деятельного покаяния - не будет и возрождения.
Именно поэтому Игорь Огурцов и его соратники считали первой и важнейшей своей задачей - внутреннее освобождение от большевизма.
«Для каждого из нас, - писал Евгений Вагин, - “школа ВСХСОН” - включая последовавший лагерь - была прекрасной школой служения России: исторической, православной, вечной...
К нам никак не относится эффектная, но бессмысленная фраза - “метили в коммунизм, а попали в Россию”: да, мы сознательно и целенаправленно “метили” в поработивший нашу родину интернациональный коммунизм, мы и сейчас не верим, будто спасти её будущее способен провокационный по своей сути “национал-большевизм”. Для нас речь шла об освобождении народа, великого народа, цвет которого уничтожила банда преступников, разрушившая основы тысячелетней российской державы. Наша борьба - естественное продолжение никогда не прекращающегося народного протеста - была прервана в самом начале, но в каждом из нас продолжал быть живым тот идеал Святой Руси, который подвиг нас на борьбу и который сейчас, как никогда, должен сплотить все возрождающиеся национальные силы в нашей стране»289.
УРОКИ ИСТОРИИ (Послесловие)
Мы входим в Новую Россию XXI века не побеждёнными, а победителями...
Современники, историки, публицисты по-разному оценивали и оценивают роль и значение ВСХСОН в антикоммунистическом движении и истории России.
И по сей день некоторые специалисты автоматически причисляют социал-христиан к диссидентскому движению. Или, напротив, справедливо желая отличить христиан-подпольщиков от легально действовавших правозащитников и системных патриотов, именуют членов ВСХСОН «революционерами». Иногда можно встретить и сравнения социал-христиан с участниками декабрьского восстания 1825 года, на что исследователей, падких на эпатажные уподобления и исторические параллели провоцирует некоторая внешняя схожесть отдельных событий и судеб. Впрочем, от соблазна сравнения членов ВСХСОН с декабристами не удержался даже и такой серьёзный исследователь, как профессор Джон Дэнлоп290.
Но сами социал-христиане решительно опротестовали навешиваемые на них ярлыки диссидентства, революционности и декабризма291. Ведь все эти движения и методы далеки от социал-христианства. Идеи декабристов и российских революционеров были принесены из Западной Европы и навеяны духом Великой французской революции, масонства или марксизма, в то время как идеи ВСХСОН созрели и вырвались изнутри загнанной в подполье и катакомбы православной, национальной России.
И декабристы, и революционеры действовали оружием против законной российской власти. Социал-христиане - словом против беззаконной антироссийской...
«Сравнение нас с революционерами для нас обидно, ибо мы не являемся, слава Богу, таковыми и хорошо, что мы на них не похожи. У революционеров есть пафос разрушения и ненависти,
у нас не было ни того, ни другого - мы созидали независимую русскую силу на тот случай, если «революционеры» снова захотят пройтись по России террором»,292 - утверждает Владимир Ивойлов.
Хотя вооружённая борьба и признана в Программе ВСХСОН единственным возможным путём устранения преступной диктатуры - за отсутствием при тоталитаризме путей легальных - от самой этой идеи до её реального воплощения было ещё далеко, как в силу технической неготовности подпольщиков, так и в силу политической неготовности в тот исторический момент всей страны. Но именно решительный моральный настрой на грядущую вооруженную схватку и ставили в вину социал-христианам их «доброжелательные» критики из либерального диссидентского лагеря - в чём таковые невольно оказались солидарны с политическим руководством и юстицией СССР-РФ.
В 1977 году известные правозащитники Виктор Некипелов и Татьяна Ходорович даже бросили социал-христианам упрёк в том, что идеи вооруженной борьбы с коммунизмом... несовместимы с христианством. «Обращение к оружию, - заявили правозащитники, - насилие, кровь, пусть даже в мыслях, - это победа идеологии антихриста над христианской душой. Именно это и случилось с И. Огурцовым и его единомышленниками, которые искренне веря, что служат Христу, освятив насилие, оказали фактически услугу антихристу... Нет, мы не можем, не имеем права оправдать их решения. Но точно так же - не можем, не имеем права - его не понять»293.
Здесь надо заметить, что спор о допустимости обнажения меча христианином и о праве народа на сопротивление угнетателям имел давнюю историю. Вспомним, например, полемику на эту тему, развернувшуюся накануне и во время освободительной Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. между Ф.М. Достоевским и «общечеловеками»*52.
«Уж лучше раз извлечь меч, чем страдать без срока... Не всегда надо проповедовать один только мир, и не в мире одном, во что бы то ни стало, спасение, а иногда и в войне оно есть...» - ответил тогда классик литературы своим оппонентам.
Аналогичный ответ на эти вопросы можно найти и в западноевропейской христианской традиции, в частности, в трудах Фомы Аквинского. И даже такой общепризнанный и последовательный апостол Ненасилия, как Махатма Ганди указывал: «Там, где нет другого выбора, кроме выбора между малодушием и силой, я буду советовать выбирать силу... Я лучше тысячу раз прибегну к силе, чем отдам на растерзание хоть одно племя...»
Но главные осуждённые по делу ВСХСОН - И.В. Огурцов и М.Ю. Садо - не имели возможности ответить на обвинение, брошенное им правозащитниками: оба ещё находились в заточении. Ответ правозащитникам дал видный деятель Русской Православной Церкви Заграницей, выдающийся богослов, епископ Венский и Австрийский Нафанаил (1906-1985). В обстоятельной статье «О сопротивлении злу», специально посвящённой этому вопросу, владыка Нафанаил отметил, что в рассуждениях Некипелова и Ходорович чувствуется веяние идеи Льва Толстого о непротивлении злу силой - идеи, которую любили приписывать христианству либерально-прогрессивные круги.
«Между тем, - писал епископ, - Церковь Христова никогда не стояла на такой позиции...
Настолько беззаконна, настолько враждебна добру советская власть, что сопротивление ей вплоть до вооружённого восстания вполне допустимо и оправданно для христианства, так как эта власть не лучше власти Юлиана Отступника, и, конечно, много хуже - и Ахмата и Фоки. Она являет по определению преподобного Иосифа Волоколамского*53, «злейшее всех: неверие и хулу», следовательно, по тому же определению, она - «не Божий слуга, но диавола».
Потому никак нельзя бросать руководителям и сотрудникам ВСХСОН упрёка в их стремлении вооруженной рукой бороться с коммунистической властью... Идея восстания совершенно законна с христианской церковной точки зрения... Да поможет Господь всем участникам ВСХСОН и их последователям...»294
* * *
Сегодня, спустя десятилетия после основания Всероссийского Социал-Христианского Союза Освобождения Народа, можно в полной мере оценить его деятельность и значение.
Социал-христианам не суждено было свергнуть тоталитарный режим и освободить свой народ... Несмотря на большие жертвы, понесённые организацией, внешняя сторона её деятельности выглядела скромно: за все три года работы - с февраля 1964-го по февраль 1967-го - члены ВСХСОН не провели ни одной демонстративной «громкой» акции: да и не должно быть таких акций на стадии формирования подпольной организации... И тем не менее эти люди, в самое бездуховное время восставшие духом за Веру и свободу своего Отечества, совершили подлинный гражданский подвиг.
«Для политической борьбы, - писал один из участников антикоммунистического движения А.С. Казанцев (1908-1963), - необходимы законность и политическая свобода, для революционной - хотя бы полусвобода. В СССР нет ни того, ни другого. Вся страна живёт в атмосфере концентрационного лагеря, а в лагерях и тюрьмах тоталитарных режимов восстаний, как правило, не бывает. И если мы всё-таки в оправдание нашего народа можем назвать целый ряд активных антисоветских выступлений, так это результат проявления сверхчеловеческих сил»295.
Конечно, при несопоставимости возможностей горстки подпольщиков и многомиллионной коммунистической машины было бы наивно говорить о какой бы то ни было физической опасности, грозящей в тот момент тоталитарной системе со стороны ВСХСОН. Социал-христиане сумели создать крупнейшую для своего времени подпольную организацию в СССР, но массового подполья не смогли создать даже они. Да и возможно ли его организовать в таких условиях за три года? История, увы, не знает примеров существования массовых оппозиционных организаций при жёстком тоталитаризме. Но в периоды, когда здание диктатуры начинает давать трещину, даже небольшие, но сплочённые организации, вооружённые востребованной народом идеей, способны становиться во главе широкого народного движения.
ВСХСОН оказался опасен для тоталитарного режима не силой оружия и не численностью, а самим фактом своего возникновения и существования, теми идеями, которые он провозгласил. Коммунистические вожди поняли и оценили эту опасность: максимальная секретность «дела», чудовищные приговоры, вынесенные руководителям организации, и последовавшая за арестами социал-христиан всесоюзная негласная борьба с «русизмом» - продемонстрировали всю серьёзность, с какой в ЦК КПСС и КГБ отнеслись к ВСХСОН. Об этой серьёзности свидетельствуют и изменения, спешно внесённые после раскрытия патриотического подполья в организационную структуру органов госбезопасности, идеологическую и «воспитательную» работу партии.