Как и в розенкрейцерских ложах, в ложе графа Грабянки занимались, кроме теософии, еще и алхимией, магией, но, утверждая, что братия Злато-Розового Креста имеют предметом изучения «магию белую, божественную», начальники-розенкрейцеры обвиняли последователей графа Грабянки в чернокнижии, занятии черной магией, сношении со злыми духами. Сокрушаясь о нетвердости неких братиев, увлекшихся новым учением, начальники пишут: «Знакомые нам в своем пути колеблются и не ведают, куда пристать, и, Боже их помилуй, попадут на какомагов или на иллюминатов».
К ложе Грабянки, кроме Лабзина и Ленивцева, принадлежали и другие масоны: П. И. Донауров, П. И. Озеров-Дерябин, Ф. П. Лубяновский, посещали ложу и женщины, между прочим М. А. Нарышкина. Ложа собиралась в покоях гофмаршала цесаревича Константина Павловича, в Мраморном дворце, иногда же собирались и у вдовы С. И. Плещеева.
Увлечение «духоведением» было особенно сильно около 1806 года, в 1807-м граф Грабянка был арестован и заключен в крепость. Собрания постепенно прекратились, однако о них было много «говору и шуму в высоких кругах», по словам П. И. Голенищева-Кутузова, хотя можно полагать с уверенностью, что распространению «толков невыгодных» особенно содействовали розенкрейцеры своими циркулярными предостережениями.
В предупреждении упомянуты также и иллюминаты, к коим розенкрейцеры, по изъяснению П. И. Голенищева-Кутузова, причисляли и Фесслерову[350] систему. Такая иллюминатская ложа И. А. Фесслера существовала в Петербурге в 1807–1810 годах, собираясь у барона Розенкампфа то на дому, то в саду при здании комиссии законов. Есть указания, что ложа называлась «Полярная звезда». Управляющим мастером был сам И. А. Фесслер, а членами – увлеченный им и келейно посвященный М. М. Сперанский, а также масоны профессор Ф. М. Гауеншильд, Дерябин, Злобин, профессор Лоди, Магницкий, Пезаровиус, Ренненкампф, барон Розенкампф.
И. А. Фесслер в истории ордена свободных каменщиков занимает видное место как преобразователь и учредитель системы, которая известна под наименованием «сиентифической» и Фесслеровой. Розенкрейцерами система эта почиталась вредной и иллюминатской, на самом же деле система включала три иоанновские символические степени староанглийской системы, сильно упрощенного ритуала и степени познаний, имевшие целью ознакомить научным образом с сущностью различнейших масонских систем, где-либо и когда-либо существовавших. Таким образом, по плану Фесслера, масоны высоких степеней знакомились с историей вольнокаменщического ордена с древнейших времен. Каждому вступлению в степень познания предшествовало символическое посвящение, представлявшее некоторые заветы царственного искусства.
По примеру Лессинга и Фихте Фесслер ставил масонству широкие, нравственно-философские задачи, он вносил в свою систему либеральную религиозность и мораль. Целью истинных масонов он ставил создание нового общества и в нравственном воспитании усматривал средство к перевоспитанию гражданскому; сознание высокого предназначения человека, сознание достоинства и долга он почитал вернейшим путем к достижению века Астреи. Евангелие им почиталось книгой высочайшей премудрости, священной великими своими заветами. Спаситель чтился «яко недосягаемый моральный идеал».
Вскоре круг почитателей Фесслера, вызванного в Россию в 1809 году для занятия в Санкт-Петербургской духовной академии кафедры еврейского языка, сильно увеличился; к кружку его примкнули многие ученые различнейших областей науки: известный медик Е. Е. Эллизен, богослов, пастор Фольборт, деятель различных филантропических кружков П. П. Пезаровиус[351], библиофил, книгопродавец К. Вейгер, А. И. Тургенев, С. С. Уваров, попечитель Санкт-Петербургского учебного округа с конца 1810 года и другие.
И. В. Бёбер увидел в Фесслере сильного соперника и высказывал большое недовольство его деятельностью, внесшей разлад в братство. Он обвинял Фесслера в желании «сделать диверсию» и всячески противодействовал усиливавшемуся его влиянию. Кто из великих масонов вышел бы окончательным победителем из завязавшейся борьбы – трудно решить, ибо почти при начале она пресеклась отъездом Фесслера из Петербурга вследствие его отставки от должности преподавателя Духовной академии. В 1811 году в феврале он уехал в Вольск, где ему представилась возможность работать в частном учебном заведении, позднее он поселился в Саратове.
Высокообразованный, с критическим чутьем и богатым запасом научных познаний, Фесслер к тому же обладал способностью увлекательно и в то же время систематически излагать свои мысли, чем объясняются успехи его среди людей науки. В академии студенты были сильно увлечены его лекциями по философии, но заметный либерализм в вопросах догматики и принадлежность его к масонскому толку направления, еще не обычного для России, внушили начальству академии опасения, и Фесслер был отставлен. По рассказу Бёбера, Фесслера обвиняли в распространении между слушателями социнианского учения. Некоторые особенно фанатически настроенные розенкрейцеры обвиняли его в полном безверии, на самом же деле Фесслер являл собой пример «ищущего света», по масонской терминологии.
Воспитанный набожной пиетисткой матерью, Фесслер прошел этапы экзальтированного, верующего католицизма, увлекшего его в монашество, сильного скептицизма, заставившего его в науке, философии и различных толках масонства искать истины, наконец он остановился на протестантском религиозном идеализме. Он был характера подвижного, и в нем склонность к мистицизму уживалась со старанием отыскать путем науки оправдания вере.
«Глас небесной тверди, возвещающий бытие, премудрость и всемогущество предвечного», 1808 г.
В Саратове деятельность Фесслера как председателя лютеранской консистории немецких колоний Волжского края оставила хорошие воспоминания, и не только у лютеран.
О вступлении Сперанского в ложу Фесслера в Петербурге сохранилось несколько свидетельств. Так, камергер Ренненкампф[352] рассказывал, что по поручению Фесслера переводил на французский язык ритуалы для приема Сперанского. При посвящении Сперанского якобы присутствовали сам Фесслер, профессор Гауеншильд, профессор Лоди, Дерябин, Ренненкампф, Розенкампф, еще один масон и служащий брат. В свою очередь профессор Гауеншильд[353] в записке о деятельности М. М. Сперанского рассказывает, что Сперанский лелеял мысль преобразовать русское духовенство путем масонской ложи. Он полагал основать масонскую ложу и обязать наиболее способных из духовенства принимать участие в ее работах.
Новый ритуал для ложи Сперанского составлял Фесслер, а Гауеншильд его перевел на французский язык; наконец в июне 1810 года состоялось заседание ложи, где читан был новый ритуал. Кроме Сперанского, Фесслера и Гауеншильда, присутствовали еще Магницкий, Пезаровиус и барон Розенкампф.
Любопытно, что вокруг имени Сперанского и Фесслера свидетельства разных современников группируют все те же лица. Магницкий в доносе императору Николаю I отмечает образование ложи Фесслером и участие в ней Сперанского, его самого и некоторых лиц, указанных выше. Имена Сперанского, Фесслера, Магницкого и других указываются в списке членов иллюминатской ложи, сообщенном императору Александру и найденном в кабинете государя после его кончины.
Сам Сперанский в подписке, данной в 1822 году после запрещения масонства, упоминает, что в 1810 году был посвящен с ведома правительства в масонское братство под руководством известного доктора Фесслера.
В ложе Фесслера мы находим, кроме Сперанского, и других членов ложи Грабянки; они равно увлекались экзальтацией, идеальным христианством, крайним мистицизмом и свободомыслием, даже политическим вольнодумством.
Таким образом, к 1810 году круг адептов вольнокаменщического братства сильно увеличился, деятельность его стала известной широким кругам общества и возбудила толки; проповедь масонства в различных формах такими людьми, как А. Ф. Лабзин, И. В. Лопухин, И. А. Поздеев, М. И. Невзоров, И. А. Фесслер, не могла оставаться незамеченной, и правительство почло своевременным обратиться к руководителям масонского общества через посредство министра полиции для затребования масонских актов, законоположений и обрядников.
Чрезвычайно знаменательно, что к этому же времени на пост министра полиции назначен был масон А. Д. Балашов, генерал-лейтенант, генерал-адъютант, член ложи Соединенных друзей, сильно увлекавшийся масонством и посвященный в высокие степени. При таком посреднике масоны могли рассчитывать на благоприятный исход предположенного обследования. Назначение Балашова состоялось 28 марта 1810 года, а в августе он обратился к начальникам-масонам с письмом, в котором причина вмешательства правительства в масонские дела изъяснялась так: «Начальникам существующих здесь масонских обществ известно, что правительство, зная их существование, не полагало никаких препятствий их собраниям. С своей стороны и общества сии заслуживают ту справедливость, что доселе не подавали они ни малейшего повода к какому-либо на них притязанию. Но неосторожностью некоторых членов, взаимными лож состязаниями и некоторою поспешностью к расширению их новыми и непрестанными принятиями бытие сих обществ слишком огласилось. Из тайных они стали почти явными и тем подали повод невежеству или злонамеренности к разным на них нареканиям. В сем положении вещей и дабы положить преграду сим толкованиям, правительство признало нужным войти подробнее в правила сих обществ и удостовериться в тех основаниях, на коих они могут быть терпимы или покровительствуемы…»
Четверо управляющих петербургскими ложами были, кроме того, призваны к министру полиции, который от имени государя спросил их, желают ли они, чтобы вольнокаменщическое братство было под покровительством правительства, или желание их удовольствуется, если оно будет только терпимо. Покровительство может быть даровано лишь при полном подчинении министру полиции, если же они желают ограничить свою подчиненность доставлением одних только сведений о деятельности своих лож – они будут «терпимы».