Помимо схожей тактики, была ещё одна черта объединявшая правозащитников с системными патриотами: и те, и другие так или иначе исходили из советско-коммунистической традиции, даже когда противостояли ей. Этим все они резко отличались от социал-христиан: ВСХСОН олицетворял собою абсолютное неприятие коммунистической традиции, объявив ей войну, не предполагающую ни компромиссов, ни перемирий, ни возможности совместного сосуществования.
«Социал-христиане, - писал Е.А. Вагин, - выступили - практически только словом! - против власти узурпированной, незаконной, безбожной, прикрывающейся именем народа. По сути дела, они только подтвердили ещё раз, в условиях 6о-х годов, то, что жило в русском сознании все 50 лет унизительного рабства, что оружием защищали Белые армии, во имя чего гибло в лагерях и тюрьмах православное духовенство и монашество: власть эта антинародная, и отношение к ней должно быть однозначным - полное, тотальное отрицание, вплоть до готовности её свержения силой. Ибо от тирании освобождаются - только силой»103.
Со временем на страницах эмигрантской печати замелькали взаимные упрёки сторонников легального и нелегального путей сопротивления. А один из лидеров правозащитного движения, советский генерал и идейный коммунист П.Г. Григоренко дал книге своих мемуаров многозначительное и весьма красноречивое название: «В подполье можно встретить только крыс...» (острословы по поводу этого названия замечали, что генерал явно побывал не в том подполье: оппозиционную деятельность Григоренко начинал с основания подпольной организации марксистско-ленинского толка.)
Правозащитники осуждали подпольные методы борьбы, приравнивая подпольщиков чуть ли не к террористам. Правда, их отношение к этому вопросу становилось иным, если речь заходила не о Советском Союзе а, например, о подпольных организациях в Польше...104
В свою очередь критики диссидентства отмечали, что правозащитники стремятся лишь к «улучшению» советско-коммунистической системы, а не отвергают её, указывали, что требования диссидентов носят ограниченный, частный характер.
«Демократическое движение диссидентов, - заявлял во второй половине 1970-х годов Абдурахман Авторханов, - возникло на основе советской конституции и под лозунгом “Соблюдайте собственную конституцию!” Оно требовало, как требует и нынешнее движение за права человека, соблюдения советской конституции в целях укрепления того же самого “социалистического строя“. Оно само соблюдало не только основной закон, но и его оговорки, т.е. оно было политически лояльным и юридически вполне легальным движением»105.
А такие принципиальные противники диссидентской тактики, как писатель Юрий Ветохин, и вовсе считали её вредной для антикоммунистического движения. В книге «Склонен к побегу» Ю.А. Ветохин доказывал, что диссиденты, в конечном счёте, укрепляют авторитет самозваных коммунистических правительств, так как обращения к красным диктаторам с жалобами и петициями возводит таковых в ранг законных правителей106.
Насколько противоречивыми и в то же время взаимосвязанными были отношения патриотов и западников, подпольщиков и диссидентов видно на примере известного общественного деятеля Владимира Николаевича Осипова. Бывший анархо-синдикалист, он познакомился с социал-христианами в мордовском концлагере, где пережил религиозное обращение и стал православным монархистом и русским националистом. В первой половине семидесятых В.Н. Осипов - один из людей, близких к ВСХСОН по своим идейным воззрениям. После освобождения он издаёт самиздатовские журналы «Вече» (1971-1974) и «Земля» (1974) - последний совместно с Вячеславом Родионовым - посвящённые проблемам возрождения православия и национального самосознания. Но в области тактики В.Н. Осипов придерживался диссидентских позиций, ратуя за создание «лояльной оппозиции».
Подчёркивая лояльность и открытость действий, Владимир Осипов демонстративно указывал на обложках журналов своё имя и адрес, избегал антисоветских высказываний. Более того - призывал читателей отказаться от конфронтации с властями и сосредоточить усилия на внутренних проблемах русской национальной жизни. Несмотря на это, в ноябре 1974 года он был вторично арестован КГБ и осуждён ещё на 8 лет строгого режима - за издание журналов с «реакционных славянофильских позиций»...
Пример В.Н. Осипова в очередной раз показал, что никакой демонстративный «легализм» оппозицию - ни патриотов, ни западников - отнюдь не легализовывал. КГБ безо всякого усилия, одного за другим, брал диссидентов «в оборот», «профилактировал» и, если это не давало результатов - распределял по психбольницам, тюрьмам, лагерям, ссылкам или выталкивал за рубеж.
Именно поэтому, осознавая невозможность легальной деятельности при тоталитарном режиме, социал-христианское движение с самого начала возникло и действовало в условиях подполья и конспирации. «Если бы у нас была возможность создать таковое движение легальным образом, - признавал И.В. Огурцов, - естественно отпала бы необходимость уходить в подполье. Такой возможности не было...»107
Здесь следует указать на одну черту, органически присущую лидеру социал-христиан. Несмотря на то что ВСХСОН впоследствии не раз подвергался критике и даже откровенным нападкам со стороны отдельных представителей диссидентских кругов, глава Социал-Христианского Союза нигде и никогда не позволял себе отвечать на эти выпады взаимной критикой. И.В. Огурцов высоко ценил все формы борьбы против коммунистической диктатуры и считал принципиально недопустимым подвергать нападкам тех людей и те организации, которые вели реальную борьбу против общего врага, даже если их взгляды отличались от социал-христианских. Он словно бы раз и навсегда принял для себя правило, когда-то провозглашённое одним из лидеров Белого движения и русской эмиграции генерал-лейтенантом Евгением Карловичем Миллером:
«Ни один эмигрант не имеет права что бы то ни было делать или говорить, что могло бы послужить на пользу большевикам или во вред другому эмигранту, т.е. тому, кто так или иначе борется с большевиками, и ни один эмигрант не имеет права не сделать того, что в его возможностях и что может так или иначе нанести ущерб коммунизму.
С этой мыслью нужно утром вставать и вечером ложиться спать, с этой точки зрения нужно расценивать каждый свой шаг, каждое своё слово, принося в жертву главному и единственно важному всё личное, второстепенное, партийное.
Никогда не делать того, что может порадовать общего врага. Все усилия - против коммунизма...»
Конечно, живя в Советском Союзе, И.В. Огурцов не мог читать этих строк, написанных рыцарем-генералом в октябре 1935 года, но рыцарская позиция по отношению ко всем соратникам по борьбе была воспринята им интуитивно, вытекая из внутреннего благородства и истинно христианского миропонимания.
В отличие от принципиальных противников диссидентской тактики или от правозащитников, хуливших подпольные методы, глава ВСХСОН не противопоставлял разные формы сопротивления друг другу: «Трагизм положения в том, что мы не успели встретиться с полулегальными движениями, - не раз говорил Игорь Огурцов. - Если бы подполье существовало одновременно с полулегальным диссидентским движением, это была бы колоссальная сила, которую выкорчевать в тот период не удалось бы даже ЧК. Но этой стыковки не произошло...»108
* * *
Дело ВСХСОН повлияло не только на развитие общественно-политической мысли в кругах оппозиционной интеллигенции. Оно повлекло за собой некоторые последствия и для внутриполитического курса самого правящего режима.
После раскрытия социал-христианского подполья председатель КГБ Ю. Андропов утвердился во мнении о чрезвычайной потенциальной опасности, грозящей коммунистическому режиму со стороны возрождающегося русского национального движения. Борьбу с «русистами» (так на чекистском «новоязе» глава КГБ именовал членов ВСХСОН, а вслед за ними и вообще всех тех, кто в той или иной степени был склонен к проявлению чувства русского патриотизма) Андропов считал одним из важнейших направлений деятельности Госбезопасности. «Главная забота для нас - русский национализм: диссиденты потом - их мы возьмём за одну ночь», - поучал шеф КГБ своих коллег109.
Так расставили свои приоритеты в споре между патриотами и западниками сами коммунистические руководители. Русское национальное движение представлялось им гораздо более серьёзной опасностью, чем прозападническое движение диссидентов.
Одним из последствий андроповской русофобии и прямым следствием «дела ВСХСОН» стало создание в июле 1967 года Пятого Управления КГБ - пресловутой «пятки».
На новое Управление госбезопасности была возложена задача борьбы с «идеологической диверсией», то есть с идейными противниками режима внутри страны. Именно «пятка» стала тайно следить за политическими взглядами советских граждан, в особенности творческой и технической интеллигенции, преподавателей и студентов ВУЗов, журналистов, спортсменов, священнослужителей, верующих... Пятое Управление «курировало» деятельность диссидентов, националистов, эмигрантских антисоветских организаций, Московской Патриархии, сектантов и, конечно же, ненавистных для КГБ «русистов», а впоследствии - «неформалов» и даже рокеров и панков, организуя агентурное проникновение во все эти круги и структуры110.
В связи с резко увеличенными после разгрома ВСХСОН масштабами внутриполитического шпионажа по приказу Андропова была воссоздана сеть агентуры КГБ - так называемых «секретных сотрудников» (сексотов), а попросту тайных доносчиков, «стукачей».