ействовал вразрез с волей ханов – сначала Тохты, потом Узбека – в ходе своей борьбы с Михаилом. Он делал это в 1305 г. (по вопросу о Переяславле), 1305–1308 гг. (борьба за княжение в Новгороде), 1310 г. (захват нижегородского княжения), 1314–1315 гг. (вступление на стол в Новгороде Великом) – итого четыре раза.
Таким образом, противопоставление Михаила как борца с ордынским игом Юрию как прислужнику Орды фактами опровергается. Но, может быть, справедливо другое проходящее через работы, посвященные московско-тверскому противостоянию начала XIV в., противопоставление, морально-этического порядка – праведника Михаила злодею Юрию?
Если не ограничиваться происходившим в 1317–1318 гг., а учитывать предшествующие события, оказывается, что Юрий не делал ничего, чего бы ранее не делал Михаил.
Юрий принял ярлык на великое княжение из рук хана? Михаил делал это дважды – от Тохты в 1305 г. и от Узбека в 1315. Юрий ходил на владения Михаила походом? Михаил ходил на Москву дважды – в 1305 и 1308 гг. Юрий делал это вместе с ханским послом? Михаила в походе на Москву 1305 г., скорее всего, тоже сопровождал посол хана, кроме того, он ходил с послом Таитемером на брата Юрия Афанасия и новгородцев зимой 1315–1316 гг. Юрий обвинял Михаила перед ханом? Михаил в 1315 г., несомненно, делал то же: в прославляющей его «Повести о Михаиле Тверском» дипломатично говорится, что тогда между Михаилом и Юрием в Орде «бывши прѣ велице»[122] (т. е. большой спор), но поскольку именно Юрий был в тот момент нарушителем ханской воли (он занял стол в Новгороде Великом, который должен был принадлежать великому князю), почему он и был вызван в Орду, ясно, что в этой «пре» обвинителем выступать мог только Михаил, Юрий в лучшем случае мог пытаться, оправдываясь, выдвинуть какие-то контробвинения.
Откуда же преобладание в исторической литературе черных красок при характеристике Юрия и светлых, когда речь идет о Михаиле?
Представление об этих князьях-противниках сформировано под влиянием одного источника – житийной «Повести о Михаиле Тверском». Это яркое литературное произведение, написанное тверским книжником, приближенным к Михаилу. Естественно, что автор писал о своем герое в апологетических тонах, а о его врагах совершенно в противоположных. Всегда ли при этом автор «Повести…» соблюдал объективность? Нет, местами его тенденциозность очевидна. В «Повести…» ничего не говорится о союзнических отношениях Михаила с отцом Юрия Даниилом Александровичем и последующем его переходе на сторону великого князя Андрея Александровича, о походе Михаила к Москве после получения в 1305 г. ярлыка на великое княжение, о втором походе на Москву 1308 г. Наконец, рассказав о споре Михаила и Юрия в Орде в 1315 г., автор пишет, что Михаил был отпущен на Русь, и при этом умалчивает, что ему был придан ханский посол с отрядом, не говорит о битве с новгородцами и братом Юрия Афанасием, о вероломном захвате последнего, о разорении Торжка! То есть когда Юрий в 1317 г. идет на Русь с ханским послом и ведет наступление на Михаила – это плохо, аналогичные же действия героя «Повести…» попросту замалчиваются…
Так что же, спросит читатель, нужно поменять персонажей местами: Михаила считать злодеем, а Юрия – борцом с Ордой? Разумеется, такой взгляд был бы столь же далек от истины, как и традиционное представление.
С моральной точки зрения соперники стоили друг друга. Оба не брезговали совместными с татарами военными действиями на русской территории. Оба стремились добить противника, когда он казался ослабленным: Михаил в 1308 г., Юрий в 1317-м. Оба нарушали клятву: Михаил в 1300 г. изменил союзу с отцом Юрия (а такого рода отношения скреплялись целованием креста, и несоблюдение обязательств – «преставление крестного целования» – считалось тяжким проступком, в XV в. известен случай отлучения князя за это от церкви), в 1316 г. с помощью обмана захватил Афанасия Даниловича; Юрий в 1305 г. нарушил данное им митрополиту Максиму обещание не оспаривать у Михаила великое княжение. В одном отношении Юрий, впрочем, «превзошел» противника. На его совести два убийства – находившегося в Москве с 1300 г. в плену рязанского князя Константина (1306) и тверского посла Олексы Марковича (1318)[123]. Михаилу молва приписывала отравление жены Юрия Кончаки-Агафьи, но, как говорилось выше, эта версия вряд ли соответствует действительности.
Что касается отношений с Ордой, то в главном позиции Михаила и Юрия были одинаковы: и тот, и другой признавали верховную власть ордынского хана, «царя». Но Юрий мог при этом пойти против конкретной ханской воли (если эта воля означала поддержку его противника); Михаил же не поступил таким образом ни разу – его гибель явилась результатом трагического стечения обстоятельств (равно как и то, что Юрий не был наказан за свои нелояльные по отношению к ханам, сначала Тохте, затем Узбеку, действия – не более чем результат удачных для него стечений обстоятельств).
Примечательно, что став великим князем, Юрий не изменился. Казалось бы, противник повержен, и нет теперь причин проявлять непослушание хану, служи себе ему верно… Тем не менее в 1322 г. Юрий не передал собранную в Орду дань, уехав с ней в Новгород. Этим поступком сразу же воспользовался новый тверской князь, сын Михаила Дмитрий. Он приехал к Узбеку с жалобой на Юрия и получил ярлык на великое княжение. Юрий, однако, – опять-таки вопреки воле хана! – продолжал считать великим князем себя (именно с этим титулом он фигурирует в заключенном от его имени Ореховецком договоре Новгорода со Швецией 1323 г.[124]), удерживал за собой новгородский стол. В 1324 г. ему пришлось отправиться на разбирательство в Орду. Находившийся там же Дмитрий Михайлович не стал ждать ханского решения (которое оттягивалось) и убил Юрия. Это произошло 21 ноября 1325 г., за день до седьмой годовщины гибели Михаила Ярославича. Узбек не простил Дмитрию самосуда и спустя несколько месяцев казнил великого князя.
Однако великокняжеский стол хан передал не занявшему после гибели Юрия московский стол его младшему брату Ивану (Калите), а брату Дмитрия – тверскому князю Александру Михайловичу; похоже, деятельность Юрия настроила хана против семейства московских князей. И только после восстания в Твери против отряда посла Чолхана в 1327 г., которое было поддержано Александром, ситуация изменилась. Иван Данилович, узнав о восстании, поспешил в Орду, участвовал в последовавшем татарском походе на Тверь и получил великое княжение. Правда, не все целиком. Узбек, видимо, чтобы избежать в дальнейшем новых проявлений непослушания со стороны великих князей, чтобы не давать им слишком много, разделил великое княжение: московский князь получил Новгород и Кострому, а сам Владимир и Нижегородское Поволжье достались суздальскому князю Александру Васильевичу. И только в 1332 г., после смерти Александра, Иван Калита получил великое княжение целиком.
Вот Калите в историографии повезло, он традиционно рассматривается как персонаж положительный. А ведь Иван Данилович-то, в отличие от брата, был действительно верным слугой хана[125]. И на его совести гибель Александра Михайловича Тверского. Александр, укрывшийся после событий 1327 г. в Пскове, в 1336 г. приехал в Орду и повинился перед Узбеком. Хан простил его и вернул на тверское княжение. Но в 1339 г. Александр Михайлович был казнен в Орде вместе с сыном Федором. Практически никто из историков, занимавшихся этими событиями, не сомневается, что в этой истории имела место интрига Ивана Калиты, опасавшегося возвращения на политическую сцену сильного противника. И тем не менее Иван – строитель российской государственности, «собиратель» земель, а Юрий – персонаж отрицательный. Почему? Потому что боролся со святым Михаилом Тверским?
Но святость – понятие не политическое, а духовное. И во всяком случае признание святым не было связано с позицией того или иного князя по отношению к Орде. Так, Дмитрий Донской, победитель Орды на Куликовом поле, святым был признан только через шесть столетий после своей кончины, в 1988 г., во время празднования тысячелетия христианства на Руси. А вот Федор Ростиславич Ярославский, князь, не раз наводивший на своих противников татарские войска (да не отряды послов, как Михаил и Юрий, а настоящие рати – в 1281, 1282, 1293 гг., вместе с Андреем Александровичем), подолгу живший в Орде, женившийся на ханской родственнице, стал почитаться как святой уже вскоре после смерти… В случае с Михаилом представление о его святости основано было на обстоятельствах гибели тверского князя – мученической кончины. При восприятии этих событий людьми Нового времени срабатывал и срабатывает стереотип секуляризованного сознания: раз человек убит в Орде и признан святым – значит он должен быть борцом с Ордой. А его противники соответственно – ее прислужниками. Действительность была сложней. Мученическая смерть Михаила, его статус святого и художественные достоинства посвященного ему литературного произведения не должны заслонять того факта, что тверской князь не был борцом против ордынской власти, и что в борьбе за свою собственную власть он использовал те же методы, что его противник – Юрий Московский. Юрия же можно называть «слугой Орды» только если исходить из того, что ее «слугами», в смысле зависимыми от ханов правителями, были все тогдашние русские князья. При этом Юрий должен быть тогда признан наиболее строптивым из этих «слуг», не в пример строптивее Михаила.
Надо сказать, что противопоставление Михаила как светлой фигуры Юрию как темной личности, в том числе приписывание Михаилу борьбы с Ордой, а Юрию, наоборот, прислужничества ей, не случайно так популярно. Такой взгляд в определенной мере сглаживает реальное явление, имеющее место в отечественной историографии – рассмотрение истории Руси XIV–XV вв. с москвоцентричной точки зрения. История Руси ордынской эпохи традиционно воспринимается у нас как история Московского княжества (см. об объективных причинах этого выше, в главе 6), «возвышения» Москвы