[34].
Свидетельство Бебера нельзя принимать буквально и распространять на все время Елизаветы и все разряды масонства.
Воспоминания Елагина, например, рисуют совершенно иную картину масонских собраний елизаветинского времени. Это не скрывавшиеся на чердаке собрания гонимых, а клубы или банкеты (как и ложи самого Елагина 1770-х годов): «ни я, ни начальники лож иного таинства не знают, как разве со степенным видом в открытой ложи шутить, и при торжественной вечери за трапезою несогласным воплем непонятные реветь песни и на счет ближнего хорошим упиваться вином, да начатое Минерве служение окончиться празднеством Бакху».
Елагин, поступивший вложи «с самых юных лет» (в 1750 году), мог не знать скрытых целей масонства; но даже внешняя картина, которую он рисует, не согласуется вовсе с образом ecclesia pressa.
В масонстве принимают участие и лица высшего дворянского общества. Гр. Н. Н. Головин, которому сделан был допрос в 1747 году по возвращении его из-за границы (его подозревали в сношении с прусским королем), когда ему, между прочим, задали вопрос о масонстве, ответил: «Я, признаюсь, жил в этом ордене и знаю, что графы Захар да Иван Чернышевы в оном же ордене находятся».
В донесении Олсуфьева, поданном около 1756 года, среди «гранметров и масонов» назван P. JI. Воронцов, далее поименованы: бригадир Александр Сумароков, Кадетского корпуса капитан Мелиссино, Остервальд, Свистунов[35], Перфильев[36], несколько офицеров Преображенского, Семеновского, Конногвардейского и Ингерманландского полков (в том числе семеновцы Ф. Дмитриев-Мамонов и кн. М. Щербатов и конногвардеец И. Болтин). По словам императрицы Екатерины, в ложе P. JI. Воронцова участвовал (в 1755 году) и гр. С. В. Салтыков[37].
Ложа, описанная Олсуфьевым, по своему сложному ритуалу должна быть отнесена к французскому рыцарскому масонству. Олсуфьев доносил так: «Палата обита черным сукном и по оному сукну на стенах раскинуты цветы белые, во образе звездам, и посреди оной палаты поставлен стол под черным сукном, и на оном столе лежит мертвая голова и обнаженная шпага с заряженным пистолетом; то в оную приведут, и огонь вынести должно, и оной пришедший сидит против оного стола; а оная мертвая голова, вделанная на пружинах, имеет движение, и так до оного касается». После обычной процедуры и вопросов посвящаемого вводят в самую ложу, «и тогда гран-метр оного приведящего внове для посвящения велит предать трем мытарствам, по повелению которого с обнаженными шпагами, приняв под руки, трое круг всех предстоящих масонов и обведя два раза с возможными свечами, с употреблением при том сильном ветре и в воздухе огня, и потом, взведя на особливую к тому приготовленную гору, имея повеление от гранметра, дабы оного скинуть с горы; по исполнении сему, оной представляется пред гранметра и присягает оному не инако как Создателю нашему Христу, с приложением к тому печати Соломоновой, которая кладется на левом плече, и потом, циркулем проколов грудь, стирает сам текущую кровь платком, и, развязав глаза, повелевают у гранметра целовать левую ногу три раза, по окончании же сего доказывая, уверяют, что храм Соломонов не инако есть, как святое таинство, и защитник оного силою своею есть гранметр».
Допрос Головина и донесение Олсуфьева показывают, что правительство Елизаветы относилось к масонству с большой подозрительностью.
То же можно сказать и о значительной части дворянского общества, тревожное отношение которого к масонам хорошо видно из воспоминаний Державина. Когда Державин собирался (в начале 1760-х годов) идти к Шувалову с просьбою взять его с собою в чужие края, тетка Державина, Ф. С. Блудова, «запретила накрепко» своему племяннику ходить к Шувалову, которого молва считала главою масонского общества; Блудова пригрозила «написать матери (Державина), буде он ее не послушает». Известную роль в этом играло, по-видимому, духовенство. Духовные проповедники времен Елизаветы вооружались против «скотоподобных безбожных атеистов», против «нрава и ума эпикурейского и фреймасонского».
Известны и рукописные стихотворные обличения «фреймасонов», вероятно также вышедшие из духовной среды.
Полны лжи ваши законы
Оказались, франкмасоны
И в том тайность ваша есть,
Счет шестьсот шестьдесят шесть, —
пели псалмы на обличение франкмасонов.
Другое стихотворение, «изъяснение несколько известного проклятого сборища франкмасонских дел», так описывало эти дела:
Проявились недавно в России франкмасоны
И творят почти явно демонски законы,
Нудятся коварно плесть различны манеры,
Чтоб к антихристу привесть от Христовы веры.
К начальнику своего общества привозят,
Потом в темны от него покои завозят,
Где хотят в сей секте быть терпит разны страсти
От которых, говорят, есть не без напасти.
Выбегают отовсюду, рвут тело щипцами,
Дробят его все уды шпаги и ножами
Встают из гробов, зубами скрежещут,
Мурины, видя сей лов, все руками плещут.
А из сего собору в яму весьма темну
Приводят их в комору уж подземну,
Где солнечного света не видно нимало,
Вся трауром одета, как мертвым пристало.
Там свечи зажженные страха умножают,
В гробе положенные кости представляют.
Встая из гроба, кости берут нож рукою
И стакан полн злости приемлют другою.
Проколов сердце, мертвец стакан представляет,
Наполня кровью, как жрец до дна выпивает.
«Изъяснение» грозит масонам вечною казнью:
Православных христиан мнити всех прельстити,
Через коварство поймав, к бесу уловити,
Не возможет желанно обрестися вами,
Идите, место пространно наполните сами.
Хорошее место там, и первые ложи
Отведены будут вам, о масонские рожи.
Играйте комедию теперь, пока живы,
Играть вам трагедию вечно несчастливы…
Выход из масонства раз попавшего туда человека «Изъяснение» считает крайне опасным. В общества остается портрет каждого члена, благодаря чему орден вполне может распоряжаться жизнью ренегата.
Многие тому примеры, говорят, бывали,
Которые от себя веры отстать пожелали,
Но из оных в живых нет на свете;
Вить стоит смерть в его живом портрете,
Который лишь поранят пулей из пистолета,
В тот час увянет и лишится света.
В совершенном соответствии с этим стихотворением — может быть, под его влиянием — Ф. С. Блудова считала «масонов отступниками от веры, еретиками, богохульниками, преданными антихристу, о которых разглашали невероятные басни, что они заочно за несколько тысяч верст неприятелей своих умертвляют».
С переменой на русском престоле вследствие смерти Елизаветы развитие русского масонства получило сильный толчок. Новый император, по-видимому, сам был масоном. «Повсеместная молва» об участии Петра Федоровича в масонстве ходила еще при Елизавете, побуждая, по словам Болотова, «весьма многих вступать в сей орден».
«Будучи в Кенигсберге, — вспоминал Болотов, — и зашед однажды перед отъездом своим[38] в дом к лучшему тамошнему переплетчику, застал я нечаянно тут целую шайку тамошних масонов и видел собственными глазами поздравительное к нему[39] письмо, писанное тогда ими именем всей тамошней ложи».
Сделавшись императором, Петр III подарил дом петербургской ложе Постоянства; сам он собирал около себя масонов в Ораниенбауме.
Об этих собраниях говорить автор памятки, преподающей советы Екатерине II относительно двух близких Петру Федоровичу лиц[40].
Памятка советует «Волкова, яко масона, допросить: кто при бывшем Государе в имеющемся в Аримбове ложе масонском с ним был и в чем богопротивное той секты действо состоит и где масонские печатные книги; уповательно он и обо всех такой секты участниках конечно известен».
Кроме этого в записке сказано: «Преображенского полку протопопа Андрея, яко подозрительного человека, масона и явного злодея церкви святой, взять б под караул, потому что бывшему Государю в Петров пост во время учения полку, ругая предания св. Отцов, разрешал во все посты мясо есть и оных не хранить, за что обещано быть ему его духовником и синодальным членом». Разрушивший Ораниенбаумскую ложу переворот 28 июня 1762 года не означал, однако, крушения русского масонства вообще. Главный участник переворота Г. Г. Орлов[41] был масоном. Сохранилось также (впрочем, неясное) известие об участии в предприятии масонского авантюриста Сен-Жермена.
Первое время своего царствования Екатерина, кажется, относилась к масонству терпимо и благожелательно. Есть даже сведения о том, что «в течение 1763 года Екатерина, потребовав сведений о цели масонских собраний, объявила себя покровительницей ордена в своем государстве и попечительницей ложи в Москве».
Конечно, известие это вряд ли точно; оно показывает, во всяком случае, какую репутацию в масонских кругах заслужила себе Екатерина в первые годы своего царствования. Влиятельные в правительстве лица относились в это время сочувственно к масонам. Сохранилось одно «письмо католицких в Москва патеров» к кн. Лобковичу от 7 марта 1765 года. Письмо говорит о том, что два патера отказались исповедовать: 1) фармазона-француза, 2) наложницу какого-то важного сановника. В ответ на это московские фармазоны устроили высылку патеров из Москвы.
Возможно, что Екатерина, сама не участвуя в масонстве, относилась к нему терпимо из политических видов, считая, что ей выгодно так относиться. Так же точно, не будучи во все религиозной, она официально ладила с религией, ища себе опоры в православном духовенстве.