Русское подполье. Пути и судьбы социал-христианского движения — страница 29 из 74

В 1976 году в 35-м лагере группа политзаключённых разных национальностей (всего около тридцати человек), протестуя против попрания элементарных человеческих прав, - заявила об отказе от советского гражданства. Этим символическим персональным «самоопределением» узники выразили формальный отказ от гражданской причастности к поработившему Родину политическому режиму. А дабы подтвердить серьёзность своего заявления и не оставить его голословным, «отказники» обратились к правительствам стран, подписавших с СССР Хельсинские соглашения - Бельгии, Великобритании, Германии, США, Франции и других - с просьбами о предоставлении гражданства.

Ни официального ответа «отказникам» от советских властей, ни каких-либо юридических последствий отказа от гражданства, конечно, не было... Но реакция карателей на очередную массовую протестную акцию не замедлила: по телефону в пермскую зону поступил истерический приказ: «Тащите всех за ноги так, чтобы мордами о камни бились!»

Одним из самых ярких проявлений длительного политического противостояния в лагере стала бессрочная забастовка, объявленная в апреле 1979 года большой группой заключённых. Забастовщики отказались от выполнения требований режима, прекратили какую-либо работу. В зоне остановилась часть производства...

В отличие от голодовок, массовая забастовка - редкое, исключительное явление в условиях советских концлагерей. Для подавления «беспорядков» были предприняты самые жёсткие меры. Руководителей забастовки спешно изолировали от других политзаключённых. Игорь Огурцов почти на три месяца был заключён в БУР (с символическими перерывами: формальности инструкции соблюдались...). За участие в организации этой массовой акции неповиновения административный «суд» ужесточил ему наказание, переквалифицировав режим содержания на более жёсткий: к уже проведённым Огурцовым в тюрьме семи годам каратели добавили ему ещё три года тюремного заключения - вместо содержания в колонии строгого режима...

24 июля 1979 года Игоря Огурцова из пермского концлагеря перевели в одну из самых страшных тюрем Советского Союза - Чистопольскую (Татарская АССР). Об этой тюрьме писали, что по условиям содержания и степени издевательств над узниками её даже «вряд ли можно сравнить с худшими тюрьмами гитлеровского времени»136. И в этом утверждении не было преувеличений... Условия содержания заключённых и бесконечный конвейер физических и моральных издевательств над ними были таковы, что нервы не выдерживали даже у самих карателей. Так, в 1980 году, не выдержав беспрерывных истязаний людей, покончил жизнь самоубийством (повесился) заместитель начальника Чистопольской тюрьмы по режиму майор Николаев...

В Чистополе Игорю Огурцову предстояло провести около трёх лет...

Глава XПРОРЫВ ЗА «СТЕНУ УМОЛЧАНИЯ»


Правды нет. В кино, в печати,

В жизни правит ложь-царица;

Даже вещи, даже лица

Лгут и кстати, и некстати...

Всё вокруг давно прогнило.

Ждёт страна огня и взрыва.

Только яростная сила

Отметёт всё то, что лживо.



Валентин З/К



За «железный занавес» весть об аресте участников ВСХСОН и готовящейся над ними расправе долетела довольно быстро. Уже в конце 1967 года в странах Свободного мира стали раздаваться голоса в защиту социал-христиан: к их судьбе попытались привлечь внимание видные общественные деятели, писатели и учёные.

В начале декабря группа из одиннадцати известных французских писателей и учёных направила председателю советского правительства Косыгину Открытое письмо, текст которого опубликовала газета “Le Monde”. Авторы письма заявили:


«Глубоко встревоженные арестом 28 сотрудников ленинградского Университета в феврале 1967 года и полной тайной, окружающей их процесс, мы просим вас употребить ваше влияние, чтобы подсудимым были предоставлены все гарантии защиты, предусмотренные законом. Мы безоговорочно склонны верить слухам, согласно которым, большей части подсудимых в ходе суда были вынесены тяжкие приговоры, вплоть до высшей меры наказания для некоторых из них. Будьте уверены в том, что наше обращение не обусловлено никакими политическими мотивами: оно продиктовано чувством солидарности, связывающей западных интеллектуалов со своими советскими коллегами»137.


Среди тех, кто поставил подпись под этим текстом, был известный католический писатель, классик французской литературы Франсуа Мориак (1885-1970) - один из немногих людей на Западе, понимавших трагедию России и русского народа. «Если я откуда и вижу свет, - говорил Мориак, - то это свет из России, ибо в России - Голгофа, а где Голгофа, там - Воскресение»138.

Заявление видных деятелей французской науки и культуры дало понять коммунистическому руководству, что международная научная общественность знает о процессе над ВСХСОН и заинтересованно наблюдает за судьбой арестованных подпольщиков. А это, несомненно, заставляло экзекуторов несколько сдерживать себя: кровавая расправа над социал-христианами или заточение их в психиатрическую «больницу» уже явно не обошлись бы без широкой международной огласки...

В то время ВСХСОН был загадкой для Запада: ни состав организации, ни её программа, ни обстоятельства деятельности в точности известны не были. Это открывало для КГБ широкие возможности для дезинформации и дезориентации общественного мнения в отношении социал-христиан. Не будучи в силах скрыть факт существования опасного для себя явления, чекисты прибегли к традиционному для них приёму информационной войны - распространению клеветы...

Выше уже приводилась выдержка из секретной записки в ЦК КПСС от 16 апреля 1968 года, в которой Юрий Андропов докладывал о «продвижении» через возможности КГБ в западную прессу «выгодной информации» - а точнее, дезинформации - о ВСХСОН139. Теперь известно, какого рода была эта «выгодная информация»: с подачи КГБ в иностранной и эмигрантской печати активно распространялись слухи о якобы «фашистском» характере социал-христианского движения, его «антисемитской» направленности и будто бы существовавших террористических планах... В послевоенном мире эти идеи и методы были не в чести.

«Мероприятия по компрометации» неугодных людей и организаций стали обычной практикой коммунистических спецслужб. Бывший член Политбюро А.Н. Яковлев впоследствии признал, что с ведома ЦК КПСС Комитет Госбезопасности вёл массированную кампанию по дискредитации инакомыслящих, всячески пороча их в глазах общественности и нередко представляя как «психически ненормальных». Операции по оболганию проводились в том числе и с помощью журналистов - тайных агентов советских спецслужб, и не прекращались даже тогда, когда попавших в жернова КГБ людей лишали гражданства и высылали за границу140.

Не прекращались «мероприятия по компрометации» и против тех, кто был отправлен за колючую проволоку советских концлагерей - если такие люди продолжали представлять собой потенциальную опасность для режима...

В первой половине 1970-х русская эмиграция и западная общественность могли составить представление о ВСХСОН лишь по отрывочной информации и слухам, доходившим по разным каналам из Советского Союза. Увы, нередко эти «каналы» оказывались... гэбистскими, а «информация» - замаскированной «дезой»...

Так, например, чуть ли не главным «источником» по ВСХСОН в те годы считались опубликованные в энтээсовских изданиях очерки некого поэта А. Петрова-Агатова, повествующего о своих лагерных встречах с социал-христинами141. Лишь позднее стало известно, что автор публикаций - провокатор КГБ (в среде заключённых он выдавал себя за создателя популярной в годы войны песни «Тёмная ночь», в действительности сочинённой покойным «однофамильцем» - известным поэтом-песенником Владимиром Агатовым (Гуревичем). Впоследствии Петров-Агатов открыто выступит в советской печати с «разоблачениями» бывших сокамерников, но уже в написанных им «Арестантских встречах» за флёром восторженных слов о подпольщиках нетрудно разглядеть - знакомые гэбистские «напевы»...142

Подобные дезинформационные операции в отношении ВСХСОН - а их было немало - имели определённый успех и быстро остудили интерес западных средств массовой информации к этой организации и судьбе её участников.

Положение социал-христиан оказалось весьма сложным: для коммунистов они были непримиримыми врагами, на Западе на них стали смотреть как на «террористов», диссиденты и правозащитники считали их «шовинистами», а русский народ, во имя освобождения которого ВСХСОН принёс столько жертв, почти ничего не знал о социал-христианском движении... Те же, кто знал правду о ВСХСОН, не имели возможности широко высказываться на эту тему (в отличие от тех же диссидентов, с готовностью поддерживаемых западными средствами массовой информации).

И когда в странах Свободного мира началась кампания за освобождение «узников совести», в результате которой, действительно, многих людей удалось вырвать из тюрем и концлагерей, этот процесс никак не коснулся русских патриотов: правозащитники из «Международной Амнистии» не признавали узниками совести Игоря Огурцова и его соратников и отказывались выступать в их поддержку...143


* * *


Союзников и помощников в борьбе с «русистами» КГБ, неожиданно для многих, обрёл... за рубежом - в рядах новейшей эмиграции из Советского Союза. «Антирусская кампания «третьей волны», - заметит по этому поводу Леонид Бородин, - органично вплелась в «антирусистскую» позицию Ю. Андропова...»