Произошло повышение цен на мясо и молочные продукты, пшеница стала покупаться за рубежом. Это Россией-то! Последовали авантюры с денежной реформой, государственными займами.
В стране создавалась напряжённая обстановка, приведшая к массовым выступлениям против советской власти в Новочеркасске, Караганде, Тбилиси, Краснодаре и других местах.
Я был уверен, что мы стояли тогда накануне внутренней катастрофы, которая могла разразиться стихийно в любой момент и бросить страну во внутренний хаос.
Скажите, граждане судьи! Что в этой ситуации должен был делать сын своего отечества? Россия - моё отечество. Моя мать. Могли я спокойно смотреть, как гибнет моя мать?»74
Выступление Игоря Огурцова было короче, но и гораздо жёстче. В «последнем слове» основатель Социал-Христианского Союза вынес свой приговор коммунизму: «Мы сделали всё, что смогли... И всё-таки наше поколение покончит с этой тоталитарной системой!»
Вольно или невольно, но эти слова прозвучали как антитеза лозунгу, провозглашенного Никитой Хрущёвым: «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме!» Да, Андропов не зря так заботился об изоляции лидера и руководящего звена ВСХСОН от других членов организации...
Под занавес процесса экзекуторы ещё раз попытались принудить руководителей Социал-Христианского Союза к отречению от христианской веры. В самый критический момент, накануне вынесения приговора, прокурор г. Ленинграда Соловьёв поочерёдно задал им всем вопрос: «Верите ли вы в Бога?» Но только один из четверых, Борис Аверичкин, назвал себя неверующим (как уже говорилось, подпольщики не предъявляли требования ко всем участникам организации быть верующими).
Впоследствии для дискредитации ВСХСОН советские спецслужбы через свою агентуру будут распространять в зарубежной и эмигрантской печати слухи о якобы «безрелигиозности» социал-христиан. Но правда заключалась в том, что верующие члены организации не отреклись от Христа и под угрозой самого страшного приговора...
Расстрелять Игоря Огурцова и троих его ближайших соратников коммунистическое руководство не решилось. Возможно, немалую роль в этом сыграло то обстоятельство, что следствие и процесс над ВСХСОН проходили в самую годовщину 50-летия «Великого Октября». Расстрел группы молодых русских патриотов под занавес «всенародных празднований» мог бы стать слишком зловещим для КПСС символом. Подводить такую бесславную черту под итогом своей пятидесятилетней диктатуры и превращать социал-христиан в национальных героев и мучеников коммунистическая верхушка поостереглась. Впрочем, физическая расправа над лидерами подпольщиков могла быть лишь вопросом времени...
Всех четверых членов «штаба ВСХСОН» приговорили к длительным срокам заключения. Бориса Аверичкина и Евгения Вагина - к восьми годам с содержанием в исправительно-трудовом лагере строгого режима. Михаила Садо - к тринадцати с отбыванием первых трёх лет в тюрьме, а остального срока в колонии.
Самый тяжёлый приговор был вынесен Игорю Огурцову: семь лет тюрьмы, восемь лет лагеря строгого режима и пять лет ссылки. Итого двадцать лет лишения свободы! На деле же кара окажется ещё более суровой: в 1979 году за организацию забастовки заключённых она будет ужесточена - 10 лет тюрьмы, 5 лет лагеря строгого режима и 5 лет ссылки (тюремное заключение - более тяжёлое наказание, чем заключение в лагере). В реалиях коммунистических застенков это означало почти верную смерть - мучительную смерть в рассрочку...
* * *
Через несколько месяцев после расправы над «штабом» ВСХСОН, в марте-апреле 1968-го, в Ленинграде состоялся ещё один процесс по делу социал-христиан - на этот раз вершилась расправа над семнадцатью «рядовыми» членами организации:
1) Юрием Барановым,
2) Леонидом Бородиным,
3) Георгием Бочеваровым,
4) Юрием Бузиным,
3) Владимиром Веретёновым,
6) Ольгертом Забаком,
7) Николаем Ивановым,
8) Анатолием Ивлевым,
9) Владимиром Ивойловым,
10) Михаилом Коносовым,
11) Станиславом Константиновым,
12) Александром Миклашевичем,
13) Валерием Нагорным,
14) Вячеславом Платоновым,
15) Анатолием Сударевым,
16) Сергеем Устиновичем,
17) Олегом Шуваловым.
Процесс проходил в том же здании Ленинградского городского суда, на втором этаже, в усиленно охраняемом зале № 48. Формально этот второй процесс был «открытым», но в действительности в зале вновь присутствовала только строго отобранная «публика» (в основном, чины госбезопасности), и даже адвокаты допускались на заседание только по специальным пропускам КГБ 24. Были приняты и другие «меры безопасности», прямо противоречащие существовавшим в то время нормам законодательства и судопроизводства. Так, например, большинство свидетелей удалялись из зала сразу после дачи ими показаний, хотя, они имели право находиться там до конца процесса. А в списке дел, назначенных к слушанию и рассматриваемых, на доске объявлений Ленгорсуда дело ВСХСОН вообще не значилось, будто бы никакого процесса и не происходило...
Расправу над «рядовыми» подпольщиками было поручено вести «женской бригаде» - судейское кресло занимала первый заместитель председателя Ленинградского городского суда Исакова, о которой говорили, что искусством придавать творимому беззаконию законообразную форму, она «владела лучше многих своих коллег». В роли государственного обвинителя выступала Инесса Катукова, «прославившаяся» в Ленинграде именно своим участием в громких политических процессах. На совести Катуковой - в том числе и требования смертной казни для «политических преступников» (дело Эдуарда Кузнецова и Марка Дымшица). В апреле 1968-го Инесса с безмятежным спокойствием потребует для семнадцати социал-христиан 65 лет лишения свободы - в общей сложности на всех...
Всем «рядовым» подпольщикам было предъявлено обвинение по статьям 70-й и 72-й Уголовного Кодекса РСФСР - «антисоветская агитация и пропаганда» и «членство в антисоветской организации»*15. Станиславу Константинову добавили обвинение по статье 218 - «незаконное хранение, ношение, приобретение огнестрельного оружия».
Никаких громких заявлений на этом втором процессе сделано не было, обвиняемые выглядели подавленно. Возможно, сказалось отсутствие среди них лидеров организации (на что КГБ и рассчитывал). Советская карательная машина перемалывала жизни семнадцати человек без особого сопротивления, вышколено и рутинно...
Документально пока не доказано, но есть основания полагать, что и во время следствия, и во время процесса чекисты применяли для подавления воли членов ВСХСОН специальные психотропные средства. Многие социал-христиане, сидевшие во внутренней тюрьме ленинградского «Большого дома», свидетельствуют о происходивших в то время странных болезненных изменениях в их организмах, в частности, о многочисленных язвах, появившихся на коже и т.п. Один из подпольщиков, Владимир Ивойлов, так описал своё психофизическое состояние на процессе ВСХСОН: «Что-то блокировало во мне внутреннюю энергию, иногда приходит мысль: уж не применили ли гэбисты ПСИ-фактор?»76
Предположение - отнюдь не фантастическое: для «ломки» подследственных и заключённых КГБ в эти годы, действительно, прибегал к использованию препаратов, активно воздействующих на психику и общее состояние организма77. Впрочем, психологическое давление на подсудимых, проходивших по «делу семнадцати» было столь велико и продолжительно - допросы шли больше года - что и безо всяких препаратов сохранять полное присутствие духа было невероятно трудно.
Объясняя подавленное состояние многих подпольщиков - своё и своих товарищей - во время следствия и судебного процесса, член ВСХСОН Анатолий Сударев напишет:
«...Против режима восстали не титаны, а люди, в общем и целом, вполне обыкновенные. Но порядочные. И возмущённые, восставшие - именно в силу своей порядочности. Степень их героизма проявилась уже в самом факте восстания - лишь очень немногие... решились на это. А на большее, по-видимому, нас уже не хватило...
...Есть, правда, исключения. Речь в первую очередь, конечно, должна пойти о нашем лидере Огурцове. И Платонов. Вот пример, когда в щуплом теле, казалось, обитает такой мощный дух сопротивления»78.
И всё же одна сцена, происшедшая тогда в судебном зале, потрясла всех. Вот как описывает её Юрий Лурьи - адвокат Георгия Бочеварова и Станислава Констанинова на «процессе семнадцати»:
«Я сидел спиной к скамье подсудимых и смотрел, как вводят в зал под конвоем Михаила Садо для допроса в качестве свидетеля. Вдруг я услышал за спиной непонятный шум. Я посмотрел назад и обомлел: все семнадцать человек стоя приветствовали своего руководителя и друга. Раскаявшиеся и нераскаявшиеся, признавшие свою вину и не признавшие её, страшившиеся наказания и готовые к нему - все они, не обращая внимания ни на суд, ни на конвой, ни на надзирателей из КГБ, встав перед обречённым на долгие страдания руководителем и старшим товарищем в соответствии с действовавшим в ныне разгромленном ВСХСОН ритуалом, показывали ему этим вставанием, что всем сердцем они с ним, что они остались прежними, несмотря на тюремную решётку. Такими они будут помниться мне всегда...»79
После столь неожиданной демонстрации дисциплины и солидарности всех семнадцати подсудимых с руководством своей организации не могло быть и речи о присутствии в зале главы организации - Игоря Огурцова. Его на этот процесс в качестве «свидетеля» решили вовсе не допускать, чтобы глава ВСХСОН не смог оказать влияния на остальных.