легкие видения, обычно даже не садился, стоя, держась за поручень, позволял себе окунуть голову в полупрозрачную пелену.
Костя всегда запрыгивал в нашу корпоративную маршрутку в последний момент, а иногда и опаздывал. Мы отъезжали всегда в одно время, водитель никого не ждал. За опоздание полагался небольшой штраф, но сам я не опоздал ни разу за десять месяцев. Хотя случалось не выходить по болезни или из-за пьянки.
Длинные столы были усеяны компьютерами. Мы рассаживались, наливали в заготовленные чашки пакетированный крашеный мусор «Беседа» и принимались за работу. Сперва два часа ты отсматриваешь новостные сюжеты и монтируешь их: по сути, отмечаешь, где один ролик сменяется другим, пропуская рекламу. Пара нажатий клавиш мышки, полусонная концентрация. Просто смотришь ролик за роликом, жмешь кнопку. Смотришь, жмешь. Землетрясение, забастовка, президент России слетал в Казахстан, в городе Самарской области не хватает казенного оборудования, чтобы избавиться от атмосферных осадков. В Кемеровской области прорвало трубу. Найден труп. Суд над дочерью чиновницы, сбившей насмерть двух детей и скрывшейся с места преступления, закончился ничем. В мире пиздец. В Японии пиздец. В Украине скоро начнется пиздец. Россия – это пиздец. Пиздец, пиздец, пиздец.
Потом какое-то время ты описываешь эти ролики. Один за другим тебе приходят сюжеты, выстраиваются в очередь, и ты как миленький прописываешь теги к каждому. Грубые ошибки: не упомянуть Владимира Путина или Правительство РФ или пропустить название города, о котором идет речь. Остальные теги не так значительны, но все-таки лучше быть внимательным, не пропускать ничего. Все персонажи, все места, все муниципальные заведения, все что угодно должно быть прописано. Чтобы человек, который пользуется платной подпиской на наш сайт, смог найти интересующий его сюжет. Если я или кто-то другой допускал несколько ошибок подряд, то редактор нашей смены Сергей подходил, садился рядом с тобой на стол и постукивал пальцами. Приходилось снимать наушники и говорить:
– Да, Сергей?
– У тебя третий сюжет приходит с ошибкой, будь внимательней.
А еще он мог сказать:
– У тебя все в порядке? Путина третий раз пропустил, может, морской капусты поешь?
Он шел обратно, и было как-то очень тяжело его выносить, я провожал его свисающие на жопе джинсы тихим проклятием. Всех он раздражал, не только меня и Костю. Это был зануда, который пытался писать в общем чате в таком духе: «У нас Новый год/День святого Валентина/женский день и т. д., так что позитифчекофф поболе! Давайте скинемся, и у нас будет стол, други!»
Но когда что-то касалось рабочего процесса, твоих ошибок, он зачем-то подходил, нависал над тобой вместо того, чтобы скинуть тебе правку в мессенджер. Его жена тоже работала тут, как и мы, описывала новости. Она носила шубу и почти всегда молчала. У нее была большая грудь. Поболе, поболе, думал я, сисег поболе.
В субботу и воскресенье, а также на праздники ставка была больше, а сюжетов было мало, и можно было писать реп, читать, смотреть кино. Я любил брать дополнительные смены в праздники. Иногда даже удавалось урвать и утреннюю, и вечернюю, и тогда работал пятнадцать часов, зато взлетал в шоколаде. На четвертый месяц удалось раздать все долги. Это было огромное облегчение, ради которого можно было терпеть Сергея. Также у нас начались репетиции, концерты макулатуры стали более-менее регулярными, сборы в Москве и СПб в районе двухсот человек. У ночных грузчиков тоже намечался новый альбом, но я там на этот раз выполнял роль второй скрипки: большую часть музыки сделал Михаил Енотов и тему релиза тоже задал он. Поиски бога, парня тянуло в сторону православия, он собирался креститься, и это сильно сказывалось на том, что он писал:
я живу и надеюсь / что когда кто-то войдет ко мне среди ночи / и разбудит словами умирает младенец / слабое сердце а ведь по всем приметам спаситель / я встану и спокойно отвечу мое возьмите / я встану и твердо отвечу мое возьмите / я встану и радостно крикну мое возьмите
Мне было ближе, когда Михаил Енотов был воинствующим веганом. Но он менялся, его интересовала душа. Теперь он часто говорил, что Антихрист тоже будет веганом. Я возражал, что Антихрист – это искусственный интеллект. Мы часто приходили к такому спору:
– Но разве у животных нет души? – спрашивал я.
– У них есть дух, но это не совсем то.
– Да вот же, посмотри на кота или пса. Как это «не то»? Оно самое, я чувствую то же самое, да, наверное, и в корове почувствуешь, если приглядеться. Есть душа у них, из того же материала, что душа человека, точно тебе говорю.
– Они не стоят перед выбором. Не могут совершить ошибку, понимаешь? – так говорил Михаил Енотов.
– Не вполне, – отвечал я. – Это все понятия умозрительные. Если бы я не знал, что такое «выбор» и что такое «ошибка», а сидел бы всю жизнь в загоне, у меня бы тоже не было души?
В первый месяц мне даже дали премию, так хорошо я справился. Однако во второй и третий у меня был очень плохой рейтинг. Видимо освоившись и научившись этой нехитрой работе, я быстро утратил интерес, потерял бдительность. Меня бы уволили, если бы не начальница, Очкастая Юля. Она случайно подслушала мой разговор по телефону в туалете и напросилась на наш с Костей концерт. Она загуглила меня и стала моей читательницей. Это было приятно, хотя и несколько неудобно – я часто дрочил в туалете, представляя, что мы с ней шпилимся, и мне хотелось думать, что она делала так же. Либо же просто испытывала сестринскую симпатию, это как минимум. Но мне все-таки нравилось верить, что вообще все, кто там работал, кроме редактора Сергея, дрочили хотя бы раз в день, потому что иначе от такой скучной работы можно было сойти с ума. Только дроча в туалетах офисов, можно вернуть себе себя.
Костя, кстати, был чемпионом по количеству описываемых сюжетов. Он погружался в какой-то транс и прописывал теги с рекордной скоростью. Пока другие делали 50–60 роликов в день, он запуливал под две сотни. Ошибок у него тоже было много, но качество он заменял количеством и почти всегда получал премии, которые как раз покрывали штрафы за опоздания.
В туалете мне не давали покоя воспоминания о Малолетке и Инге. Я был в плену этих двух случек, даже думал, как мне снова устроить с ними встречу и секс. Но когда я кончал в туалетную бумагу и бросал ее в унитаз – наваждение отпускало. Мне снова хотелось ехать домой, к Оксане и Толику. И к Габлику, теперь у нас жили две чилийские крысы, два питомца. А также в Щелково у меня появились хорошие друзья – друзья Оксаны и ТБ приняли меня в свою тусу. Там был Леха-киноман, Леха-гедонист и Сашок-стоматолог.
Рыжеусого психа Сашка я искренне, как родного брата, полюбил. Он знал и уважал свое дело, даже среди пьянки мог залезть тебе в рот и начать рассматривать зубы, шутя при этом про говно. Мир Оксаны и ее друзей – это был новый мир, и не хотелось променять его на мелкие интрижки. Я садился за рабочий компьютер после такой туалетной дрочки и испытывал досаду. Почему нельзя быть увлеченным только одной бабой, черт возьми? Почему у тебя возникают родственные чувства, но страсть переходит на других? Как-то в конце лета мы ездили с Оксаной в Петербург, я часто вспоминал этот эпизод. Мы с Валерой Айрапетяном и его любовницей, а вернее уже гражданской женой, Магдаленой, гуляли и пили пиво на улице, и была хорошая погода. И вдруг Валера обнял нас как своих детей, посмотрел на меня и Оксану, с которой в тот день только познакомился, и сказал:
– Сынок, тебе надо на ней жениться!
Он был мудр в таких вещах, и эти слова запали в душу, несмотря на то что парень сам недавно бросил свою законную жену, перестал жить в одном доме с тещей и дочерью, чтобы уйти к роковой сумасшедшей бабе, которую теперь ревновал и с которой теперь вел настоящую войну. Но это тело, оно ведет нас к смерти, оно хочет одновременно размножиться и познать тайну ада чувств. Тело Валеры выдавало такие же сомнительные приказы, как мое тело выдавало мне.
От многих издательств я получал отказы или смутные обещания. А потом неожиданно мой первый роман (а вернее, большая повесть) понравился редакторше из крупнейшего «Эксмо» – распечатку передал мой приятель Сергей Самсонов, пишущий очень толстые и очень великие книги. Может быть, помогла его протекция, а может быть, чем-то я попал в душу этой странной, высокой и неуклюжей, совершенно лишенной вкуса молодой женщине. Мы с Самсоновым отпраздновали мой триумф, хорошенько набухавшись, а еще я украл для него комплект модных шмоток, чтобы он не выглядел как все писатели. Он очень преобразился.
Редакторша занималась огромным количеством русской прозы от, собственно, Самсонова до Пелевина, хотя была всего на год старше меня. Еще пара моих знакомых были у нее в обойме, отзывались о ней сдержанно. Наверное, она была шишкой в тухлом мирке современной русской литературы, но, повторяю, сама в литературе, которую курировала, редакторша не понимала ничего.
Наверное, просто в таких обоссанных защеканских заведениях, как издательство «Эксмо», не надо обладать профессиональным талантом, а надо уметь выживать: быть жополизом, подлецом и чиновником. Тогда будешь расти вверх и вширь, вести проекты. Сначала вешай авторам лапшу на уши, потом сри им в тарелку. Во всяком случае, так редакторша работала со мной:
– Ты теперь, Женя, станешь частью нашей семьи! Замечательная книга, и спасибо Сереже, что проявил инициативу. Это блистательная, Женя, инициатива.
Вот таким бредом меня кормили, и я его наворачивал за обе щеки, не понимая, во что ввязался.
Чтобы увеличить объем, я докинул в томик еще две повести, и мы с редакторшей выбрали название «Третья штанина». Обложки обычно в «Эксмо» были плохие, но мне они неожиданно сделали такую, которую я полюбил, кирпичного цвета. На задник пошли слова о моем творчестве, когда-то сказанные поэтом со статусом «живой классик» Сергеем Гандлевским, фрагмент рецензии музыкального критика Александра Горбачева, и еще я предложил свою любимую реплику Зоберна обо мне: