реституции, которая вернула бы народу собственность, отнятую у него после 1917 года в результате тотальной экспроприации. Нужно учесть, что в российских условиях проведение реституции - вопрос не только исключительной важности, но и исключительной сложности, ведь в России, в отличие от стран Восточной Европы, с момента захвата власти «экспроприаторами» сменилось несколько поколений. К тому же в первой в мире стране социализма от большевистского грабежа пострадали не только привилегированные сословия, но и широкие слои трудящихся. А самой массовой жертвой «экспроприаций» оказалось крестьянство, лишённое большевиками земли, имущества, превращённое через колхозы - своеобразные трудовые лагеря-резервации - в крепостных полурабов партии.
Поэтому теоретическая разработка справедливого и эффективного механизма реституции, который позволил бы всем гражданам страны вновь стать реальными собственниками и гарантировал бы их от потери собственности в будущем, - несомненное достижение и заслуга ВСХСОН.
Социал-христиане полагали, что в Свободной России земля должна принадлежать всему народу в качестве общегражданской собственности; граждане, свободные общины и государство будут пользоваться ею на правах ограниченного держания. Исключительным правом на эксплуатацию недр, лесов и вод, имеющих общенациональное значение, будет обладать государство.
Предприятия промышленности и обслуживания - перейдут в собственность и самоуправление коллективам, вкладывающим в них свой труд или средства. Но энергетическая, горнодобывающая, военная промышленность, а также железнодорожный, морской и воздушный транспорт общенародного значения не должны подлежать персонализации.
Торговля - станет свободной, при оставлении за государством права устанавливать в общественных интересах допустимый предел цен на основные товары и контролировать внешнюю торговлю.
Механизмы проведения реформ, их конкретные детали излагались в «Комментариях к Программе ВСХСОН» - над этим документом работал И.В. Огурцов (к сожалению, работа не была завершена).
* * *
Социал-христиане считали, что после свержения партийной диктатуры власть должна перейти к временному народному правительству. Это правительство немедленно проведёт в жизнь все назревшие радикальные реформы, разработает конституцию, закрепляющую преобразования и представит её на всенародное одобрение, после чего должен вступить в силу нормальный государственный порядок.
О возможности возрождения в России монархической
формы правления в Программе ВСХСОН ничего прямо не говорилось. Слово «монархия» в этом документе вообще не употребляется. Но, как справедливо замечает профессор Джон Дэнлоп, форма избрания и функции главы государства в том виде, в каком они изложены в Программе ВСХСОН, - ясно указывают на монарха.
«ВСХСОН, - пишет Дэнлоп, - предвидит обновленную монархию, пользующуюся уважением и поддержкой народа, управляющую страной в сотрудничестве с синдикальными объединениями и корпорациями... Следует однако подчеркнуть, что ВСХСОН рассматривает эту часть Программы как возможное решение..., считая, что окончательный выбор должен совершиться после свержения коммунистической диктатуры»33.
Дж. Дэнлоп оказался одним из немногих исследователей Программы ВСХСОН, кто обратил внимание на её монархическую составляющую. Большинство критиков вообще проглядело этот момент. И не удивительно, ведь прямо задача возрождения монархии социал-христианами не ставилась, да и не могла ставиться в тех условиях: за годы российской смуты и десятилетия партийной диктатуры монархическая идея была совершенно дискредитирована в России, ассоциировалась в массовом сознании лишь со средневековой отсталостью и, конечно, в тот момент не нашла бы отклика в народе. Но, несмотря на это, ВСХСОН, в отличие от всех известных внутрироссийских оппозиционных организаций своего времени, не исключал перспективы развития России и по пути монархии.
Именно так некоторые подпольщики и понимали будущее России. Вот почему на допросе в КГБ 16 марта 1967 года один из членов ВСХСОН, Владимир Веретёнов, заявит: «Государственный строй будущего общества мыслился как конституционная монархия [но в начале] без монарха...»34.
* * *
Критики Программы ВСХСОН называли её недостатком - отсутствие позиции по национальному вопросу. Действительно, эта тема в Программе почти не освещена. Но такое «упущение» имеет весьма простое объяснение: в начале шестидесятых годов, когда создавалась Программа ВСХСОН, проблема национал-сепаратизма ещё не была столь актуальной для Советского Союза, какой она стала через полтора-два десятилетия, а тем более четверть века спустя - во второй половине 1980-х (а ведь в руки критиков Программа ВСХСОН как раз и попала только через полтора-два десятка лет после её написания).
В целом для советского общества начала шестидесятых - как для центра, так и для окраин страны - националистические настроения характерны не были. Исключение составляли лишь нескольких регионов (Прибалтика, Западная Украина, Закавказье), но и там это явление носило ограниченный характер.
Это не означает, что в социал-христианском подполье вовсе не интересовались национальным вопросом или упускали из виду обстановку в национальных окраинах. Напротив, сохранившиеся и дошедшие до исследователей документы ясно показывают, что ВСХСОН уделял внимание и этой проблеме. Так, например, в материалах КГБ имеется упоминание о том, что в феврале 1966 года член ВСХСОН Владислав Козичев, выезжая по работе в командировку в Эстонию, в числе прочих заданий, получил от своего командира, Владимира Ивойлова, задание подготовить статью об отношении эстонцев к русским. Предполагалось, что этот материал будет опубликован в печатном органе ВСХСОН35. Среди членов и кандидатов ВСХСОН были как выходцы из Прибалтики - Юлионас Иовайша и Альфонасас Брузга, так и с Западной Украины - братья Владимир и Николай Мицко. А один из руководителей организации, Михаил Садо, многократно, начиная с конца 1950-х годов, бывал в Закавказье, хорошо знал этот регион, обстановку и настроения в Грузии и Армении.
Но в реалиях с национал-сепаратистскими настроениями социал-христиане столкнутся позднее, только попав за ворота тюрем и лагерей, где немногочисленные в ту пору носители этих настроений и были сконцентрированы усилиями КГБ. Впрочем, и за колючей проволокой национализм в 1960-е годы имел порою весьма своеобразные формы: как свидетельствует Евгений Вагин, в мордовских лагерях в то время случалось, например, встречать русских парней, посаженных за молдавский или латышский национализм.36
Болевая точка национального вопроса в те годы заключалась вовсе не в национализме и сепаратизме, а в проводимой КПСС агрессивной интернационалистической политике, которая, конечно, обрушивалась на все подъярёмные народы, но своим остриём была направлена на титульную нацию России. И в этом отношении написанный И.В. Огурцовым документ целиком отвечал вызовам времени и опережал их. Сравнивая его с другими программными документами оппозиции, созданными в конце шестидесятых - начале семидесятых годов - «Меморандумом» академика Сахарова (1968), Программой «Демократов России, Украины и Прибалтики» (1969), «Письмом к вождям Советского Союза» Солженицына (1973), - профессор Джон Дэнлоп говорил о преимуществе Программы ВСХСОН: «Ей удалось избежать главной ошибки Сахарова и “демократов” - общего некритического приложения западных либеральных моделей к собственно русским проблемам»37.
Принципиальная новизна Программы ВСХСОН состояла, в частности, и в том, что она предлагала путь в христианской перспективе, следуя национальной традиции.
* * *
Известный диссидент Владимир Николаевич Осипов в своей первой статье о ВСХСОН - «Бердяевский кружок в Ленинграде» (1972 г.) - утверждал, что идейные взгляды членов этой организации сформировались под влиянием воззрений русских религиозных философов, прежде всего Николая Александровича Бердяева (1874-1948). Вслед за В.Н. Осиповым это утверждение перекочевало на страницы работ многих других авторов. Но версия о бердяевском происхождении идейной основы ВСХСОН - ошибочна. Дело в том, что в период зарождения организации её основатели ещё не были знакомы с трудами Бердяева.
С сочинениями И.А. Ильина, Н.А. Бердяева и других неугодных коммунистическому режиму философов социал-христиане познакомились позднее, когда подпольная организация уже существовала. А активное изучение и распространение запрещённых в СССР трудов эмигрантских и иностранных авторов стало возможным лишь после того, как подпольщикам удалось наладить тайные каналы связи с Русским Зарубежьем: оттуда ВСХСОН и получил бо́льшую часть запрещённой литературы.
Знакомство с этой литературой потрясло молодых патриотов. Они были поражены удивительной близостью некоторых программных установок ВСХСОН и взглядов русских белоэмигрантских мыслителей. Но в СССР всё, что связано с Белым движением и эмиграцией, находилось за семью печатями, поэтому ко многим идеям своих предшественников по антикоммунистической борьбе социал-христиане пришли совершенно самостоятельно. А неизвестные им до той поры труды русских философов, воспоминания участников антибольшевистской борьбы как бы перекинули мост преемственности между старым и новым поколениями антикоммунистов, утвердили подпольщиков в избранном ими пути, позволили осознать себя в качестве преемников русской христианской и патриотической традиции.
Впрочем, среди социал-христиан восприятие эмигрантской философской и политической литературы отнюдь не было безоглядно-восторженным. Вот, например, что писал Евгений Вагин о трудах Бердяева:
«Н. Бердяев представлял для нас интерес прежде всего как историк «русской идеи». Его работы «Русская религиозная идея» (в сборнике «Проблемы русского религиозного сознания» 1924 года), «О характере русской религиозной мысли 19-го века» (в журнале «Современные записки» 1930 года), книги о Хомякове, Достоевском, К. Леонтьеве и, конечно, особенно «Русская идея» (1946) знакомили с богатым разнообразием проблем русской духовной истории. Многие впервые из сочинений Бердяева узнавали о существовании таких русских мыслителей, как Н. Фёдоров, Ф. Бухарев, Несмелов. Всеми нами безусловно принимался бердяевский тезис о преобладающем религиозном характере русской мысли вообще. Но протест недоумение вызывали утверждения филосоветского свойства в конце «Русской идеи». В книге его «Истоки и смысл русского коммунизма» абсолютно неприемлемым для нас был тезис о «русских корнях» коммунизма. Отсюда началось разочарование в Бердяеве и постепенный отход от него.