В основе посланных комиссарам инструкций лежали инструкции, врученные польским комиссарам перед переговорами 1656 г. Можно говорить лишь о двух небольших новшествах. На царя налагалось обязательство вскоре после своего избрания организовать переговоры о воссоединении церквей. Внесение этого условия должно было ослабить оппозицию со стороны католической иерархии. Кроме того, Смоленская земля до коронации и вступления Алексея Михайловича на польский трон могла остаться в руках царя с тем, чтобы шляхтичи — граждане Речи Посполитой и католическая церковь сохранили бы здесь свои владения. Это установление должно было быть определенной гарантией для царя, что Речь Посполитая после смерти Яна Казимира выполнит условия соглашения[1549].
Царю, следовательно, снова предлагалось в обмен за возведение в будущем на польский трон вернуть Речи Посполитой все земли в Великом княжестве Литовском и отказаться от патроната над Войском Запорожским. Это была попытка мирным путем вернуть магнатам и шляхте Великого княжества их земли, что соответствовало пожеланиям литовцев. Познанский воевода Ян Лещинский писал 7 августа С.К. Беневскому — представителю Речи Посполитой на переговорах с Выговским, что он предпочел бы заключить сначала соглашение с казаками, а не с Россией, но литовцы угрожали, если не будут начаты мирные переговоры, заключить сепаратное соглашение с царем, и в этом их поддержало литовское войско[1550]. Миссия Саковича сыграла, по крайней мере, ту роль, что благодаря ей литовцы добились на сейме благоприятных для себя решений.
Было еще две важных причины, по которым послы и сенаторы из Короны нашли нужным пойти навстречу представителям Великого княжества. Во-первых, не обрисовывались перспективы приемлемого для Речи Посполитой мирного соглашения со Швецией. Карл Густав требовал признания за ним прав на Ливонию и Курляндию и на этих условиях соглашался вернуть Речи Посполитой занятые шведами прусские города. Однако при этом Речь Посполитая должна была выплатить 4 миллиона талеров контрибуции, а до ее выплаты такие прусские города, как Мальборк, Эльблонг, Глова в устье Вислы, позволявшая блокировать Гданьск, должны были оставаться под шведской властью[1551]. «Я думаю, что мы заключим договор с царем, потому что король Швеции отстается твердым в своих неразумных предложениях», — писал 18 августа н. ст. из Варшавы секретарь королевы Пьер де Нуайе[1552]. Во-вторых, сообщения возвращавшихся из Москвы польских гонцов убеждали политиков Речи Посполитой в том, что царь согласится заключить мир на тех условиях, которые предлагают литовцы. Первый такой гонец, С. Халецкий, находился в Москве во второй половине марта 1658 г.[1553]. С какими сведениями он вернулся, позволяет судить письмо П. де Нуайе из королевской ставки от 2 июня н. ст. Царь, — сообщал гонец, — очень желает мира и, если его изберут преемником польского короля, готов отдать все, что он занял, и завоевать для Речи Посполитой Ливонию[1554]. Другой гонец, Е. Беницкий, побывал в Москве в середине июня 1658 г.[1555]. Он привез еще более обнадеживающие сведения. По его сообщениям, войска, стоящие под Вильно, не могут рассчитывать на подкрепления, так как идет большая война с татарами и калмыки, соединившись с ними, уже разбили немалую часть русской армии; царь хочет мира и уже готов уступить Смоленск[1556]. Отнесясь с доверием к этим сообщениям, король и его советники полагали, что на мирных переговорах удастся заключить мирное соглашение на условиях, предложенных польско-литовской стороной, а также договориться о совместных действиях против шведов[1557]. Все это делало возможным и мирное установление польско-литовского протектората над Войском Запорожским с согласия царя[1558]. Реальная позиция русской стороны, как показано выше, была совсем другой, и задуманный план основывался, по существу, на ложных предпосылках, но как бы то ни было, решение сейма об избрании Алексея Михайловича польским королем было принято и это не могло не оказать влияния на развитие отношений между Россией и Польско-Литовским государством.
Первые известия о решениях сейма доставил великим послам возвращавшийся из Варшавы гонец Л. Иванов 29 июля[1559]. Так как он был отпущен королем еще до принятия сеймом соответствующих решений, о них и не говорилось ничего в королевской грамоте, которую вез гонец. Однако уже в дороге ему удалось собрать некоторые сведения[1560]. Он выяснил, что сейм принял решение об избрании Алексея Михайловича, узнал и некоторые условия, которые будут ему предлагать: «Прав и вольностей ни в чем не нарушить и в вере никакой тесноты не чинить, а войску всему… заплату дать на год». Особенно важным было сообщение: «А Смоленеск и иные литовские городы по смерть владеть Яну Казимиру королю». Это сообщение никак не могло вызвать у «великих» послов надежды на благоприятный исход мирных переговоров.
По сообщениям гонца, решения об избрании царя добились литовцы, «а корунные… хотели было помиритца с шведом». В Варшаве, по его словам, все хотят мира с Россией и носятся с планами войны со Швецией, чтобы «идти посполу (вместе) царского величества ратным людем от Риги, а королю морем». Некоторые из собеседников говорили гонцу, что «буде государь Смоленск отдать не укажет, и королю б доступить Риги и владеть Ригою». Эти сообщения указывают на среду, с которой гонец общался, — круг людей, связанных с гетманом Госевским. К этой же среде ведет и его утверждение, что «толко б не канцлер Патц и у них бы сейму и долго не было». Гораздо более неопределенными были сообщения, которые привез 2 августа ездивший к комиссарам гонец Федор Отраслев. Гетман Сапега сообщил ему, что комиссарам даны все необходимые полномочия для заключения договора, а на сейме «положили на том, что на Коруну Полскую обрать великого государя и государя царевича», нужно только заключить договор о «межах»[1561]. Еще одно сообщение от князя Яна Огинского принес послам 4 августа наместник Виленского Духова монастыря Данило Дорофеев: на сейме приняли решение заключить мир с Россией при условии, чтобы царь «изволил поступитца по Ивату реку»[1562]. И это сообщение не могло вызвать надежд на благоприятный исход переговоров.
Тем временем прошел назначенный в наказе срок для начала мирных переговоров — 30 июля. В письме комиссаров, которое привез Ф. Отраслев, указывалось, что они получили все необходимые полномочия и выезжают под Вильно, но не указывалось, к какому времени следует ожидать их прибытия[1563].
4 августа послов посетил кн. Ю.А. Долгорукий, сообщивший, что у собравшихся под Вильно ратных людей кончаются запасы и есть опасность, «чтоб не побрели в рознь». Если войско и дальше будет стоять без дела, то «великого государя делу поруха учинитца от них, великих и полномочных послов», так как «осеннее время наступит, и ему в войну идти будет поздно»[1564]. В итоге было принято решение «с полскими комиссары не съезжатца» и начать военные действия[1565]. К комиссарам была отправлена грамота, в которой констатировалось, что комиссары и к 5 августа не прибыли и тем самым нанесли «бесчестье» отправившему послов царю, и Алексей Михайлович «терпети за то не будет». «И что за то учинитца, — писали они комиссарам, — и то будет с вашие проволоки»[1566]. По-видимому, еще ранее, используя свои полномочия, послы разослали в воеводства и поветы грамоты о созыве «посполитого рушения» — дворянского ополчения, которое должно было присоединиться к армии Ю.А. Долгорукого[1567].
Как докладывал позднее царю Ю.А. Долгорукий, 7 августа войско двинулось из-под Вильно к Ковно, чтобы идти оттуда в Жемайтию[1568]. Так определилась цель военной кампании — занятие Жемайтии. Тем самым задача подчинения русской власти всего Великого княжества Литовского была бы решена и на будущих мирных переговорах пришлось бы иметь дело только с представителями Польского королевства. Вместе с тем задуманный в Москве план был выполнен не полностью. Как показывает переписка с гетманом Выговским и Г.Г. Ромодановским, одновременно с наступлением Ю.А. Долгорукого на севере — в Жемайтии планировался удар русских и казацких войск на юге в районе Гродна. Этот удар должен был связать действия армии Павла Сапеги и не дать ей оказать помощь войску В. Госевского в Жемайтии. От организации наступления из района Гродно в Москве не отказывались, но планировали осуществить его в более позднее время. В этом плане начало военных действий, на котором настоял Долгорукий, в начале августа не вполне соответствовало планам правительства. За день до выступления армии Ю.А. Долгорукого в поход, 6 августа, выехали из Вильно великие послы[1569]. Ехавшие к Вильно комиссары Речи Посполитой уже не застали там русских великих послов, их попытка в отсутствие послов вступить в переговоры с Ю.А. Долгоруким не привела к успеху. Ю.А. Долгорукий предложил встретиться в Ковно, если они согласны уступить царю оставшиеся земли Великого княжества Литовского. Комиссары были вынуждены вернуться в Слоним