Русское Средневековье. Традиционные представления и данные источников — страница 15 из 34

Каково же было реальное место Суздальской земли в системе русских государств XII–XIII столетий?

Суздальскую землю следует рассматривать как одну из четырех сильнейших на Руси в домонгольский период – наряду с Черниговской, Смоленской и Волынской землями. Именно их князья вели борьбу за овладение теми столами, которые не закрепились ни за какой княжеской ветвью – киевским и новгородским. С рубежа XII–XIII вв. таким столом стал еще и галицкий – после того, как прервалась династия, правившая в Галицкой земле. При этом в течение первой четверти XIII в. более других преуспевали в борьбе за эти три «общерусских» стола князья смоленской ветви. Только в 1230-е гг., когда на юге Руси развернулась ожесточенная междоусобная война, за Киев и Галич, в которую были вовлечены князья черниговские, смоленские и волынские, укрепилось положение князей Суздальской земли: они стали постоянно княжить в Новгороде.

Вплоть до Батыева нашествия Киев оставался номинальной столицей всей Руси, «старейшим» столом[81]. Именно киевские князья имели право, как уже говорилось выше, именоваться «князьями всея Руси».

Ситуация изменилась только после монгольского нашествия, и то не сразу. Сначала завоеватели воспринимали в качестве столицы всей Руси Киев. В 1243 г. Батый признал великого князя Суздальской земли Ярослава Всеволодича «старейшим во всем русском языке»[82] (т. е. народе), и это означало, что он передавал ему именно Киев. Ярослав, однако, в разоренном монголами в 1240 г. Киеве сам княжить не стал – он держал там наместника. После смерти Ярослава (1246) решение о том, кто будет считаться главным среди русских князей, принималось в Каракоруме – столице Монгольской империи. Здесь в 1249 г. сын Ярослава Александр (Невский) получил «Киев и всю Русскую землю» – т. е. владение Киевом по-прежнему ассоциировалось с номинальной властью над всей Русью. Но Александр сам в Киеве также княжить не стал. В 1252 г. он овладел столом во Владимире и княжил там до своей смерти (1263). Вот тогда и оказалась реализованной та возможность, что мелькнула на два года (1169–1171) при Андрее Боголюбском: князь, признаваемый главным на Руси, сделал своей резиденцией не Киев, а Владимир. Не Андрей Боголюбский, как утверждали московские книжники эпохи Ивана Грозного, а Александр Невский был деятелем, сделавшим решающий шаг для переноса общерусской столицы с Юга на Северо-Восток.

Преемники Александра на владимирском великокняжеском столе также формально одновременно являлись киевскими князьями. Но в конце XIII столетия, в результате междоусобной борьбы внутри Орды, в которую были вовлечены русские князья, Киев был передан монголами мелким южнорусским князьям. Тогда же (в 1299 г.) Киев покинул глава русской церкви – митрополит всея Руси; с этого времени его резиденция была перенесена на Северо-Восток (сначала во Владимир, потом в Москву). Теперь владимирское княжение непосредственно (без связи с киевским) обрело статус главного на Руси. Великий князь земли Суздальской стал именоваться «князем всея Руси» без одновременного владения Киевом; два титула, «великий князь суздальский» и «князь всея Руси», слились в один – «великий князь всея Руси». Разумеется, статус главного русского князя был в значительной мере номинальным: реально владимирский князь никак не влиял на события, скажем, на Волыни. Но позднее, с усилением московских князей, сделавших к концу XIV в. владимирское великое княжение (т. е. «княжение всея Руси») своим наследственным достоянием, статус главного русского князя стал реально действовать, давая основания претендовать на всю древнерусскую территорию.

Для Суздальской земли в период после Батыева нашествия характерно относительно «менее неблагоприятное» (неточно будет называть его «более благоприятным», поскольку военное разорение и выкачивание из страны материальных средств в виде ордынской дани поставили все земли в сложные экономические и политические условия) развитие, чем для других регионов Руси. Это хорошо видно, если обратиться к судьбе укрепленных поселений – городов и крепостей – на ее территории. Как говорилось выше, по этому показателю в XII – первой половине XIII в. Суздальская земля уступала многим другим. В середине – второй половине XIII столетия в русских землях наблюдается (это хорошо прослежено археологами) массовое разрушение укрепленных поселений (в основном в результате разорения монгольскими войсками). После гибели часть их восстанавливалась, а на других жизнь не возобновлялась. Так вот, в большинстве земель количество поселений, не восстановленных после разорения, намного превышало число тех, на которых жизнь возобновилась. Например, в Черниговской земле прекратило свое существование после разорения 198 укрепленных поселений, а восстановлено было только 60; в Смоленской соответственно 108 и 42, в Галицко-Волынской[83] – 137 и 43. Но в Суздальской земле картина обратная: не были восстановлены 32 поселения, а возобновилась жизнь в большем числе городов и крепостей – в 40.

Какие факторы способствовали этому «менее неблагоприятному» развитию Суздальской земли, и что помешало какой-либо из других русских земель стать ядром нового единого государства?

Начну с истории других земель, которой в историографии очень не повезло. В любом обобщающем труде по истории средневековой Руси, в любом учебнике середина XIII столетия, время монгольского нашествия, является рубежом, после которого резко сужаются чисто географические рамки изложения. При освещении домонгольского периода более или менее равномерно говорится о всех русских землях: да, с некоторым преимуществом по отношению к крупнейшим, особенно Суздальской, якобы самой сильной, но все же и другие не обойдены вниманием. С середины же XIII столетия речь идет практически исключительно о Северо-Восточной Руси и о Новгородской земле, иногда еще уделяется немного внимания Галицко-Волынской Руси, но только до конца XIII в. О других землях в лучшем случае кратко говорится, что они попали в состав Великого княжества Литовского и Польши.

Такое положение дел имеет объективные причины. Во-первых, коль скоро новое единое русское государство – Российское – сложилось именно на северо-востоке и северо-западе древнерусской территории, историков интересовали именно процессы, происходившие на этих землях. Западные и южные русские земли, попавшие под власть Литвы и (Галицкая земля) Польши, тем самым как бы «выбыли» на время из русской истории, и их развитие представлялось менее интересным. Вторая причина – состояние источников. Дошедшие до нас летописи второй половины XIII–XIV в. представляют почти исключительно летописание Северо-Восточной Руси и Новгорода. От южнорусского летописания сохранилась только так называмая Галицко-Волынская летопись, доведенная лишь до конца XIII столетия (поэтому и излагают обычно историю Галицко-Волынской земли только до этого времени – дальше источника с подробным изложением событий нет). Другие важнейшие источники – акты – сохранились тоже главным образом от Северо-Восточной Руси и Новгородской земли.

Но ведь нашествие Батыя не уничтожило русскую государственность в южных и западных русских землях: Литва и Польша овладели ими далеко не сразу после событий середины XIII столетия. Эти земли продолжали функционировать как русские государственные образования еще долго – от полустолетия (Полоцкая и Пинская земли) до полутора столетий (Смоленская земля). Их история в этот период, во-первых, имеет собственную ценность; во-вторых, ее изучение помогает понять, почему все-таки ядром нового русского единого государства смогла стать именно Суздальская земля, а не какая-то иная из сильнейших русских земель, которых, напомним, в домонгольский период было четыре – помимо Суздальской, таковыми являлись Черниговская, Смоленская и Волынская.

В Черниговской земле во второй половине XIII столетия усиливается политическая раздробленность, формируется большое количество княжеств, управляющихся разными ветвями местной династии – Ольговичей. На первые роли среди них выходит Брянское княжество, расположенное на северо-западе Черниговщины. Брянские князья в 1260–1290-е гг. одновременно являлись князьями черниговскими. Брянск мог стать центром объединительных тенденций в Юго-Восточной Руси (заметим, ранее, чем на эту роль стали претендовать в Руси Северо-Восточной Тверь и Москва). Но в середине 1290-х гг. в результате междоусобной борьбы внутри Орды, в которую были втянуты русские князья, Брянское княжество было передано ханом Тохтой князьям смоленской ветви – т. е. оказалось выведено из Черниговской земли и перешло в состав земли Смоленской. Интегрирующая роль Брянска таким образом была пресечена. В XIV в. титул черниговского князя, главного князя земли, становится в значительной мере номинальным. Еще в XIII в. начались набеги на Черниговскую землю Литвы (где в середине этого столетия сформировалось сильное государство), а в 60–70-е годы XIV столетия большая часть Черниговской земли была подчинена великим князем литовским Ольгердом (ранее, в начале 60-х годов, овладевшим и Киевом). Лишь северо-восточные, верхнеокские (так называемые «верховские») ее княжества сохранили самостоятельность.

Ослабление Черниговской земли было связано, во-первых, с ее сильным разорением Ордой (с чьими владениями она непосредственно соприкасалась), во-вторых, с длительной борьбой, которую перед самым Батыевым нашествием вел черниговский князь Михаил Всеволодич за Киев и Галич. В ходе этой борьбы часть черниговского боярства оседала в Киевском и Галицком княжествах, ослабляя тем самым собственную землю.

В Юго-Западной Руси в результате объединения к середине XIII столетия Волынской и Галицкой земель под властью волынских князей – Даниила Романовича и его брата Василька – сформировалось сильное государство, сумевшее избежать значительного территориального дробления. Признав в 1245 г. власть Батыя, впоследствии Даниил вышел из повиновения и в 50-е годы XIII в. успешно противостоял ордынскому натиску. В 1253 г., рассчитывая на помощь католической Европы против Орды, он принял от римского папы королевскую корону. Но в конце 1250-х гг. галицкому князю все-таки пришлось под давлением превосходящих воинских сил признать зависимость от ордынского хана (преемника Батыя Берке).