Русское подполье. Пути и судьбы социал-христианского движения — страница 27 из 74

В декабре 1969 года семеро заключённых - члены ВСХСОН Михаил Садо, Леонид Бородин, Вячеслав Платонов, а также Юрий Галансков, Александр Гинзбург, Юрий Иванов, Виктор Калныньш направили видным деятелям советской культуры письмо, в котором описали преступную сущность коммунистической карательной системы и предупредили творческую интеллигенцию, формирующую общественное мнение, об ответственности за антинациональную политику...

28 октября 1970 года за участие в очередной коллективной акциии протеста были отправлены в посёлок Явас и отданы под «суд» Л.И. Бородин (ВСХСОН), Н.В. Иванов (ВСХСОН) и Ю.Т. Галансков. «Суд» постановил Иванова и Галанскова посадить на два месяца в БУР, Бородина - перевести до конца срока во Владимирскую тюрьму...

С 5 по 10 декабря 1970 года группа из 27 заключённых Владимирской тюрьмы, в том числе члены ВСХСОН Игорь Огурцов и Леонид Бородин, держала голодовку, приуроченную ко Дню конституции и Дню прав человека. Группа выдвинула требования: улучшение содержания женщин-заключённых, прекращение издевательств, связанных с питанием (заключённых кормили недоброкачественными продуктами), оказание медицинской помощи заболевшим (врач обычно являлся на двадцатый день после вызова), прекращение тюремного произвола...

Нужно помнить: в коммунистических застенках участники голодовок всегда находились на грани между жизнью и смертью. Ведь это только в старой императорской России, проявлявшей милосердие даже к своим врагам, существовали специальные пайки для ослабленных арестантов - так называемые «цинготные» и «особые» порции125. Ничего подобного в Советском Союзе не было. И без того измученный хроническим недоеданием политзаключённый, решив голодать, шёл на смертельный риск. Ведь даже после прекращения голодовки его ждала только... тяжёлая лагерная работа, голодавшим не приходилось рассчитывать не только на какое-то усиленное питание, но и на элементарную медицинскую помощь.

Нередко голодовки заканчивались для их участников смертью и безымянной могилой на постоянно растущем и никем не посещаемом тюремном или лагерном могильнике. В СССР политзаключённые были лишены права иметь настоящую могилу: тела умерших политзеков, согласно инструкции, не выдавались родственникам, а места их захоронения чаще всего не отмечались никакими знаками и всегда сохранялись в тайне...


* * *


Игорь Огурцов, Михаил Садо, Евгений Вагин, Борис Аверичкин изначально были изолированы от своих товарищей и после ленинградского судилища отправлены по этапу в пересыльную тюрьму в город Горький (Нижний Новгород). Затем их пути разделились: Аверичкина и Вагина ждал «Дубравлаг», Огурцова и Садо - Владимирская тюрьма...

В народе эта тюрьма по сей день широко известна под названием «Владимирского централа». Во второй половине XIX - начале XX веков, в последние десятилетия существования Российской Империи, во Владимирском централе содержались опасные уголовные и политические преступники. Среди них были и некоторые видные впоследствии руководители большевистской партии и Красной Армии. Впрочем, в ту благодатную для России эпоху царское правительство относилось к политическим узникам весьма гуманно. Сами революционеры позже рассказывали, что во Владимирском централе «режим был сравнительно свободный»126.

Совсем иная обстановка сложилась в тюрьмах после того, как в 1917 году законная российская власть была свергнута и в стране утвердился режим партийной диктатуры. При Ленине и Сталине камеры Владимирского централа заполнились сначала «контрреволюционерами», затем - «врагами народа» и «военными преступниками». А с конца 1950-х годов по 1978 год в печально знаменитой тюрьме наряду с матёрыми уголовниками и «ворами в законе» сидели политические, имевшие статус «особо опасных преступников»127.

Тюремный режим - наиболее садистский из всех, применявшихся в коммунистической пенитенциарной системе. Он предполагал многочисленные ограничения. Заключённым запрещалось не только садиться на кровать до отбоя, но и подходить к окну128... В камерах строгого режима на окнах имелись глухие металлические жалюзи, сконструированные так, чтобы почти не пропускать в помещение воздух и солнечный свет... Голод, холод, лишение человека дневного света и чистого воздуха и вызываемые этим многочисленные ужасные болезни были возведённые в систему «перевоспитания» и стали вечными спутниками заключённых советских тюрем.

В концлагере, несмотря на все его лишения и ограничения, заключённый всё же имел возможность перемещаться, бывать под открытым небом. В тюрьме - он был обречён на то, чтобы годами находиться в каменном мешке.

В лагере, заключённый мог общаться со своими единомышленниками - такими же узниками, как и он, чувствовать моральную поддержку со стороны товарищей по заключению. Тюрьма лишала этой возможности, и часто её узник оказывался один на один с карателями.

Каменный мешок, отделявший пленника тюрьмы от всего мира, не ограждал его от преследований мучителей. Дабы сломить волю политзеков каратели делали всё, чтобы отравить и без того тяжёлое их существование. В камерах постоянно проводились обыски, всё «подозрительное» немедленно изымалось. Тюремщики то и дело подсаживали в камеру своих соглядатаев - «наседок». В лучшем случае это был обыкновенный «стукач», в задачу которого входила круглосуточная слежка за соседом и провоцирование его на откровенные разговоры. Но порой соседями политзаключённого оказывались специально подосланные уголовники, создававшие в камере невыносимые условия существования, провоцировавшие драки и готовые на убийство - в «бытовой» части тюрьмы зверские убийства сокамерников не были редкостью. Во Владимирском централе был случай, когда одного из членов ВСХСОН, Леонида Бородина, на несколько месяцев посадили в камеру вдвоём с душевнобольным...129

Но иногда отработанная тюремщиками система давала сбой. Так, ещё в ленинградском следственном изоляторе КГБ к Владимиру Ивойлову чекисты посадили соседа - татарина по фамилии Гуляев. А через три дня общения новый сокамерник вдруг признался, что он «наседка», специально подослан сотрудниками КГБ: «Я думал, что вы шпионы, а вы за то, чтобы России было лучше. Так пусть я уж лучше три года, хоть и несправедливо, отсижу, а этим помогать не стану!»130 Конечно, случай с В.Ф. Ивойловым - исключение, но он очень показателен.

Тюремная камера со всеми её тяготами и лишениями не была для заключённого последним кругом земного ада. За малейшую попытку сопротивления, за «нарушение режима» узника ожидало наказание - заключение в карцер...


Вам наручники известны?

_____________________________Неизвестны. -

Карцер - гроб сырой и тесный,

_____________________________Очень тесный.

Не хотите пресмыкаться -

_____________________________Значит, карцер

Всем, кто любит бесноваться -

_____________________________Тесный карцер,

Знает каждый сердцем чистый -

_____________________________Карцер тесный...


Так писал Валентин 3/К в поэме «Гротески», тайно переправленной на волю из мордовского заключения солагерником поэта - членом ВСХСОН Евгением Вагиным131.

Тюремный карцер - это узкая и длинная бетонная камера-щель с высоким четырёхметровым потолком, под которым прорезано символическое «окно» - тоже щель. Холодный цементный пол, на который нельзя лечь, колючие шершавые стены, на которые нельзя опереться, тусклый свет лампочки-слепухи и вечный, пронизывающий, болезнетворный холод...

Укрыться от холода нельзя: одежда брошенного в карцер зека - тоненькая нижняя рубаха и старое, протёртое до дыр «хабэ»...

Присесть в карцере тоже нельзя: никакой мебели нет, камера-щель сконструирована таким образом, чтобы заставить человека всё время находиться в стоячем положении. От продолжительного многодневного стояния - в карцер, как правило, помещали на пятнадцать суток, затем могли этот срок и продлить - чудовищно, как при слоновой болезни, распухали ноги...

Лишь ночью узнику карцера на восемь часов выдавали так называемый «гроб» - сооружение из трёх досок вышиной не более 10-15 сантиметров от пола. Сидеть на нём невозможно, спать в «гробу» - адское мучение...

Ко всем физическим и моральным истязаниям добавлялось хроническое недоедание. Голодный зековский паёк урезался в карцере до минимума: вода и 450 грамм хлеба в день - вот и весь рацион... И только один раз в двое суток - черпак подогретой отвратительной тюремной баланды...

В этих условиях нужно было не просто «выживать» - что само по себе было сложной задачей - необходимо было бороться. Каждый день... В течение долгих недель, месяцев, лет...

В феврале 1968-го руководитель ВСХСОН Игорь Огурцов, находясь в камере Владимирского централа, в письме своим родным писал: «...Много облегчает сознание того, что мы здесь не напрасно: своими страданиями мы спасаем честь России, и чем больше нас мучают, тем больше достигается эта важная цель; народы мира не должны переносить позор беззаконий на наш великий народ, хотя есть такие, которые показывают пальцем и говорят: а чего от вас, русских, ещё ждать хорошего. Но была и будет сохранена честь и знамя России в тюрьмах и концлагерях её настоящими патриотами, вопреки всем лживым и трусливым тайным судам, пачкающим наши имена»132.

Игорь Вячеславович Огурцов провёл во Владимирской тюрьме около семи лет. Только 1 марта 1974 года он был переведён в исправительно-трудовую колонию (ИТК) строгого режим ВС 389/35 (ст. Всесвятская Пермской области).