. Важные сведения привез и вернувшийся от Сапеги 2 августа Ф. Отраслев. Сообщая гонцу о решении сейма избрать преемником Яна Казимира Алексея Михайловича, гетман жаловался, что «проволока… болшая тому делу чинилась от гетмана Ивана Выговского, потому что он манил, а хотел учинитца у королевского величества в подданстве, а царскому величеству воровал»[1592]. Все эти сведения, однако, не оказали влияния на русское правительство. По-видимому, в Москве продолжали рассматривать такие сообщения как очередную попытку испортить отношения между русской властью и Войском Запорожским.
Выговский не выполнил обещаний, данных Апухтину. К Карлу Густаву посла он отправил, но, как показано выше, совсем не с поручением добиваться мира с Россией. Павел Тетеря поехал не в Вильно, а на новую встречу с С.К. Беневским. Нет и каких-либо данных о том, чтобы казацкие полки готовились к походу в Белоруссию. Однако и польские политики, радуя друг друга сообщениями о том, что Выговский уже начал на Украине военные действия против русских войск, выдавали желаемое за действительное. Несмотря на свои заявления, гетман вовсе не стремился по собственной инициативе начинать войну с Россией, не располагая значительной татарской и польской военной помощью. Те военные меры, которые он предпринял и которые дали основание для слухов о начавшейся войне, носили, как увидим далее, оборонительный характер.
Напряженность в русско-украинских отношениях, вызвавшая к жизни эти меры, была связана с действиями Г.Г. Ромодановского. Г.Г. Ромодановский был отправлен в поход для того, чтобы оказать помощь в борьбе с восставшими. Задача эта отпала, так как еще до того, как русские войска подошли к восточной границе гетманства и Г.Г. Ромодановский стал лагерем в Прилуках, восстание было подавлено. Но оставалась сложная проблема, как относиться к спасающимся бегством сторонникам Пушкаря. В наказе, врученном воеводе, поименно указывались предводители бунтовщиков, которых следовало арестовать и, если этого потребует Запорожское Войско, передать на войсковой суд. Перечень предводителей бунтовщиков Г.Г. Ромодановский разослал воеводам пограничных городов с предписанием их арестовать, если они появятся на русской территории. Так был арестован и доставлен к воеводе писарь Пушкаря Степан Лях. Сам воевода арестовал явившегося к нему миргородского полковника Степана Довгаля. 15 июня с отрядом своих сторонников к Г.Г. Ромодановскому явился один из главных руководителей восстания запорожский кошевой атаман Яков Барабаш. Он и сопровождавшие его лица заявили, что лучше им умереть по приказу царя, чем от рук «поганых», то есть татар[1593]. Барабаша Г.Г. Ромодановский арестовывать не стал. «Яков, государь, Барабаш, — писал он царю, — ныне со мною… в полку»[1594]. Никаких пояснений о причинах принятого им решения воевода не сделал, и о них можно только догадываться. Вероятно, воевода относился к Выговскому с гораздо большим недоверием, чем царь и его советники в Москве. Как человека, отвечавшего за оборону южных границ, его не могли не волновать сообщения о союзе Выговского с татарами и приходе на Украину татарских войск. Как увидим далее, Г.Г. Ромодановский настойчиво обращал внимание царя на опасность украинско-татарского союза. Очевидно, в этих условиях ему представлялось целесообразным усилить свою армию за счет «черкас» — противников Выговского. Включенный в состав «полка» Ромодановского Барабаш не вел себя пассивно. Уже в конце июня он стал рассылать универсалы, называя себя гетманом и обещая скорый приход на Украину с русским войском и выборы нового гетмана. На территории, охваченной ранее восстанием, стали собираться отряды сторонников Барабаша, которые начали нападать на сторонников Выговского. В ответ Выговский в начале июля провел мобилизацию ряда левобережных полков, собравшихся около Нежина, чтобы защищать территорию гетманства от возможного нападения[1595]. Если сторонники Барабаша ободряли друг друга известиями, что к ним идут на помощь русские войска, то сторонники Выговского ободряли себя слухами о скором приходе орды. Так, путивльский воевода кн. Григорий Долгорукий сообщал 11 июля о «листе» Выговского миргородскому полковнику, что хан по просьбе Выговского прервал поход в «Венгерскую землю» и скоро придет на помощь Выговскому[1596]. Затем, к середине июля, стали распространяться слухи, что гетман «посылал в Крым по всю орду» и теперь «крымский хан со всеми силами при нем, гетмане, и кочюют около Чигирина». Обеспокоенный такими сообщениями Ромодановский писал царю, что, если татары перейдут Днепр, он намерен «писать во все полки», «чтоб они… шли на помочь» к его войску[1597]. Следует согласиться с мнением исследователей, что этот, разразившийся в июне-июле конфликт ускорил решение Выговского добиться соглашения с Речью Посполитой[1598].
Однако, вопреки надеждам польских политиков, до военных действий на Украине дело не дошло. Обозначившаяся напряженность пошла на убыль, 23 июля Г.Г. Ромодановский получил «указ» царя вернуться с войском в Белгород и 30 числа двинулся туда[1599]. Выговский также не стремился к обострению конфликта. Посланцу В.Б. Шереметева, Рафаилу Корсаку, отправившемуся в Чигирин, чтобы в очередной раз пригласить гетмана в Киев, Выговский сообщил, что намерен прислать к воеводе «лутчих людей дву человек», чтобы узнать у него, «о чем… будет сьезд и договор»[1600]. Посланцу Г.Г. Ромодановского, стряпчему Г. Косагову, вернувшемуся к воеводе 30 июля, он, очевидно, понимая опасения русского военачальника, рассказал, что хан, предотвратив попытки бывшего молдавского воеводы Стефана с помощью Ракоци вернуть себе трон, «пошел на венгерсково Ракоцу войною с турскими людми». В беседе с Косаговым гетман читал ему «лист», якобы полученный из Швеции, о том, что Карл Густав с большим войском «идет к Варшаве войною», и называл шведского короля своим «болшим приятелем»[1601]. Гетман не только не выступал с войском в поход против России, но и явно стремился скрыть от русской стороны свои переговоры с представителями Речи Посполитой. Другому посланцу В.Б. Шереметева, капитану С. Яблонскому, гетман говорил, что, если царь прикажет своим ратным людям отступить и выдать Барабаша и его товарищей, то гетман и войско «и дальше рады стоять за его царское величество против неприятеля, где он укажет»[1602]. Такие высказывания гетмана давали царю и его советникам основания рассчитывать на участие Войска Запорожского в возможной войне с Речью Посполитой. Одно из пожеланий гетмана уже было удовлетворено с посылкой «указа» Г.Г. Ромодановскому о возвращении его в Белгород[1603]. В Москве были готовы удовлетворить и другое его пожелание. 4 августа царь предписал Ромодановскому «Барабаша… держать с великим береженьем, чтоб не ушел» и «дурна какова над собою не учинил»[1604]. Позднее Г.Г. Ромодановскому было послано приказание отправить Барабаша в Киев, чтобы В.Б. Шереметев передал его Выговскому на войсковой суд[1605].
В Москве, по-видимому, склонны были считать наступившие осложнения во многом результатом недоразумений, вызванных присылкой из Речи Посполитой «прелестных листов», в которых утверждалось, что В.Б. Шереметев и Г.Г. Ромодановский посланы на Украину, чтобы вести войну с Войском Запорожским. В особой грамоте, адресованной гетману, Алексей Михайлович в категорической форме опровергал эти утверждения и предлагал гетману созвать свою казацкую старшину и объявить ей об этом[1606]. С грамотой 26 июля был отправлен подьячий Яков Портомоин, который на приеме должен был сказать гетману и полковникам, что царь доволен их службой, жалует и милостиво похваляет[1607]. Тогда же в начале августа гетмана посетил игумен Мгарского монастыря Виктор Загоровский, который передал ему благословение патриарха Никона и от имени патриарха просил сообщить, чем гетман недоволен[1608].
В Москве полагали, что принятые меры приведут к желаемым результатам и возникшие осложнения будут успешно устранены. По-видимому, в середине августа с важной миссией к гетману был отправлен Василий Петр. Кикин[1609]. Царь приказывал выслать двух полковников «в украинные городы» и ждать там «вестей» от Ю.А. Долгорукого, чтобы, когда «великие и полномочные послы с польскими комиссары разъедутца без дела», «полковники б с полки своими царского величества к боярам и воеводам шли в сход»[1610].
Почти в то же самое время, 13 августа царь приказал «великим» послам вернуться в Вильно и вступить в переговоры с комиссарами Речи Посполитой[1611]. Тогда же, по-видимому, Ю.А. Долгорукому было «в войну ходить и людей посылать не велено»[1612]. Военная кампания в Жемайтии была прервана. В грамоте великим послам царь никак не объяснял мотивы такого решения и они могут быть установлены лишь предположительно. Представляется, что, когда стало известно, что сейм избрал Алексея Михайловича преемником Яна Казимира, стало совершенно невозможно разрывать переговоры, даже не выслушав предложений польско-литовской стороны. Свое значение имели и два других обстоятельства. Хотя мирные переговоры со Швецией в августе месяце начались, до их окончания было еще очень далеко: стороны пока договаривались о месте встречи. Наконец, не было обеспечено участие Войска Запорожского в новой кампании в случае начала военных действий. Этого рассчитывали добиться, посылая к гетману В.П. Кикина. Впрочем, на этом этапе переговоров к возможности заключения мирного соглашения с Речью Посполитой в Москве отнеслись более серьезно, чем ранее. 4 сентября царь предписал великим послам вести переговоры, «проволачивая до тех мест», когда им будет прислан «тайный наказ», который должен был содержать окончательные условия мира