Даже если допустить, что часть кандидатов в будущем не пошла бы на риск связать свою судьбу с подпольной работой, уже одним своим молчанием они демонстрировали сочувствие и моральную поддержку подпольщикам. Это обстоятельство подчёркивало, что широкие слои населения одобрительно относятся к делу борьбы с правящим режимом. В СССР выросло новое поколение, воспринимавшее стукачество - как несмываемый позор. Говорили, что невеста сотрудника ЛИТМО Владимира Петрова бросила его, когда узнала, что её жених донёс на своих товарищей... В глазах нового поколения Павлики Морозовы перестали быть героями.
Партийному и гэбистскому руководству было над чем задуматься...
* * *
Говоря о людях, репрессированных в связи с причастностью к Социал-Христианскому Союзу, нельзя не упомянуть ещё одного громкого дела 1968 года - ленинградских юристов Юрия Гендлера, Николая Данилова и их соратников. Расправу над ними в определённой степени можно рассматривать как одно из последствий и своеобразное продолжение «дела ВСХСОН».
Собственно говоря, Ю. Гендлер и Н. Данилов прямого отношения к судебным процессам над подпольщиками не имели. Но, будучи профессиональными юристами, а главное - людьми, неравнодушными к совершаемой несправедливости, они посчитали своим профессиональным и человеческим долгом обратиться к генеральному прокурору СССР Р.А. Руденко с письмом, в котором указали на грубые нарушения, допущенные в ходе процессов над социал-христианами. Перечислив замеченные ими конкретные нарушения законодательства и особо указав на фактическую засекреченность якобы «открытого суда» над семнадцатью членами ВСХСОН, Гендлер и Данилов писали:
«Такое положение представляется нам нарушением одного из основных принципов советского судопроизводства, принципа гласности, совершенно необходимого для любого политического судебного процесса. Примечательно, что в соседних залах слушаются уголовные дела с полным соблюдением гласности.
Мы не касаемся здесь вопроса о виновности или невиновности подсудимых, так как лишены возможности составить об этом своё мнение, но отсутствие или ограничение гласности и открытого доступа в зал судебных заседаний характерны для всех политических процессов последних лет в Ленинграде (дело Ронкина и др. в 1965 году, дело Огурцова и др. в 1967 году, настоящий процесс), что, учитывая прошлое нашей страны, не может не вызвать глубокой тревоги.
В связи с этим просим Вас через центральные органы печати или по любому из наших адресов ответить на вопросы:
- соответствует ли закону практика доступа на открытый судебный процесс только лиц со специальными пропусками и ближайших родственников подсудимых, и, если соответствует, то какая организация, в каком порядке и кому такие пропуска предоставляет?
- соответствует ли закону закрытие допуска на открытый процесс граждан, не обладающих пропусками и не являющихся родственниками подсудимых, при наличии в зале заседаний свободных мест?
- соответствует ли закону содержание обвиняемых под стражей без суда сроком более девяти месяцев?»85
Копия этого обращения от 4 апреля 1968 года была направлена в редакцию газеты «Известия». Несомненно, его авторы понимали, что ответ по существу заданных в нём вопросов они вряд ли получат: весь процесс над ВСХСОН был образцом грубого произвола, да и не в традициях коммунистической бюрократии отвечать на неудобные вопросы. Несомненно, должны были они понимать и степень риска, которому подвергают себя, выступая с критикой репрессивной машины партии. И реакция этой машины не заставила себя долго ждать, тем более, что к авторам обращения у андроповского ведомства появились претензии и помимо эпизода с ВСХСОН...
1 и 2 августа 1968 года юрисконсультов Юрия Гендлера и Николая Данилова, а также химика Льва Квачевского и инженера Евгения Шашенкова арестовали86. Предлог для ареста был надуманным, но подлинные причины - ясны... Во время обысков, проведённых в квартирах арестованных, чекисты обнаружили книги, рукописи и стихи «антисоветского» содержания...
В декабре в Ленинграде состоялся очередной политический процесс, на котором Гендлер хотя и признал себя виновным, однако наличие антисоветского умысла в своих действиях отрицал, утверждая, что руководствовался стремлением к демократизации и либерализации общественной жизни страны в соответствии с курсом XX и XXII съездов партии87. Юрия Гендлера осудили на три года лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовой колонии строгого режима*18.
С Николаем Даниловым расправились изощрённее: к нему у наследников Дзержинского имелись счёты особые. Дело в том, что по окончании юридического ВУЗа Н.Н. Данилов был направлен на работу... в Комитет Государственной Безопасности, где ему поручили заниматься вопросами реабилитации бывших политзаключённых. Вот там-то, по мере знакомства с делами репрессированных, перед Николаем Даниловым и предстали весь размах и ужас того кровавого террора, который творили в стране спецслужбы. Поначалу молодой следователь искренне верил, что КГБ - это уже не МГБ, что возврата к беззакониям сталинских лет не будет... Но со временем он убедился в обратном. Будучи человеком честным, мириться с этим не хотел, а такие люди в «органах» не приживались никогда. За публичное выражение несогласия с нападками Хрущёва на творчество поэта Евгения Евтушенко Данилов был уволен со службы и исключён из КПСС. И теперь ему, старшему лейтенанту КГБ, уволенному за несогласие с творимым беззаконием, недавние коллеги мстили с особой изощрённостью...
Для начала, следуя обычной практике внесудебных рас-прав, Данилова отчислили из московского Литературного института имени А.М. Горького, где он учился на заочном отделении... Но судить бывшего следователя КГБ в обычном порядке не решились, понимая, что профессиональный юрист, изнутри знакомый с грязными сторонами деятельности советских спецслужб и юстиции, на суде может вынести много сора из гэбистской избы. Без эксцессов не обойдётся...
В октябре 1968 года «медицинская экспертиза» объявила Николая Данилова и Евгения Шашенкова «психически больными». Поэтому судебное заседание по обвинению Данилова проходило... в отсутствии обвиняемого... Примечательно, что в качестве одного из свидетелей на этом «суде» выступал всё тот же «дежурный стукач» ленинградского УКГБ Александр Гидони - тот самый, что написал первый донос на ВСХСОН, а затем фигурировал на процессе по делу социал-христианского подполья... Гидони и на сей раз пел под дудку чекистов и всячески старался «утопить» отсутствовавшего в зале суда подсудимого, заявляя, что «такой умный преступник, как Данилов, вдвойне опасен для общества»...88
Николая Данилова заперли в тюрьму особую - ленинградскую психиатрическую больницу специального типа, где наряду с психически больными содержались и здоровые люди - те, кого коммунистический режим считал своими врагами... Вот как описывает подобные «лечебные» учреждения один из узников, побывавших за их стенами:
«Спецбольница была окружена колючей проволокой и забором. На вышках дежурили часовые с автоматами. Внутри спецбольницы распоряжались так называемые «контролёры» - сержанты Внутренних войск МВД и под их командой - санитары, осуждённые уголовники, как правило, - убийцы. Когда, очень редко, у нас была прогулка в клетке, наподобие той, что устанавливают в зоопарке для зверей, в тюремном дворе, то часовые на вышках всегда целились в нас из своих автоматов. Садисты-врачи психконцлагеря приказывали ежедневно, по несколько раз в день, вводить заключённым лошадиные дозы ядохимикатов. От ядохимикатов одни заключённые быстро превращались в скелеты с трясущимися головами, другие умирали. Осуждённые уголовники - убийцы, служившие санитарами, регулярно избивали политзаключённых. Это был ад, который до сих пор снится мне по ночам»*19.
В начале 1970-х Данилова выпишут из этой «больницы» с диагнозом «хроническая шизофрения». А такой диагноз означал, что в любую минуту КГБ мог вновь арестовать вчерашнего пациента психушки и упрятать за решётку - «долечиваться»... *20
Глава VIIIВСХСОН И РАЗВИТИЕ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ В СССР
Наши положительные идеи, которые отчасти только были выражены в Программе, они не прекратили своего существования, не угасли с нашим арестом. Наоборот, они получили во многом неожиданное даже для нас самих продолжение, продолжение живое, и не только в среде бывших членов ВСХСОН, но в среде гораздо более широкой...
Ленинградские политические процессы 1967-1968 годов получились настолько «громкими», что, несмотря на закрытость судебных заседаний и полное отсутствие гласности, слухи о них всё же просочились на свободу.
Много лет спустя поэт и писатель Владимир Алексеевич Солоухин расскажет, как в далёком шестьдесят восьмом он был потрясён известием о расправе в Ленинграде над большой группой молодых патриотов. Находясь тогда под сильным впечатлением от этого события, Солоухин написал и распространил среди своих друзей и членов Союза писателей стихотворение «Настала очередь моя»:
Когда Россию захватили
И на растленье обрекли,
Не все России изменили,
Не все в предатели пошли.
И забивались тюрьмы теми,
В ком были живы долг и честь.
Их поглощали мрак и темень,
Им ни числа, ни меры несть.
Стреляли гордых, добрых, честных,