Надо полагать, что ответ герцогу Брауншвейгскому был составлен при участии Новикова не только потому, что он вообще принимал участие в делах масонских, но ведь он был назначен, правда без своего согласия, «главным предстоятелем теоретической степени Соломоновых наук» и ближайшим помощником «верховного предстоятеля» – Шварца.
Московское масонство сознательно хлопотало о своем освобождении, ибо связь с Западом, и в частности со шведами, о чем было помещено в «Ведомостях» даже объявление, грозила неприятными последствиями. Императрице донесли о подчинении русских масонов шведскому королю, и она осталась этим очень недовольна, о чем доносили, между прочим, и герцогу Брауншвейгскому. Любезное письмо московских масонов к герцогу и просьба представительствовать от России на Вильгельмсбадском конгрессе оказали свое действие. Россия была признана совершенно свободной и самостоятельной 8-й провинцией масонского мира[176]. В конце 1782 года было получено постановление конгресса, и сразу же были произведены работы по организации капитула и директории.
В капитуле приором был назначен П. А. Татищев, канцлером – И. Г. Шварц и казначеем – Н. И. Новиков. В директории президентом был назначен Н. И. Новиков. Отметим, что в капитуле должность Великого Провинциального Мастера оставалась свободной – ее берегли, как полагают, для наследника престола Павла Петровича.
Так сконструировались отношения свободных русских масонов в Москве и приняты были шаги к привлечению к общей деятельности стоявших в стороне под властью шведов петербургских масонов. Но все это была лишь внешняя сторона дела. Связь с герцогом нужна была для освобождения, а стремления московских масонов были направлены на другие цели. Увлеченный Вёльнером, Шварц стал пропагандировать в Москве идеи розенкрейцеров. Этому, надо полагать, сочувствовал и Новиков. На вопрос Новикова о розенкрейцерах Шварц отвечал, что в этом ордене «предметом становится познание Бога, натуры и себя… орден в своем учении идет по стопам христианского учения и требует от своих членов, чтобы они были лучшими христианами, лучшими подданными, лучшими гражданами, отцами и проч., нежели как были до вступления в орден». На вопрос Новикова, нет ли чего против государей, Шварц отвечал – нет! – и поклялся в этом. Все сказанное Шварцем действительно соответствует учению розенкрейцеров.
В данном случае надо сделать оговорку. Разговор этот между Шварцем и Новиковым взят из ответов Новикова на допросе у Шешковского, и потому долю «осторожности» при вступлении в новую организацию надо отнести к тому впечатлению, которое хотел составить о себе Новиков, давая объяснения своего отношения к масонству. Не надо забывать и того, что «ответы» Новиков давал лишь в 1792 году, когда он знал уже розенкрейцерство во всех его проявлениях и относился скептически к «некоторым» работам ордена. Читая внимательно ответы Новикова Шешковскому, надо откровенно признать, что Новиков стремился освободить себя от подозрений и, где возможно, то старался многое объяснить «упамятованием», то подчеркивал, где мог, свое отдаление от масонских работ, а иногда просто опускал некоторые факты. Поэтому исследователи, пользуясь показаниями Новикова, должны учитывать точность этих данных.
Надо полагать, что если Новиков вначале и не разделял многого в масонстве и даже сторонился его, если позднее над многим он даже подсмеивался как устно, так и печатно, то в период начала восьмидесятых годов Новиков близко подошел к масонству и, приняв веру розенкрейцеров, должен был, до известной степени, принять и их обряд – как единую систему. Мы знаем, что Новиков нес по ордену известные обязанности и был также префектом ложи Латоны, под властью которой находились и другие ложи.
Лекции Шварца – проповедь мистицизма Я. Бёме
Итак, Шварц привез в Москву розенкрейцерство и распространял новые идеи, ожидая, когда Вёльнер примет его и близких ему под свое начало.
Конец 1782 и 1783 год проходили в организационной работе московских масонов. Но у Шварца и Новикова было еще много других работ. С притоком средств, полученных «Дружеским ученым обществом», росла издательская деятельность, которая и отнимала почти все время у Новикова. Шварц же отдается просветительству. Наряду с академическими лекциями он руководит кружком университетских питомцев и некоторых из них привлекает в члены Переводческой семинарии. Не без участия Шварца организовалась и университетская ложа. В июле 1782 года было объявлено в «Ведомостях» об открытии Переводческой семинарии, куда и входили слушатели Шварца. Одновременно с университетскими лекциями Шварц читал у себя на дому приватные лекции по философии. 6 ноября 1782 года было официально объявлено об открытии «Дружеского ученого общества». Для помещения Переводческой семинарии (где содержались на средства Татищева 6 студентов, а позднее – 30 человек) был куплен на средства общества, но на имя Шварца дом, где жил и сам Шварц.
Работы становилось все больше, просветительская деятельность расширялась. В то же время 7 сентября 1782 года был издан указ об учреждении Комиссии народных училищ, и правительство шло навстречу просветительским нуждам страны. В обществе стали особенно интересоваться вопросами просвещения в связи с постановкой на театре 24 сентября 1782 года «Недоросля» Фонвизина.
Приводимые нами факты не только содействовали задачам «Дружеского ученого общества», но и ободряли его начинания.
Вся та удивительная по своему размаху и значению просветительская деятельность, руководителями которой были Шварц и Новиков, обращала на себя всеобщее внимание. Однако, помимо работы на пользу обществу, Шварцу приходилось улаживать еще и свои отношения с теми, кто стоял на его дороге. К числу таких лиц надо отнести вернувшегося из-за границы куратора Московского университета Мелиссино. Правда, Мелиссино прикидывался другом Шварца, но с первого же знакомства Мелиссино взял Шварца под подозрение. Его возмущала та руководящая роль, которую играл Шварц не только в университете, но и в обществе. Мелиссино тоже хотел иметь влияние. Еще до официального объявления об открытии «Дружеского ученого общества» Мелиссино ставил некоторые препятствия Шварцу. Когда же общество было открыто и имело всеобщий успех, Мелиссино предложил Шварцу слить общество с Вольным российским собранием, где руководителем был он сам[177]. Шварц отказался. Тогда-то Мелиссино путем формальных придирок вынудил Шварца в конце 1782 года подать прошение об отставке.
Уйдя из университета, Шварц все же не терял связи со своими слушателями. Им устроен был ряд организаций, в которых принимали участие студенты университета, кроме того, Шварц читал у себя на дому с 17 августа 1782 года по 5 апреля 1783 года курс лекций «О трех познаниях»[178]. С оставлением университета и получением большей свободы Шварц стал приобретать еще большее влияние как среди масонов, так и среди московского общества.
Что же проповедовал в своих лекциях Шварц? Обращаясь к последнему рассмотренному нами журналу «Московское издание», вспомним, что в нем уже мелькали масонские идеи, близкие к тем, которые проповедовал Сен-Мартен и которые исповедовал Шварц. Надо не забывать, что Шварц с ранних лет занимался учеными вопросами. Он приехал в Россию из Германии, где распространялись мистические идеалы. В это именно время немецкие мистики увлекались сочинениями своего «учителя» Якоба Бёме. Сен-Мартен, вращаясь в кругу интересов западноевропейской мысли, был последователем теории Якоба Бёме. Шварц также, зная Бёме по немецкой литературе и приняв теорию розенкрейцеров, популяризировал в своих лекциях идеи немецкого мистика XVI века.
Тетрактис Якоба Бёме начала XVII в. в виде «огненного сердца»
Путь к распространению идей Якоба Бёме уже был проложен Сен-Мартеном, последователем Бёме. Правда, Сен-Мартен исказил его стройное учение, а потому в трактовке Шварца эти идеи, как более ясные и увлекательные, находили себе сторонников в среде русских масонов.
Анализируя систему Сен-Мартена и останавливаясь над теми загадками, которые он ставит читателю, Шварц выясняет все эти «темные» места при помощи Бёме. Сен-Мартен, желая следовать физической очевидности, «непонятное» мира облекает в форму аллегории и предоставляет человеку дойти разумом до разгадки этой аллегории. Бёме откровенно признает бессилие разума проникнуть в тайну Misterium Magnum[179].
Бёме категорически утверждает необходимость «откровения», нисходящего на избранных, носящих в себе образ констелляции Божией. Он призывает для познания истины раскрыть Библию, это дарованное людям откровение, через избранного Богом первого мага – Моисея. Сен-Мартен определяет Бога как художника-творца. Бёме понимает Бога как единую, абсолютную, разумную, неисследимую Волю, которая для зрения себя самой вошла в «начало», и мир есть одно из бесконечных желаний неисследимой воли.
Неясное для Сен-Мартена единство духовного и материального, корень которого лежит в «четверной прогрессии», становится более определенным в теории Бёме. Неисследимая воля – Дух – коагулировала (смешалась) с элементами материи и дала 4 стихии, из которых и состоит Вселенная. Мало того, в мире все одухотворено, нет одного – материального, нет даже мертвого. В каждой ничтожной частице мира есть искра духа, даже в смрадной (мертвенной) воде есть нечто от духовного – свирепость Меркурия. Все от духа. Гибнущего нет – есть только противоположное… Жизнь и смерть, холод и тепло, добро и зло – это все проявления единой воли – Духа. Смерть – это возвращение к первоначалу – Духу. Зло – это одно из желаний воли, неисследимой для зрения Добра, а потому и зло носит в себе семя Добра. Весь мир – это стройное единство. Нет Духа и Тела как отдельных начал, – есть лишь Единая Воля – она начало всего. Человек телесный как одно из проявлений воли носит в себе начало духовное, он потенциально существовал вечно – в человеке духовном. В него вошла доля неисследимой свободной Воли. Но так как добро без существования зла не могло реализоваться, то и в человеке была потенция зла. Значит, зло необходимо? Нет! Видимый мир – это одно из желаний неисследимой воли. Видимый мир – временный мир. Человек, подверженный влияниям тела, уклонился «в самость» ко злу, и зло часто покоряло человека. Но будущее человека – это возвращение к первоначалу, к духовному человеку. Первый человек Адам «уснул» – это смерть «духовному человеку». Он уклонился от воли Бога, у которой главный мотив – Добро. Чтобы вернуться к духовному человеку, надо познать «свое отклонение в самость», познать себя «духовного» и вернуться к Духу – воле Бога – Добру. Путь – это путь Христа; надо через любовь к ближним идти к свету Добра.