*16. Что касается старого большевика Петра Абрамова, то хотя он уже и не занимал высоких постов, всё же принадлежал к числу фигур знаковых: представителей «ленинской гвардии» к тому времени в живых оставалось не много - большинство погибло ещё в годы великой внутрипартийной бойни - поэтому уцелевшие ветераны РСДРП, формально символизировавшие связь брежневской элиты с революционными истоками, пользовались подчёркнутым вниманием кремлёвского руководства...
Учитывая высокое служебное положение или общественный статус вышеназванных лиц, лишение свободы их близких родственников - да ещё по скандальной «антисоветской» статье - больно ударило бы по престижу самой коммунистической верхушки и ещё более увеличило бы размеры и без того громкого дела... Поэтому в партийных верхах решили не возбуждать уголовных дел против кандидатов ВСХСОН. Всех их, изрядно припугнув на следствии лагерными сроками по статье о недонесении, в конце концов, решили привлечь только в качестве свидетелей. Тем более что в СССР давно изобрели и широко практиковали множество способов внесудебной расправы над свободомыслящими.
Ведь для того, чтобы исковеркать жизнь любому человеку, чекистам не обязательно истязать его за ограждением из колючей проволоки: человека можно было уволить с работы, исключить из ВУЗа, лишить возможности заниматься профессиональной деятельностью; можно отказывать ему в приёме на любую мало-мальски приличную работу, изгнать из жилищного кооператива, не давать прописки, закрыть возможность выезда за границу или наоборот - вынудить уехать из страны...
В дополнение к подобным полуофициальным мерам внесудебной расправы могли применяться и совсем уж неофициальные: для негласной травли политически неугодных людей - неосуждённых и несудимых - в 1960-е годы в КГБ специально разработали так называемый метод массированного психологического воздействия. Цель этого метода - «создавать невыносимые условия существования объекта»...84 У человека, подвергнутого массированному психологическому воздействию могли, например, ни с того ни с сего происходить неприятности на работе, в семье, портиться отношения с друзьями и коллегами; на него нападали «хулиганы» на улице, в дом к нему забирались «воры», в оконные стёкла его квартиры летели камни и т.д., и т.п. Всё это должно было приводить «объект разработки» к нервным срывам и глубочайшей депрессии, а власти и КГБ оказывались якобы ни при чём...
Конечно, внесудебные репрессии - мелочь по сравнению с убийственным тюремным сроком Игоря Огурцова или лагерным заключением его соратников. Но ведь и причастность людей, называемых кандидатами ВСХСОН, к подполью - недонесение! - была почти символической. За эту-то символическую причастность десятки человек из окружения социал-христиан подверглись отнюдь не символическим гонениям, главным образом, связанным с исключением из высших учебных заведений и негласным запретом на профессии.
В связи с делом ВСХСОН из высших учебных заведений были исключены студенты Евгений Андреев, Давид Балаян, братья Владимир и Николай Мицко и другие... Для многих из них возможность получения высшего образования и дальнейшая профессиональная карьера навсегда закрывались.
Среди исключённых из ВУЗов оказались и студенты исторического факультета Ленинградского университета Евгений Абрамов и Александр Осипович. Вскоре после второго судебного процесса над социал-христианами оба они обосновались на Соловецких островах, где тогда ещё только начинал работу местный музей. Нет, для вчерашних кандидатов ВСХСОН это не была «добровольная ссылка». Скорее - попытка получить некоторую свободу самореализации: работать по специальности, заниматься историей, а заодно и находиться подальше от глаз КГБ. Соловки подходили для этого идеально: место, где каждый камень дышал историй, но в то же время «глухое»; специалистов-историков, желающих ехать в соловецкую неблагоустроенность, чтобы с нуля поднимать там новый музей, находилось не много... Недоучившихся историков на эту работу приняли охотно. И не пожалели: изгнанные из университета студенты оказались отличными специалистами, с энтузиазмом ездили в экспедиции, собирали книги и материалы, проделывали огромную работу на первом, самом сложном, этапе становления Соловецкого историко-архитектурного и природного музея-заповедника.
Однако помимо научной и экскурсионной деятельности молодых музейщиков продолжали волновать и другие вопросы. Они перепечатывали на пишущей машинке стихи поэтов Серебряного века, прозу Солженицына, проявляли непоощряемый начальством и опасный в те годы интерес к истории Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН)... Всё это в итоге обернулось для них увольнением... Абрамов вернулся в Ленинград, Осипович - в Архангельск, где стал тренером по шахматам в детско-юношеской спортивной школе. Но местный КГБ не оставлял его в покое. С тренерской работы пришлось уйти, работал оператором котельной, дворником... В конце концов, А. Осипович уехал в США...
Трагически сложилась и судьба физика Дмитрия Всеволодовича Фредерикса. Среди кандидатов ВСХСОН Д.В. Фредерикс был, пожалуй, самым старшим по возрасту - ему исполнилось почти сорок - и к середине шестидесятых он уже вполне состоялся в своей профессии: окончил институт и аспирантуру, некоторое время работал в ленинградском Физико-техническом институте, где под руководством академика Б.П. Константинова занимался поисками антивещества, в начале шестидесятых увлёкся физикой полупроводников и взялся за разработку первых в Советском Союзе полупроводниковых микросхем, к 1967 году возглавлял экспериментальную лабораторию по разработке полупроводниковых приборов на Ленинградском объединении «Светлана».
Чекистам стало известно, что Фредерикс имел контакты с ВСХСОН, получал от подпольщиков «антисоветские» издания и... был ознакомлен с Программой организации. Последнее обстоятельство позволило КГБ раздуть дело, и тогда, надо полагать, физику припомнили всё: и баронский титул предков, и то, что при царе дед его был генерал-губернатором Нижнего Новгорода...
Фредерикса уволили с работы, лишили возможности заниматься физикой, устроиться работать по специальности не давали. И учёный «с волчьим билетом» пошёл на Октябрьскую железную дорогу простым механиком рефрижераторной секции... Можно сказать, что Дмитрий Всеволодович отчасти повторил трагическую судьбу своего отца, Всеволода Константиновича - выдающегося учёного, репрессированного в 1937-м, якобы за участие в «антисоветской подпольной организации»...
А вот студенту Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии Александру Чиркову, в отличие от других кандидатов ВСХСОН, удалось избежать исключения из ВУЗа. Возможно, благодаря тому, что один из подпольщиков, Анатолий Сударев, незадолго до собственного ареста успел предупредить «своего» кандидата о возможном скором вызове в КГБ и проинструктировать о линии поведения - какие факты признавать можно, какие нельзя... На допросе в Большом доме Чирков держался соответственно, так что, к большому неудовольствию следователя, последнему даже пришлось переделывать заранее написанный (!) протокол допроса. О своём знакомстве с Программой ВСХСОН, допрашиваемый не упомянул, и это его спасло.
Правда, без рассмотрения персонального дела на закрытом партийном бюро института не обошлось. Но вот что поразительно: большинство преподавателей и коллег отнеслись к попавшему в зубы КГБ студенту с явным сочувствием... Партбюро приняло решение студента не исключать, «взять на поруки»... Более того, опального, но талантливого старшекурсника чуть ли не демонстративно принял под своё покровительство профессор Василий Васильевич Меркурьев - народный артист и любимец миллионов зрителей. Профессор предложил Чиркову поработать с его студентами, даже намеревался устроить его в аспирантуру, и молодой выпускник около года преподавал актёрское мастерство на курсе Меркурьева.
Умонастроения и нравы в театральном явно отличались от нравов близкого к партийным верхам, заидеологизированного ЛГУ. Впрочем, печальных последствий и в этом случае избежать не удалось: в аспирантуру Александр Чирков, конечно, не попал, работать по специальности ему тоже не позволили: по окончании института вместо диплома режиссёра - выдали актёрский... Все попытки получить режиссёрский диплом и заняться режиссурой - о чём он мечтал и к чему себя готовил - натыкались на грубые административные препоны: в Советском Союзе путь в профессию для него был закрыт...
Внесудебные расправы коснулись не только кандидатов ВСХСОН, но в отдельных случаях даже и тех, кто имел к социал-христианам совсем уж косвенное отношение. Так, 17 июня 1968 года был исключён из партии «за утрату политической бдительности» преподаватель исторического факультета Ленинградского университета Юрий Давидович Марголис. Ещё через три недели историка и вовсе уволили из ЛГУ - якобы в связи с неизбранием по конкурсу... На самом деле «вина» Марголиса состояла в его дружеских отношениях с коллегой по университету - Николаем Викторовичем Ивановым, ассистентом кафедры истории искусства и... активным участником ВСХСОН.
Марголис являлся членом КПСС, и вопрос о его привлечении к деятельности Социал-Христианского Союза вообще не возникал: среди подпольщиков не было ни одного партийца. С Николаем Ивановым Юрия Давидовича связывали только личные приятельские отношения, хотя приятели и позволяли себе частенько вести откровенные беседы на политические темы. Решающим обстоятельством в судьбе Марголиса стало то, что он получал от Иванова литературу «антисоветского содержания»...*17
Во всей ситуации с кандидатами и близким окружением ВСХСОН самым показательным является тот факт, что несколько десятков людей, не принадлежавших к подполью, в какой-то степени знали или догадывались о его существовании, общались с его представителями, получали от них запрещённые книги, а некоторые даже успели прочесть Программу, но никто из них не побежал доносить в КГБ, не проболтался в разговорах с посторонними. Люди хранили тайну...