раньше, чем она успела оформиться в производственных отношениях.
А.Р. Корсунский: Неясна классовая сущность государства, которое, по мнению докладчика, осуществляет феодальную эксплуатацию еще до того, как возникли феодальные отношения в экономике[56].
Таким образом, критика тезиса Н.Ф. Колесницкого велась с позиций тождества понятий «феодализм» и «вотчинная система»; все, что вне вотчины-сеньории, не признавалось производственными, экономическими отношениями. Критики исходили из сформировавшегося в XIX в. представления о феодализме как строе, при котором безраздельно господствует крупное частное землевладение.
Но исследовательская мысль уже не могла ютиться в рамках таких догматических представлений. В конце 1970-х гг. видный специалист по средневековой Франции Ю.Л. Бессмертный сопоставил Русь XIV–XVI вв. с Францией (т. е. признанным регионом «классического» феодализма!) IX–XV вв., Англией и Германией X–XV вв. и пришел к заключениям о «переплетении» и «глубоком взаимопроникновении» сеньориальных и государственных элементов в отношениях знати и рядового населения как на Востоке, так и на Западе Европы[57].
Таким образом, в историографии шло постепенное разрушение представлений о «маргинальности» общественного строя русского Средневековья; картина западноевропейского социального устройства все более сближалась с древнерусскими реалиями.
Ударом по «классической модели» феодализма в западной историографии стала вышедшая в 1994 г. книга английской исследовательницы С. Рейнольдс «Фьефы и вассалы». В ней доказывалось, что сеньория-феод как привилегированная собственность, обусловленная службой, стала реальностью только к XII в.; при этом закрепила новое положение дел в сфере отношений собственности государственная власть. До XII же столетия преобладали отношения не вассалитета, а подданства[58]. В отечественной историографии видный медиевист А.Я. Гуревич выступил с тезисом, что общественные отношения в средневековой Западной Европе не исчерпывались «феодальной ипостасью» (под которой им понимался сеньориальный строй) – наряду с ней существовал широкий слой «рядовых свободных» (полноправных государственных подданных)[59]. Таким образом, исследователи западного Средневековья по сути дела обнаруживают черты, которые давно зафиксированы на Руси, и историками-русистами всегда рассматривались как отечественные отклонения от «правильного» феодализма…
Пора констатировать, что «классическая модель» феодализма – сеньориальный строй с развитой вассально-ленной системой – являет собой практически фикцию. Безраздельного господства сеньориального (вотчинного) землевладения не было нигде и никогда. Соответственно при изучении общественного строя средневековой Руси нельзя отталкиваться от каких-либо заданных схем: необходимо рассмотреть зафиксированные в источниках реалии, исходя из понятий изучаемой эпохи, и только после этого пытаться подобрать научные дефиниции, определения для описания социального устройства в целом.
Для IX–X вв., эпохи складывания Древнерусского государства, сведений об общественном строе крайне мало. Отечественные повествовательные источники – летописи и другие – появляются только в XI в.; поэтому синхронные данные о социальном устройстве IX–X столетий приходится извлекать из известий иностранных авторов, а также материалов археологии.
К реалиям IX в. (второй его половины) относится только известие арабского географа Ибн Русте о сборе правителем «славян» дани «платьями» (возможно, мехами)[60]. Причем локализация этих славян неясна; некоторые исследователи полагают, что речь идет не о восточных славянах, а о западных, о Великой Моравии. К середине X столетия относится картина, рисуемая в сочинении византийского императора Константина VII Багрянородного «Об управлении империей». Автор рассказывает о сборе киевскими князьями и их дружинниками дани с зависимых «Славиний» (древлян, северян, кривичей, дреговичей), причем приводится в греческой транскрипции древнерусский термин, обозначающий объезд подчиненных территорий с этой целью – «полюдье»: «Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов[61] таков. Когда наступает ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия, что именуется «кружением», а именно – в Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами[62] росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав»[63].
Данные археологии фиксируют в центральных пунктах Руси – вдоль так называемого пути из варяг в греки, из Балтийского моря в Черное по рекам Восточной Европы – богатые погребения. Из их инвентаря ясно, что захороненные при жизни были привилегированными воинами.
Таким образом, источники говорят о сборе дани правителями формирующегося государства с подчиненных территорий, а в качестве элитного слоя выступает военная знать.
Сведения древнерусского Начального летописания, т. е. Начального свода конца XI в. и «Повести временных лет» начала XII в., подтверждают эту картину. Они говорят о наложении киевскими князьями в конце IX–X в. дани на славянские общности, при этом указывая ее фиксированные размеры и определенные единицы обложения. В тех случаях, когда указан «потребитель» дани, таковым называется княжеская дружина. Дань собиралась как с подчиненных, но еще непосредственно не включенных в состав государства «Славиний», так и с территорий, находящихся непосредственно под властью киевской княжеской династии. Помимо дани, летописные известия фиксируют еще один вид государственных податей – виры (судебные штрафы), которые также идут на содержание дружинного слоя. Начиная с рассказа о временах княгини Ольги (середина X в.), летописание упоминает села и охотничьи угодья – личные владения киевских князей[64].
Знать Руси в летописных известиях представлена князьями и окружающей их дружиной. Представители верхнего слоя дружины именуются боярами, нижнего – отроками или гридями[65].
Таким образом, имеющиеся сведения об общественном строе Руси IX–X вв. позволяют говорить, что общественная элита состояла из князей и военно-дружинной знати. Она существовала за счет получения от населения прибавочного продукта в виде дани – поземельной подати – и судебных штрафов. Что касается частного крупного землевладения, то можно говорить лишь о первых шагах его формирования – при этом только с середины X в. и только в отношении киевских князей.
В XI – начале XII в., в период существования единого государства Русь/Русская земля, система поземельных и судебных податей продолжала развиваться. Для суждений о ней имеются два источника, один из которых относится к началу указанного периода, а другой – к концу. В первом – церковном уставе Владимира Святославича (начало XI столетия) – говорится о «десятине», десятой части от государственных доходов, пожалованной церкви; в качестве центров территориального деления указаны города и погосты[66]. Второй – уставная грамота Смоленской епископии князя Ростислава Мстиславича (1136) – содержит роспись податей с территории Смоленской «волости». Здесь называются такие виды государственных повинностей, как дань, полюдье (в данном случае уже не форма сбора дани, как в X столетии, а особая подать, существующая в отдельных местах), виры и продажи (судебные штрафы), погородье (налог на городских жителей). Пунктами, по которым расписаны повинности внутри волости, являются города и погосты[67].
Сведения указанных источников, а также летописей и древнерусского правового кодекса – Русской Правды – позволяют заключить, что сбор государственных податей осуществлялся в пределах «волости». «Волость» в XI – начале XII в., как говорилось в главе 3, – это княжеское владение со стольным городом, территориальная единица в пределах государства – «Русской земли», управляемая князем из рода Рюриковичей под верховной властью киевского князя. Организовывали сбор податей князья или их наместники – «посадники». Сборщики податей именовались «данниками» или «вирниками» – в зависимости от того, какие подати собирались – поземельные или судебные (на практике данниками и вирниками были, скорее всего, одни и те же люди). Обычно сбор осуществлялся путем объезда территории, тянувшей к одному погосту – центру территориально-административной единицы, являвшейся составной частью волости.
К середине XI в. уже в развитом виде выступает собственное княжеское землевладение, что нашло отражение в так называемой Правде Ярославичей (второй части Русской Правды Краткой редакции) – правовом кодексе, созданном в третьей четверти столетия. Имеются единичные сведения (с середины XI в.) и о боярском и церковном землевладении. Пространная редакция Русской Правды (начало XII в.) фиксирует существование зависимых людей и управителей хозяйства у бояр, из чего ясно, что боярское землевладение стало к этому времени заметным явлением. Частные земельные владения обобщенно именовались «жизнью», конкретные же земельные комплексы – селами.
1130 г. датируется первая дошедшая до нас жалованная грамота – пожалование киевского князя Мстислава Владимировича и его сына новгородского князя Всеволода Мстиславича новгородскому Юрьеву монастырю на Буице. Этот погост передавался монастырю с данями, вирами и продажами – т. е. суть пожалования заключалась в том, что подати, ранее бывшие государственными, начинает взимать в свою пользу монастырь