— А было оно когда-нибудь? Чувство направления?
Митя покачал головой.
— Может быть — может быть, и не было. Я не знаю. Не могу понять. Только знаю, что наугад получается дерьмово: то СССР, то СНГ!
Генрих спокойно, выдержав паузу, положил ногу на ногу, поправил штанину, защипнув и оттянув её аккуратно за стрелку. Впервые за вечер он посмотрел на Люсю, но тут же с ещё большим воодушевлением набросился на Митю.
— Странный ты, Митя, человек, — сказал он. — Ты сочиняешь свою собственную Россию. Ты былинщик какой-то. Традицию русскую сочиняешь. Ельцина вот поносишь, будто он тебе в борщ плюнул. Пропил страну, развратил! За что ты его казнишь? Когда Россия была другой? Когда была трезвой? Не ленивой? Не кровавой когда была?
— Всегда хотела.
— Но не могла, да?
— А что, если в этом и есть русская традиция? В этом желании? В попытке преодолеть самоё себя…
Генрих удивлённо развёл руками, готовый выпалить очередную убийственную реплику, но Люся толкнула Митю плечом:
— Вон Олег твой явился.
Спор прервался. Митя долго не мог найти его взглядом, хоть тот стоял в дверях. Наконец, увидел, приподнялся и помахал ему рукой. Олег стремительным шагом двинулся в их сторону. «А всё-таки есть в нём что-то от того Чучи, — подумал вдруг Митя, глядя, как он идёт, вытянувшись по струнке, будто с большущей линейкой, привязанной к спине, как механически раскачиваются руки».
— Твой Проблемоуладчик? — усмехнулся Генрих. — Ещё одна традиция?
Люся показала Генриху кулак. Митя лишь отмахнулся.
— Чёрт побери, Генрих, — буркнул Стас, — это ниже пояса!
Митя познакомил Олега со всеми. Каждый попытался потвёрже перехватить его юркую ладонь. Стас, встав для знакомства, не стал садиться и отправился к бару со своей коронной репликой:
— Кому-чего-сколько?
Мужчины заказали водки, Люся попросила сока. Олег пить решительно отказался:
— Я на секунду, — сказал он и твёрдо поджал губы. — Переговорим, и я отчалю. Новый год на носу, а после начнётся! Выборы же будут. Бирюков баллотируется.
Повисла неуклюжая пауза. Слова «выборы» и «баллотируется» прозвучали как-то неуместно — у Генриха, Вити-Вареника и у Люси на лицах отразилось некоторое напряжение. Будто к ним внезапно обратились на незнакомом языке. Олег многозначительно посмотрел на Митю. Митя встал, следом встал Олег, и они пошли к выходу. Люся подала ему вдогонку пальто:
— Холодно там.
Парочка за столиком перед подиумом потягивала красное вино. Мужчина пытался говорить.
На улице оказалось действительно холодно, но зато спокойно. Настал благословенный момент, когда вечерний час пик иссяк, гул и рык сменились размеренным урчанием. Лёгкие жадно потянули прохладный воздух.
— В общем, дело обстоит так, — сказал Олег. — Всё будет готово через неделю. Через неделю пойдём за твоим паспортом в ОВИР.
Митя смачно вдохнул. «Теперь спроси, сколько это будет стоить».
— И сколько это будет стоить? — спросил он, стараясь, говорить спокойно.
— Четыреста, — сказал Олег. — Вообще-то это сейчас штуку стоит. Но поскольку я обратился…
— Я знаю, знаю, — поспешил заверить Митя. — Штуку стоит, знаю.
Митя опасался, что после горячего спора с Генрихом, после ехидной реплики по поводу «проблемоуладчика» ему будет трудно обсуждать с Олегом подобные вещи. Но к счастью, ничего такого он не почувствовал, и довольно легко переключился с рассуждений о русской традиции на разговор о размере взятки.
— Причём деньги нужны завтра. Завтра днём он ждёт меня с деньгами.
Митя по инерции кивнул головой:
— Завтра.
Олег подтвердил:
— Завтра.
Митя снова кивнул.
— Слушай, — сказал он, немного смущаясь. — А нельзя разве потом деньги, после того, как? Ну… утром стулья, вечером деньги?
— Нет.
Олег стоял, глядя Мите в глаза. Митя смущался.
— Ты в чём-то сомневаешься? — сухо спросил Олег.
— Нет, нет, — сказал Митя. — А ты сам уверен в этом человеке?
— Я? На все сто, — он порывисто сунул руки в карманы. — Ты ведь не первый. К нам уже обращались с этой проблемой. Но твои сомнения я понимаю. К нам обращались и люди, которых кинули в такой же точно ситуации. И мы им помогали. Да что за примером далеко ходить!
Руки его выпорхнули из карманов брюк, отогнули полу пиджака, вытащили паспорт. Митя рассеяно посмотрел в раскрытый перед ним паспорт. В вечернем синем сумраке он разглядел прямоугольный контур штампа.
— У меня жена как ты досиделась, — сказал Олег, пряча паспорт. — Пришлось суетнуться. Свадьба у нас была семнадцатого декабря, а паспорт ей выписали через неделю, но задним числом, шестнадцатым. Схема тут отлаженная. Но я точно так же платил вперёд, — Олег пожал плечами, снова сунув руки в карманы. — И Фомичёв сказал: «Извини, Олег, но в этом деле своих не бывает. Не я завёл этот порядок, не мне и отменять». И он прав. Ты же не стулья, в самом деле, покупаешь.
…От столика к столику сновали нанятые по случаю женщины, которые должны перемыть посуду. То тут, то там позвякивали складываемые в горки тарелки и бокалы.
Люся пристально смотрела в Митин профиль. Он заметил, но так и сидел, уставившись в зал. Был вечер субботы. Банк, в котором Митя хранил деньги, в выходные не работал. Единственным человеком, у кого можно было занять денег, была Люся.
— Что он сказал? — спросила Люся, придвигаясь к его плечу.
— Всё нормально.
Ванечка-Ванюша, у тебя теперь, должно быть, совсем мужское рукопожатие. В последний раз, когда я держал твою руку, я сжал её — и пальчики собрались в кучу. Как мы поздороваемся? Пожмём друг другу руки или обнимемся?
Стас принёс водки с тоником. Они с Генрихом затеяли спор о том, европейцы мы или азиаты.
— Ну что? — снова спросила Люся, подсев поближе. — Колись. Что он сказал?
— Сказал, деньги надо отдать вперёд. Завтра днём. Четыреста долларов. Банк завтра закрыт…
Некоторое время Митя с Люсей сидели молча. В зале совсем стихло, гости расходились.
— Мить, это ерунда. Деньги ты можешь взять у меня, — сказала Люся. — У меня на «пластике». Завтра утром снимем в банкомате.
Хаускипер
То, что Ваня забыл поздравить его с днём рождения, самым естественным образом должно было бы обидеть Митю. Но кое-что он запретил себе раз и навсегда, и главное — он никогда не должен был обижаться на Ваню и звонить ему сам. Два дня он терзался страхом, не случилось ли чего в их норвежской столице, не вляпался ли глупый город Осло в какую-нибудь жуткую историю, не налетел ли ураган, сдиравший крыши как пивные крышки. Но нет, в новостях про Осло, да и в целом про Норвегию — скучную подмороженную Норвегию — ни слова. Тогда он решил, что неприятности обрушились непосредственно на семью Урсус, и не удержавшись, набрал номер. К трубке подошёл Кристоф, энергичный и вежливый, совсем не похожий на свою уксусную фамилию — и Митя, так и не сумев выцедить из себя ни слова, нажал на рычаг.
…Ваня позвонил рано утром тридцать первого декабря.
Митя собирался на работу. Новогодняя смена выпала Толику, но он его подменил — чтобы не ломать голову над тем, как убить эту ночь, неизбежно заражающую праздничной горячкой.
— С наступающим! Боялся, что не застану тебя. Вдруг ты куда-нибудь уйдёшь отмечать?
— Привет. И тебя с наступающим. Ну что, вы там в своём Осло празднуете, как положено, нет?
— Празднуем. Мама всегда празднует. А соседи нет, конечно.
— Молодец мама. Праздники, они лишними не бывают. Да, сынок?
— А? Да…
— Что маме подаришь?
— Я? Нет, подарки на Рождество, а на Новый год… нет.
— Ну что ж, сынок, мне пора бежать. Передавай мои наилучшие пожелания, исполнения-осуществления, свершения намеченного. Обнимаю. Скоро увидимся.
— С Новым годом.
— С Новым годом, сын.
Про день рожденья Ваня не вспомнил.
Ты не любил, когда на дни рожденья тебе дарили одежду. Ты принимал её со смирением и смотрел выжидательно, всё ли это, или припасено ещё что-нибудь. Однажды я сильно прокололся, на твоё пятилетие. Подарил тебе куртку. Ты терпеливо примерял, ждал, пока бабушка Света застегнёт всё, что нужно, одёрнет, расправит, расхвалит, а потом сказал: «А настоящего подарка нет?». Пришлось сказать, что есть, конечно, есть, идёт по почте, вот-вот — почтальон задерживается, надо бы его поторопить. Я тогда на такси домчался до универмага и купил тебе луноход с огоньками. Покупал и думал: «Если бы я мог сделать что-нибудь такое, когда мама была с нами — ушла бы она от нас?». Ничего, Ванечка, ничего. Ты там, я здесь. Но главное — чтобы ты любил меня. Я пойму это в первую же секунду, как только мы встретимся, даже если ты будешь молчать.
Потянулись долгие новогодние праздники. Люся со своими выступала в клубах, Митя укрылся от новогодней лихорадки дома.
Приближение дня, назначенного для получения паспорта в ОВИРе, он ждал с нарастающим возбуждением. Накануне возбуждение дошло до того, что на работе он ввязался в стычку с Сапёром, их растаскивали по углам и прибежавший на шум Юсков заставил их писать объяснительные.
Ближе к вечеру Митя начал позвонить Олегу. Мобильник не отвечал, «абонент был отключен или временно недоступен», и Митя упрямо набирал и набирал номер. Наконец, он дозвонился. Олег отозвался:
— Молодец, что позвонил. У меня мобильный сломался, упал, представляешь, прямо на камень, только починили.
— Так мы же договаривались. Ты помнишь, что завтра?
— Конечно помню, старик. Час назад звонил в ОВИР. Но должен тебя огорчить. Завтра мы за паспортом не идём.
— Почему?
— Человек уехал на неделю в командировку, в Чечню. Тут уж ничего не поделаешь, только терпения набраться.
— Мне скорее надо.
— Что за спешка, старик? Куда ты опаздываешь? Через неделю человек вернётся, и мы заберём твой паспорт. Кстати, Бирюков спрашивал о тебе недавно.
— Что спрашивал-то?
— Вообще, интересуется.
Они скоро попрощались, Олег обещал, что позвонит сам.