[1640]. Характерно, что он постарался скрыть от московского посланца свои переговоры с польско-литовскими комиссарами, и Кикин так и уехал в Москву, не зная ни о содержании этих переговоров, ни о заключенном соглашении. В разговорах с ним гетман, обрушиваясь с нападками на Ромодановского и Шереметева, которые поддерживают «своевольников», обвиняя Алмаза Иванова, что тот при чтении Алексею Михайловичу искажает содержание его «листов», одновременно просил царя, чтобы он поручил читать его грамоты «ближнему человеку», подчеркивал свою преданность царю, которому гонец должен рассказать о его «кривдах». Он направлялся в поход только против Г.Г. Ромодановского и «своевольников», которые после поражения восстания укрылись «в новых городах». При этом он обещал ждать четыре недели ответа царя на свои жалобы[1641].
Как представляется, ближайшей целью политики Выговского было добиться с помощью этих мер удовлетворения требования, которое он выдвигал с самого момента подавления восстания: выдать ему зачинщиков и заставить вернуться на территорию гетманства всех, кто бежал на русскую территорию. В сложившейся сложной ситуации Выговскому, возможно, удалось бы добиться своей цели, если бы не события, связанные с Киевом.
Для гетмана и поддерживающей его казацкой верхушки, их планов укрепления автономии гетманства путем соглашения с Речью Посполитой большим препятствием на пути к достижению этой цели было присутствие русских войск в самом центре гетманства — в Киеве. Это была, по существу, цегіая армия. Когда по приказу царя Г.Г. Ромодановский в начале июля прислал в город 1.000 рейтар и драгунский полк, корпус под командованием Шереметева насчитывал 7.000 чел.[1642]. О своих планах относительно Киева гетман высказывался в беседе с Портомоиным 9 августа. Он сообщил о намерении послать к Киеву своего брата Данилу с войском, чтобы выслать из города русских воевод и разрушить поставленную ими крепость. Если они откажутся добровольно оставить город, он будет блокирован[1643].
Как эти намерения выполнялись, выяснил М.С. Грушевский, анализируя донесения В.Б. Шереметева царю[1644]. 5 августа наказной киевский полковник Василий Дворецкий предостерег воеводу, что гетман хочет русские войска в Киеве «осадить и голодом выморить и воду отнять», а жителям велено увозить членов семей и имущество, «чтоб татаровья и казаки их не разорили»[1645]. 12 августа в окрестностях Киева стали появляться первые казацкие отряды[1646]. 16 августа к Киеву пришли Белоцерковский, Брацлавский и Подольский полки, за которыми последовали новые отряды[1647]. Хотя, как говорили позднее попавшие в плен полковники, Выговский предписывал блокировать город и тем самым вынудить русское войско покинуть его, его брат Данило, стоявший во главе собравшегося под Киевом войска, 23 августа попытался штурмовать крепость. Нападение было отбито. Попавших в плен казаков Шереметев послал с грамотами к казакам и мещанам киевской округи, призывая их не присоединяться к изменнику Выговскому и обещая им защиту[1648]. 4 сентября Данило Выговский снова подступил к Киеву, чтобы блокировать город. В конце сентября у Василькова произошло сражение, в котором часть казацкого войска была разбита, двое полковников — Василий Выговский и Иван Сербин — попали в плен.
Первое крупное столкновение под Киевом произошло еще до того, как В.М. Кикин приехал к Выговскому. В разговорах с царским посланцем гетман возлагал ответственность за все происшедшее на Шереметева. Он без всяких причин напал на конвой, сопровождавший Данила Выговского, который приехал к Киеву, чтобы вести с ним переговоры[1649]. В Москве, однако, располагали и иным источником информации о событиях, так как 30 августа В.Б. Шереметев послал царю отписку с подробным описанием того, что произошло под Киевом[1650]. Так как воевода не был уверен, что его сообщение дойдет до Москвы, он повторил его в новом сообщении от 7 октября[1651], в котором описывалась и повторная попытка овладеть Киевом. Однако и первая отписка Шереметева дошла до адресата[1652].
Это важное сообщение пришло почти в одно время с другим, не менее важным. Воевода С. Змеев сообщал в Москву, что казацкий полковник в Белоруссии Нечай «бунты великие завел и дороги отнял круг Могилева и велит, чтоб русских людей везде побивали до смерти»[1653]. В Москве не могли не увидеть связи между двумя событиями. Неслучайно в грамоте, посланной воеводе 14 сентября, ему предписывалось выяснить «нет ли у Нечая вести от Выговского или какого тайново приказу»[1654].
О произошедших переменах и принятых решениях следовало уведомить «великих» послов, что и было сделано грамотой, отправленной им 30 сентября с Д. Остафьевым. Официально речь шла об опровержении слухов, «будто Киев сожгли». Послы должны были не только опровергнуть эти утверждения, но и объявить, что к Киеву приходили «воровские черкасы» и татары, но В.Б. Шереметев нанес им поражение, «и обозы, и пушки, и знамена, и порох — все взяли»[1655]. Однако одновременно Д. Остафьев должен был «тайно» сообщить послам, что «Ивашко Выговской с своими советники» и Нечай «с товарищи своими», «забыв Бога и к великому государю присяги свои, учинились в ызмене»[1656]. Послов также извещали, что посланный Г.Г. Ромодановским в Гродно отряд А. Дашкова подвергся нападению «черкас» на пути к Трубчевску и царь принял решение о его возвращении на юг[1657]. Это означало, что русская армия в Белоруссии не получит подкреплений из Белгорода.
Вместе с тем в Москве рассчитывали, что не все Войско Запорожское последует за Выговским. Послам сообщали, что нарушил присягу Выговский «с начальными немногими людми», а казаки, «мало не все» не хотят его поддерживать. По-видимому, борьбу против Выговского должен был возглавить находившийся в Москве посол Пушкаря — Искра. Неслучайно послам сообщили, что царь отпускает на Украину «полковника» Искру вместе с отрядом А. Дашкова[1658]. Против «изменников» посылались войска — в Севск во главе с кн. Ф.Ф. Куракиным, в Могилев — во главе с кн. И.И. Лобановым-Ростовским[1659].
Вместе с этими сообщениями царь отправил великим послам «тайный наказ», который они давно ждали. Условия мира, которые предлагал царь Речи Посполитой, мало отличались от тех, которые были сформулированы в большом наказе. В случае избрания царя на польский трон (это следовало «надежною крепостию укрепити» — ст. 8 наказа)[1660] между государствами был бы заключен «вечный мир», граница прошла по Березине и по Бугу (между Речью Посполитой и Войском Запорожским). Таким образом, в трудной ситуации, сложившейся осенью 1658 г., Алексей Михайлович не шел на уступки. Между «большим» и «тайным» наказами было налицо одно важное различие. В текст «тайного» наказа был внесен раздел, посвященный характеристике отношений между Россией, Речью Посполитой и Швецией (ст. 11–14 этого документа)[1661]. В нем подчеркивались заслуги царя, который пришел на помощь Польско-Литовскому государству в трудное время и нанес тяжелые удары шведам, когда «и славный их город Ригу великим разореньем не во многи дни разорили». Поэтому королю следовало бы заключить мирный договор «со всякою доброю уступкою». Хотя Ян Казимир и обещал действовать совместно с царем против шведов, он «не токмо не сносил свейского короля войска, и вести о том не присылывал, где бы поиск над свейскими людми учинили». «И вы, — должны были заявить великие послы комиссарам, — все сенатори с великим собраньем не хаживали и нигде над свейским королем и над его ратными людми поиску не чинивали».
Теперь король снова предлагает «соединение» против шведов, но уже «то дело ушло». Сенаторы обвинялись в том, что «нарочно умысля, то дело пропустили» «своих ради гордых замыслов», а затем «обоих великих государей» «привели на всякую ссору… своею лестною, а не истинною проволокою великие убытки и нелюбовь учинили». «Ведая б такие неправды», царь был бы вправе вступить в союз с Карлом Густавом и направить все свои войска на Речь Посполитую, тогда бы король и сенаторы «и в неволю мир совершили, как нам… годно». Шведские послы в Москве постоянно предлагали заключить такой союз, но Алексей Михайлович не пошел на это, желая мира и дружбы с Речью Посполитой. Но как ему быть, если комиссары «час от часу неправедные и лукавые дела поставляют и гордостные и злые советы умышляют». Несмотря на это Бог поможет царю, «а их сокрушит и разорит до конца».
Формулировки, использованные в этой части наказа для характеристики действий польско-литовских комиссаров, отражают глубокую неудовлетворенность царя и его советников позицией польско-литовской стороны на мирных переговорах. Как представляется, помещенные в этой части наказа замечания и характеристики должны были служить одновременно двум целям. Во-первых, угроза заключения русско-шведского союза должна была побудить польско-литовскую сторону пойти на уступки и принять русские мирные предложения. Во-вторых, если бы эта угроза не подействовала, они могли бы служить обоснованием решения о разрыве мирных переговоров и сближении со Швецией. Анализ заключительных разделов наказа позволяет прийти к выводу, что второй вариант представляется в Москве гораздо более вероятным. В 12 статье наказа расходы на войну со Швецией, начатую «по прошенью» польского короля, оценивались суммой в 1 млн. 400 тыс. руб.