Разрыв переговоров совпал по времени с активизацией деятельности шведских войск в Ливонии, где они осадили польский гарнизон в Вальмиере, и это вынудило Госевского искать поддержки против шведов на русской стороне. 2 августа сын А.Л. Ордина-Нащокина Воин сообщил отцу, что к нему приехал посланец гетмана с просьбой дать ему «струбы» для переправы войска через Западную Двину, «чтоб от свейских людей выручить Волмер»[1571]. Тогда же гетман отправил к «великим» послам другого посланца, ковенского стольника Яна Игнатовича. Посланец должен был просить помощи против шведов и чтобы великие послы предложили А.Л. Ордину-Нащокину помочь литовскому войску перейти Двину[1572]. В сложившихся условиях миссия закончилась полной неудачей, великие послы отказались принять Игнатовича.
Положение литовского войска в Жемайтии стало опасным. С одной стороны ему угрожали шведы, с другой — войска Ю. А. Долгорукого. Когда русская армия пришла в район Ковна, местная шляхта во главе с хорунжим М. Скорульским, недавним посланцем гетмана В. Госевского к великим послам, принесла присягу царю. 20 августа армия перешла реку Вилею, Ю.А. Долгорукий сообщал царю о своем намерении идти к Кейданам, резиденции Госевского[1573]. Гетман пытался избежать опасности, прибегая к дипломатии. 20 августа н. ст. он обратился к царю с письмом, отосланным к Воину Нащокину, жалуясь на действия великих послов, без всяких причин разорвавших переговоры. Он убеждал царя, что планы его возведения на польский трон реальны, так как претендовавший ранее на польский трон император «от того предсевзятия своего уступил», не выступают против его избрания и другие европейские правители[1574]. 15 августа посланец гетмана Ю. Суходольский обратился к самому Долгорукому. Он убеждал от имени гетмана русского главнокомандующего, что именно соглашение с Речью Посполитой, когда царь вступит на польский трон, принесет России гораздо больше выгод, чем мир со Швецией. Госевский выражал готовность начать с русским командующим переговоры о мире[1575].
Вместе с тем в Речи Посполитой не ограничивались дипломатическими средствами. Задуманный здесь план военных действий канцлер К. Пац изложил в письме к комиссарам от 10 сентября н. ст.[1576]. На помощь Госевскому должен был направиться со своей армией Павел Сапега, и ему были посланы универсалы о созыве дворянского ополчения — «посполитого рушения» «в завоеванных и не завоеванных краях». Предполагали, что войска Сапеги смогут зайти в тыл армии Долгорукого, так что она окажется зажатой между двумя литовскими армиями. В Варшаве рассчитывали, что поражение, нанесенное армии Долгорукого, заставит русских представителей сесть за стол переговоров.
Важная особенность посланного комиссарам документа заключалась в том, что при ведении военных действий против русских вооруженных сил важное место отводилось Войску Запорожскому. В Варшаве даже считали, что гетман Выговский с казацкими полками уже начал на Украине военные действия против Г.Г. Ромодановского и В.Б. Шереметева. На территории Великого княжества Литовского важную роль должен был сыграть располагавшийся на территории Юго-Восточной Белоруссии полк Нечая. Нечай должен был занять переправы и помешать идущим из России войскам присоединиться к армии Долгорукого.
Таким образом, во внешней политике Речи Посполитой в начале сентября 1658 г. обозначился резкий переход от поисков мирного соглашения к поискам силовых решений. Такие перемены лишь отчасти были связаны с поведением русской стороны, прервавшей мирные переговоры, большее значение имело влияние других факторов. Так, к началу сентября 1658 г. закончился период неопределенности в польско-шведских отношениях. В середине августа 1658 г. Карл Густав напал на Данию, поставив своей целью полное завоевание этой страны. После успешного исхода первой военной кампании против Дании зимой 1657/8 г. такая перспектива казалась совсем реальной, и это вызывало серьезные опасения у польских политиков. Королева Людовика Мария писала курфюрсту, что нападение на Данию доказывает, что шведы продолжают осуществлять свой замысел создания империи на Балтийском море, власть которой распространялась бы на все порты на Балтийском побережье. Став хозяином Дании, Карл Густав, по ее мнению, должен был вернуться, чтобы утвердить свою власть над прусскими портами[1577]. Эти опасения относились все же к будущему, а в настоящем начало новой датско-шведской войны означало, что в ближайшие месяцы можно не опасаться неожиданного появления главных сил шведской армии ни в Пруссии, ни в Ливонии. Играли определенную роль и надежды на восстание шляхты, недовольной русской властью. В том же письме Людовика Мария выражала свое убеждение, что с приходом армии Сапеги вся литовская шляхта восстанет против «московитов»[1578].
Однако, как видно из содержания разработанного в Варшаве плана военных действий, на позицию польского правительства главное влияние оказали те неблагоприятные для русских внешнеполитических планов перемены в русско-украинских отношениях, которые пока еще оставались неизвестными для русского правительства.
Как было показано выше, в поведении казацкой верхушки в конце мая 1658 г. обозначился резкий поворот, она проявила готовность перейти под протекторат Речи Посполитой и выступить на ее стороне против России. Начатые весной 1658 г. переговоры о заключении польско-украинского соглашения были продолжены на новой встрече С.К. Беневского с Тетерей[1579]. Результатом переговоров стал проект соглашения, подготовленный к началу июля 1658 г.[1580]. Вопрос об отношениях с Войском Запорожским обсуждался на сейме 1658 г. Из числа сенаторов и послов была образована комиссия, которая должна была дать инструкции польско-литовским комиссарам, С.К. Беневскому и К. Евлашевскому, которые должны были выехать к Выговскому для выработки окончательного соглашения. Находившийся в Варшаве К. Евлашевский направился с этими инструкциями к С.К. Беневскому в начале августа[1581]. 4 августа гетман снова писал Яну Казимиру о своем желании и стремлении привести Войско Запорожское под власть короля. Одновременно он заявлял о своей готовности сесть на коня и вести войну против «неприятелей» Речи Посполитой, «особенно Москвы»[1582]. Такие заявления давали серьезные основания для надежд, что в случае войны Войско Запорожское выступит на польско-литовской стороне. К началу сентября, когда К. Пац писал свое письмо комиссарам, в Чигирин прибыли комиссары Речи Посполитой уже для заключения предварительного договора между Польско-Литовским государством и Войском Запорожским[1583].
Параллельно с контактами между Чигирином и Варшавой шли непосредственные переговоры между польскими властями и «белорусским» полковником Нечаем. 27 августа н. ст. 1658 г. королева Людовика Мария сообщала своему союзнику курфюрсту, что «другой предводитель казаков», который занимает земли на территории Великого княжества Литовского, предложил королю свою службу против всех врагов без исключения[1584]. Он обещал вывести в поле 20-тысячное войско[1585]. На раде сената 31 августа было принято решение взять войско Нечая на королевскую службу[1586]. В письме, отправленном своим знакомым секретарем королевы Пьером де Нуайе 8 сентября н. ст., уточняется, что накануне он подписал распоряжение казакам выступить в поход против русских войск[1587].
Хотя, как уже отмечалось выше, переговоры носили секретный характер и в них был посвящен достаточно узкий круг участников, полностью сохранить их в тайне не удалось, тем более, что литовцы, которым это соглашение не нравилось, не считали нужным сохранять в тайне то, что им было известно.
Так, посетивший 30 июня «великих» послов кн. Семен Огинский говорил, что Выговский с реестровыми казаками «хотят пристать х королю»[1588]. Ряд важных сведений 11 июля привез ездивший к П. Сапеге Д. Остафьев. Гетман, называвший в разговоре с гонцом казаков «ворами» и «вероломцами», «не такие люди, что на правде стоять», в доказательство ссылался на письмо Выговского, который сообщал гетману, что он «во многих местех леса позасекал, мосты попортил», так как на него идет русское войско[1589]. Тогда же Д. Остафьев узнал, что к гетману приехал гонец от Выговского, и он, — как сообщал гонец, — его «поставил в ином селе и накрепко приказал, чтоб нам его не видеть»[1590]. Однако через несколько дней ему удалось выяснить, что Выговский договаривается с Сапегой, «чтоб татар от себя не отпустить, идти бы воевать государевы украинские городы». Для заключения соглашения гетмана приглашают приехать в Луцк «не на великие дни». Д. Остафьеву даже удалось раздобыть копию грамоты Выговского Сапеге, где излагались некоторые условия польско-украинского соглашения: 60-тысячный реестр, казацкие послы в сейме, «ляхом николи не быть» «урядниками» в «казацких городех»[1591]