Все главные космические переживания человечества уложились в эти же 13 лет. Взожглись, и улеглись, и забыты все тревоги о Даниеле Эльсберге, об Анджеле Дэвис. А Огурцов - сидит.
Уже 8 лет было его сиденью, когда широковещательно былаподписана Хельсинкская декларация, маня Запад видением эры свободы на Востоке. И имела время полинять и продырявиться уже и для самых легковерных. А Огурцов - сидит.
В этот период уложилась и вся общественная деятельность Андрея Сахарова, как мы его знаем, и вся моя публичная история от съезда писателей до высылки. Смелая семёрка демонстрантов на Красной площади взята, осуждена, отсидела, освобождена. А Огурцов, не совершивший и малого реального действия, - сидит.
Сколько имён угрожаемых, преследуемых, арестованных в СССР - Синявский, Даниель, Амальрик - пронеслись над Западом в эти годы, прорезали мировое внимание, вызвали энергичные протесты, к счастью, помогшие уже многократно. Мощной общественной кампанией давно освобождён Плющ, севший на 5 лет позже Огурцова. Нашёл мировую поддержку и освобождён Штерн, севший на 8 лет позже Огурцова. Из малой и большой зоны вырваны - Григоренко, Сильва Залмансон, Буковский, Мороз, Винс, Гинзбург и другие. Сколько имён, кого лишали эмиграции или притесняли в Советском Союзе, - супруги Пановы, Левич, другие разлучённые супруги или продержанные отказники - в несравнимые сроки получили свободу. А Игорь Огурцов все эти годы, все эти годы - сидит, и лишь недавно его имя стало мелькать изредка.
Есть сроки, переносимые сравнительно с долготой нашей жизни, есть - непереносимые. 13-й год то Владимирской тюрьмы, то строгого режима - это не первые тревоги родственников, что здоровье может пошатнуться: это убийство, уже подходящее к концу. Хладнокровно, долголетне убивают коммунисты своего идейного противника. Ещё 7 с половиной лет срока в разных сочетаниях осталось Огурцову, но они уже не понадобятся: его прикончат раньше.
В момент, когда пишется это письмо, он - в новом тюремном захвате, в Чистополе, за лагерный протест, - и сколько ещё таких усилений можно изобрести впереди. Происходит безжалостное необратимое разрушение его организма — опали внутренние органы, нарушилось их расположение, меркнут глаза, выпадают зубы. Пусть каждый, кто прочтёт эти строки, примерит к себе эту безвыходную безнадёжную протяжённость.
Я призываю Слушания подать убедительный голос в спасение Игоря Огурцова. Далеко не все на Западе разделяют социал-христианские взгляды, которые привели в тюрьму этого узника, - но тем более, в таких-то случаях и проверяется преданность принципу, универсальность защиты всякого человеческого существа».
Это Обращение было прочитано на 3-й сессии Сахаровских слушаний в Вашингтоне и опубликовано во многих русских и русскоязычных эмигрантских газетах и журналах, а также напечатано по-английски в английском журнале «Spectator»...
В то же время советскому руководству были направлены сотни тысяч писем с требованием освободить лидера ВСХСОН. Так, например, во Франции Христианская Акция против пыток и законопреступлений (АСАТ) собрала 30 ооо подписей за освобождение Игоря Огурцова. Инициативу АСАТ поддержали молодые итальянские католики, собрав с той же целью 35 000 подписей. Соответствующее заявление с приложением всех 65 000 подписей было направлено в СССР Л.И. Брежневу и начальнику лагеря, в котором находился лидер социал-христиан167. К началу 1980-х годов из одной только Италии в СССР поступило около трёхсот тысяч таких писем!
Позднее, уже находясь в ссылке, тысячи писем со словами поддержки получил и лично Игорь Огурцов: в соответствии с международными договорённостями, советские власти вынуждены были тогда мешками доставлять корреспонденцию до адресата.
В конце концов, деятельность Русской Православной Церкви Заграницей, христианской общественности, «Комитетов спасения Игоря Огурцова», АСАТ, Международного Общества за Права Человека (IGFV), участие А.И. Солженицына, а также многих других организаций, печатных изданий и частных лиц принесли свои плоды. Имя Огурцова, наряду с именами А.И. Солженицына и А.Д. Сахарова, становится символом борьбы с тоталитаризмом, знаменем несломленной Национальной России. Вопрос об освобождении лидера русских социал-христиан к началу 1980-х получил международное значение и вышел на уровень официальных межгосударственных отношений...
* * *
В начале 1980 года Советский Союз готовился к проведению XXII летних Олимпийских игр (советская агентура на Западе изрядно поработала, чтобы склонить членов Олимпийского комитета к избранию Москвы олимпийской столицей). Впервые Игры должны были состояться в социалистической стране - «вместо коммунизма», как шутили в народе: люди помнили, что XXII съезд КПСС назначил построение коммунизма именно на 1980-й.
Партийное руководство придавало Олимпиаде огромное политическое и пропагандистское значение. И в этом смысле критики прямо сравнивали московскую Олимпиаду - с берлинской 1936 года. Впрочем, такие сравнения - навряд ли справедливы.
Конечно, национал-социалистический режим в Германии во многом являлся учеником большевицкого. Но к началу XI Олимпиады этот ученик ещё не успел проявить себя в полной мере: «Хрустальная ночь», развёртывание концентрационных лагерей, программа эвтаназии, аннексии, захватнические войны - всё это у Гитлера было впереди. К тому же, в отличие от большевиков, национал-социалисты пришли к власти законным, самым что ни на есть демократическим путём. Так что, к 1936 году гитлеровский режим в глазах мирового сообщества выглядел ещё относительно рукопожатным.
С московской Олимпиадой обстояло иначе: к 1980 году уже не оставалось таких преступлений, включая геноцид и этноцид, коих коммунисты не успели бы совершить и в коих не превзошли бы гитлеровцев. Об этом знали во всём мире, и мировое сообщество отлично понимало, где предстоит проводить Игры. Поэтому протесты против этой затеи в странах Свободного мира раздались изначально. Но людей, в действительности занимающих непримиримую позицию к коммунизму, на Западе всегда насчитывалось меньшинство. «Антикоммунизм» западных демократий был весьма относительным и крайне непоследовательным, в чём русский народ на своём опыте убедился не раз - и во время Гражданской войны, когда Антанта фактически отказалась поддерживать Белых в борьбе против большевиков, и после Второй мировой, когда Великобритания и США насильно, тысячами выдавали русских антикоммунистов и их семьи на расправу сталинскому НКВД...
Затевая Олимпиаду в Москве, в Политбюро рассчитывали, что Запад и на сей раз пойдёт на поводу. Вышло по-другому.
В декабре 1979 года брежневско-андроповское руководство организовало в Афганистане тайный заговор и с целью захвата власти осуществило руками КГБ кровавый вооружённый переворот (иными словами, совершило на территории сопредельного государства как раз то преступление, в коем обвинило Игоря Огурцова и его соратников). Началось вторжение советских войск на афганскую территорию. Эти события резко обострили обстановку и породили во всём Свободном мире призывы к бойкоту московской Олимпиады. В январе 1980-го академик А.Д. Сахаров через западную прессу заявил: «Я считаю, что СССР должен вывести свои войска из Афганистана; это чрезвычайно важно для мира, для всего человечества. В противном случае Олимпийский комитет должен отказаться от проведения Олимпиады в стране, ведущей войну».
Масла в огонь подлил и усилившийся в Советском Союзе в преддверии Игр политический террор против инакомыслящих. В течение одного только 1980 года чекистами были арестованы 433 человека, 102 человека осуждены по статьям 70 и 190-прим.168, академик Сахаров лишён всех своих многочисленных наград*32 и сослан в город Горький.
Что касается самих спортсменов-олимпийцев, то некоторые из них с полным пониманием относилась к объявлению бойкота, большинство же присоединилось в этом вопросе к решениям своих правительств. Впрочем, нашлись на Западе и такие спортсмены, кто, вопреки объявленному их странами бойкоту, демонстративно отправлялся в Москву. Диссидент Владимир Буковский писал, что эти последние не постыдились бы бегать и по Освенциму ради своих медалей: «Десятки наших друзей пошли в тюрьмы, лагеря и психушки ради удовольствия этих людей попрыгать и побегать в Москве».
Во время этих грозовых событий имя Игоря Огурцова - самого известного тогда узника коммунизма - становится во всём мире символом сопротивления тоталитарному насилию и произволу. Листовки и плакаты, изображающие основателя ВСХСОН на фоне колючей проволоки, цепей и эмблемы московской Олимпиады, облетают многие страны и континенты, проникая даже за «железный занавес». Требования об освобождении в СССР политзаключённых звучали всё громче...
В мае 1980 года в Варшаве состоялась встреча генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева с президентом Франции Валери Жискар д’Эстеном. Для Игоря Огурцова она обещала стать судьбоносной: всеми силами стремясь заманить в Москву французскую спортивную делегацию, советская сторона на обещания не скупилась. Брежнев готов был пойти даже на демонстративное освобождение из концлагеря кого-нибудь из известных антикоммунистов. Так судьба лидера русских социал-христиан оказалась поставлена в прямую зависимость от участия Франции в московской Олимпиаде...
Через несколько месяцев после варшавской встречи Брежнева с президентом Французской Республики измученного И.В. Огурцова доставили из Чистополя в Ленинград. И вновь - одиночная камера во внутренней тюрьме Большого дома на Литейном проспекте...
Физическое состояние чистопольского пленника привело в ужас даже самих «перестаравшихся» чекистов: выпускать на свободу человека в таком истерзанном виде - значило продемонстрировать факты бесчеловечного обращения с политзаключёнными. Пытаясь замести следы своей «работы», КГБ слегка ослабляет Огурцову режим содержания: узник получает возможность принимать передачи от родных, ему разрешают свидания с близкими родственниками.