29 июля хан с крупными силами подошел к городу Алексину на правом берегу Оки. Гарнизон Алексина оказал упорное сопротивление и задержал противника на два дня. Когда город был взят и сожжен, на левом берегу Оки появились московские войска. Попытка татар переправиться через реку была отбита. И в ночь на 1 августа Ахмат поспешно отступил. Это отступление летописцы 1470-х годов связывали с невиданным явлением — страхом «царя» перед русскими войсками: «и се и сам царь прииде на берег и видев многые полки великого князя, аки море колиблющися, доспеси же на них бяху чисты велми, яко сребро блистающи, и въоружены зело, и начат от брега отступати по малу в нощи тое, страх и трепет нападе на нь»; «и бе видети татаром велми страшно, такоже и самому царю, множество воа русского». Результат конфликта великокняжеские летописцы охарактеризовали как «победу» и «избавление» (замечу, что после «стояния на Угре» писали только об «избавлении»).
Именно после отражения похода 1472 года Иван III перестал выплачивать дань и начал переговоры с Крымом о союзе против Казимира и Ахмата. Это решение далось непросто — есть сведения о наличии в окружении великого князя лиц, выступавших за сохранение прежнего положения дел; сломать более чем двухвековую традицию признания хана Орды верховным владыкой Руси было трудно. Но для этого представился хороший повод — действия Ахмата выглядели как несправедливые, предпринятые при отсутствии какой-либо вины со стороны великого князя. Ведь поход Ивана III на Новгород московская сторона не могла рассматривать в качестве вины перед «царем», поскольку Новгородская земля издревле считалась «отчиной» великих князей, и Орда всегда это признавала. Вспомним теперь резоны, выдвигавшиеся в Новгороде в качестве оснований непризнания власти Ивана III: если носитель верховной власти чинит неправду и обиду, отношения с ним могут быть разорваны.
Однако, фактически прекратив отношения зависимости с Большой Ордой и заявляя об этом в контактах с третьими странами (Крымом и, судя по известию Длугоша, Польско-Литовским государством), московский князь стремился не делать резких движений в отношениях с самой Большой Ордой, рассчитывая оттянуть новое столкновение. В 1473–1475 годах продолжался обмен послами с Ахматом. Но в 1476 году, когда пошел уже пятый год неуплаты дани, посол хана приехал в Москву с требованием Ивану III явиться к нему в Орду (вызова великого князя к хану не случалось до этого почти сто лет, со времен Тохтамыша). Великий князь не поехал, и тогда конфликт стал неизбежным.
Памятуя о неудаче 1472 года, Ахмат не выступал во второй поход до 1480 года, пока не договорился о военном союзе с Литвой. Но в Москве о предстоящей отсрочке, естественно, не знали. И нашествие ожидалось уже летом следующего, 1477 года. Как раз к началу лета была завершена работа над великокняжеским летописным сводом. Ее возглавлял виднейший писатель той эпохи — Пахомий Серб, автор многих житий святых. В этом своде последовательно проводилась антиордынская позиция. Были опущены имевшиеся в более ранних летописях — его источниках — места, указывающие на зависимость Руси от Орды; в Повести о нашествии Тохтамыша были пропущены слова, мотивировавшие отъезд Дмитрия Донского из Москвы в Кострому нежеланием противостоять «самому царю»; появились уничижительные эпитеты по отношению к основателю Орды Батыю (чего ранее в литературе Северо-Восточной Руси не было), Тохтамышу (ранее также не встречаются) и к современному, ныне находящемуся у власти «царю» (что прежде также не допускалось) — Ахмату. Помимо этого, в свод 1477 года были включены две особые повести, рассказывающие об отражении нашествий могущественных восточных «царей».
Одна из них — «Повесть о Темир-Аксаке». В ней рассказывается о подходе к русским пределам в 1395 году монгольского правителя Средней Азии Тимура (громившего тогда Тохтамыша) и его отступлении благодаря заступничеству чудотворной Владимирской иконы Божьей Матери. Другая — написанная Пахомием Сербом «Повесть о убиении Батыя». В ней, вопреки исторической реальности (основатель Орды умер своей смертью в середине 1250-х годах), утверждалось, что Батый был убит в 1247 году во время похода в Венгрию православным венгерским королем Владиславом. Целью обеих «Повестей» было показать, что при условии крепости веры можно одерживать победы и над непобедимыми «царями»: Батыем, разорившим Русь и установившим ее зависимость от Орды, и Тимуром — победителем разорителя Москвы Тохтамыша.[73]
Таким образом, сторонники независимости Москвы от Орды в окружении Ивана III вели активную «идеологическую» подготовку к отражению нового нашествия Ахмата, целью которой было убедить колеблющихся — против «царя» можно сражаться и можно «царя» одолеть.
Летом 1480 года Ахмат, наконец, двинулся на Москву, и произошло двухмесячное «стояние на Угре», реке, отделявшей московские владения от литовских, противостояние, в ходе которого ни одна из сторон не предприняла решительных действий. Но Казимир IV так и не пришел на помощь Ахмату, и в начале ноября, с началом холодов, хан увел войска в степь.
Таким образом, фактическое прекращение отношений зависимости с Ордой произошло в 1472 году, после первого похода Ахмата на Москву. В 1480 году имело место не «свержение ига», а попытка хана Большой Орды восстановить власть над Московским великим княжеством, к тому времени уже не признаваемую. Поход хана был на сей раз основательнее подготовлен, но все равно не принес успеха. После отступления Ахмата и его скорой (январь 1481 года) гибели в результате нападения сибирских татар и татар Ногайской Орды Большая Орда была уже не в силах претендовать на сюзеренитет.
Непризнание ордынской власти произошло в условиях, когда уже начала действовать идея перехода к московскому великому князю из павшей (в 1453 году) Византийской империи царского достоинства, несовместимого с подчинением ордынскому «царю».[74] Таким образом, освобождение совершилось тогда, когда начала преодолеваться прочно укоренившаяся «ментальная установка» о законности верховной власти хана Орды над Русью, причем совершилось почти бескровно (хотя Орда в 1470-е годы переживала последний всплеск своего военного могущества).
В мировой практике обретение страной независимости принято относить ко времени, когда освобождающаяся от иноземной власти страна начинает считать себя независимой, а не ко времени, когда эту независимость признает «угнетающая сторона» (так, в США годом обретения независимости считается 1776, хотя война за освобождения продолжалась после этого еще семь лет, причем с переменным успехом, и Англия признала независимость своих северо-американских колоний только в 1783 году). Поэтому, если ставить вопрос о дате начала независимого существования Московского государства (с конца XV столетия получившего названия Россия), предпочтение следует отдать не 1480, а 1472 году.
Таким образом, освобождение от ордынской власти было не одномоментным, а растянулось на период с 1472 по 1480 год. Решение о прекращении отношений зависимости было принято в Москве после отражения похода Ахмата 1472 года. Неудача второго похода хана, 1480 года, положила конец претензиям Орды на восстановление этих отношений.
Теперь настало время подвести итог представленному в четырех главах рассмотрению узловых событий в русско-ордынских отношениях.
В исторической литературе при рассмотрении проблемы образования Московского государства бытуют два тезиса: 1) Москва поднялась благодаря поддержке московских князей Ордой; 2) Московское государство складывалось в упорной и все нарастающей борьбе с ордынским игом. Оба суждения, в принципе вроде бы противоречащие друг другу, могут даже уживаться под обложкой одних и тех же книг: до Дмитрия Донского-де была «поддержка», а боролись с игом другие князья (тверские), а с Дмитрия Донского уже Москва возглавляет борьбу за освобождение. Историческая действительность была очень далека от такого рода схем.
В последние два десятилетия XIII века молодое Московское княжество пользовалось, наряду с рядом других, поддержкой одного из противоборствующих правителей Орды — Ногая, и соответственно находилось в конфронтации с соперниками последнего — сарайскими ханами. В начале XIV века после восстановления единовластия в Орде, московские князья до 1317 года не пользовались ханским благоволением (им обладали как раз князья тверские, которым приписывают «борьбу с игом»), а обретя его, очень скоро (1322 год) утратили. Лишь с конца 1320-х годов последовал 30-летний период, когда Орда лояльно относилась к деятельности правителей Московского княжества. Этот отрезок времени, безусловно, многое дал в плане накопления экономического и политического потенциала Москвы. Можно сказать, что традиционная ордынская политика недопущения чрезмерного усиления кого-либо из вассальных правителей, которая не позволила в конце XIII века подняться в Юго-Восточной Руси Брянску, а в начале XIV в Руси Северо-Восточной — Твери, в данном случае не сработала. И последовавшие затем, в 1360–1370-е годы, попытки ордынских правителей отнять великое княжение у московского князя не дали результата. А хану Тохтамышу пришлось в 1383 году фактически признать верховенство Москвы в северных и восточных русских землях как необратимую реальность. С конца XIV века соперников среди русских княжеств у нее уже не было, поэтому и рассуждать об «ордынской поддержке» невозможно.
Что касается борьбы за освобождение, то нарастающая борьба против «ига» не прослеживается — ни со стороны князей, ни со стороны народных масс. И дело не в какой-то свойственной нашим предкам покорности, а в особенностях положения Руси по отношению к завоевателям-монголам. В отличие от, скажем, Китая и Ирана, территориями которых монголы завладели непосредственно, и где потомки Чингисхана сменили местных правителей, Русь осталась под властью своих князей. Она не входила непосредственно в состав Орды.