостовского и старосту грабовецкого Станислава Сарбевского[1505]. В составе делегации, как и в конце 1656 г., преобладали представители Великого княжества. Они должны были направиться на место переговоров и завязать переговоры с русскими послами еще до того, как получат соответствующие инструкции от сейма.
Понимая, что снаряжение в дорогу такой представительной делегации потребует времени, Ян Казимир предпринял другой важный шаг. 18 июня н. ст. он дал полномочия для переговоров с Россией о мире и союзе против шведов В. Госевскому[1506]. Находясь недалеко от Вильно, он мог начать переговоры с русскими великими послами еще до того, как к месту переговоров смогут прибыть комиссары.
Действительно, 5 июля к великим послам прибыл гонец от комиссаров с сообщением, что они находятся в Бресте, где ждут приезда С. Сарбевского[1507], но в тот же день послов посетил и гонец В. Госевского М. Скорульский с важными предложениями от гетмана[1508]. Гетман предлагал великим послам встретиться с ним под Ковно, в 70 верстах от Вильно[1509]. Одновременно гонец обратился к великим послам от имени гетмана с целым рядом просьб. Просьбы эти были связаны с трудным положением литовских войск в Ливонии.
Заключение перемирия с Россией о прекращении военных действий шведские власти в Ливонии стремились использовать, чтобы вытеснить литовские войска из занятых ими ливонских замков. А.Л. Ордин-Нащокин пытался помешать этому. Извещая шведские власти в Риге о заключении перемирия, воевода написал, что действие перемирия распространяется и на литовцев, так как они «ныне царского величества под высокою рукою стоят»[1510]. Однако шведские власти с такой интерпретацией соглашения о перемирии не согласились. 2 июня 1658 г. М. Делагарди сообщил воеводе, что шведские военачальники намерены изгнать со своей территории литовские войска и уже осадили Вольмар и Рунеборг. М. Делагарди требовал от воеводы, «чтоб в том от тебя помощи не было». М. Делагарди обратился и прямо к царю, жалуясь на то, что Ордин-Нащокин «ищет того, чтоб ему помочь учинить полским людем»[1511]. Пересылая «лист» графа Магнуса в Москву и предлагая сообщить о нем литовским послам, чтобы они у царя «от шведов обороны искали», Ордин-Нащокин одновременно сообщал, что он прилагает старания, чтобы «частыми ссылками» удерживать «свейских людей от войны»[1512]. Об этом «безпрестанно» просил воеводу, по его словам, и гетман Госевский[1513]. По-видимому, воевода был готов, не ограничиваясь дипломатическими шагами, оказать и прямое содействие литовским военачальникам. Во всяком случае, гетман Госевский в своем письме благодарил его за то, что Ордин-Нащокин «людми и хлебом Волмерскую восхотел воспомочь»[1514]. Представляется поэтому совершенно неслучайным, что 19 июня губернатор Риги потребовал от Ордина-Нащокина, чтоб тот «через Двину в Лифлянты литовским людем переходить не дал, в Волмер и иные городы… помочи им не чинил»[1515]. Такие шаги воеводы, как увидим далее, создали ему в глазах шведов репутацию политика пропольской ориентации, что, конечно, затрудняло для него ведение мирных переговоров со шведами.
Гетману Госевскому было недостаточно благожелательного отношения Ордина-Нащокина. Более серьезного содействия он рассчитывал добиться от великих послов. Его посланец просил послов от имени гетмана, чтобы они «против шведа учинили помощь, послали ратных людей на посилок» и чтобы они приказали А.Л. Ордину-Нащокину снабдить города, занятые литовскими войсками в Ливонии, «хлебными запасами». Одновременно гетман принес жалобу на то, что «Офонасеи Нащокин» «письмом своим обнадежил», что действие соглашения о перемирии распространяется и на Литву, а тем временем шведские войска, пройдя через Курляндию, вторглись в Жемайтию[1516]. Предпринимая такие шаги, гетман добивался не только облегчения положения своих войск в Ливонии. Он явно стремился также вызвать конфликт между Россией и Швецией и помешать заключению мирного соглашения между ними. В переговорах с великими послами он, однако, потерпел неудачу.
Если А.Л. Ордин-Нащокин вел себя так, как, если бы русско-литовское соглашение уже было заключено, то великие послы держались другой точки зрения. Они заявили посланцу гетмана, что, когда литовцы «Великим княжеством Литовским всем учинятца под государевою высокою рукою в подданстве», тогда «их» царь «от неприятелей боронить учнет»[1517]. Действия А.Л. Ордина-Нащокина вызвали у них удивление и они просили передать им «писмо», в котором воевода Царевичева Дмитриева сообщал литовцам, что перемирие со шведами распространяется и на них[1518]. Для встречи с Госевским ехать под Ковно великие послы отказались, предложив встретиться недалеко от Вильно[1519].
Так как на гетмана была возложена обязанность начать переговоры о мире до приезда комиссаров, то, добиваясь встречи, он проявил настойчивость. 12 июля его новый посланец С. Венславский предложил послам встретиться в Мусниках, в 6 милях от Вильно. Посланец объяснял, что гетман не может удалиться от войска, так как шведские войска высадились с кораблей в Жемайтии и бои со шведским десантом идут в 12 милях от резиденции гетмана — Кейдан, «а другое войско от Риги готовитца»[1520]. Послы, однако, снова предложили встретиться под Вильно[1521]. Гетман Госевский расценил это как проявление пренебрежения и жаловалсяна поведение послов и А.Л. Ордину-Нащокину и самому царю Алексею Михайловичу[1522].
Одновременно начались сношения между великими послами и собиравшимися в дорогу комиссарами. После того, как гонец Ян Пацына прибыл к ним с грамотой от комиссаров, великие послы некоторое время обдумывали ответ, и 16 июля с этим ответом к комиссарам был отправлен гонец Федор Отраслев. Послы, действуя в соответствии с наказом, настоятельно просили комиссаров прибыть под Вильно к 20 июля, «и дале тово проволоки не учинить»[1523]. Еще до того, как Ф. Отраслев вернулся, 23 июля от комиссаров прибыл новый гонец Ян Шебель. Комиссары заверяли, что отправляются в дорогу («за несколько дней отсюда выехав, поспешатца будем»), и просили их подождать[1524]. Ответ послов был очень жестким. Они соглашались ждать лишь «немногие дни июля месяца». «А буде вы к Вильне, — говорилось в грамоте, — вскоре на съезд не будете, и мы ждать и описываться с вами не учнем и из Вильны поедем»[1525]. Из пояснений гонца было известно, что отпускавшие его с грамотой комиссары Ян Завиша и Киприан Бжостовский находятся еще в Варшаве[1526]. Ясно было, что к 30 июля они не смогут приехать к Вильно. Тем самым, руководствуясь наказом, послы вели дело к