В это время Ашот бомбил: «Друзья! Я, Алферьев Игорь Игнатьевич, кандидат от ЛДПР, призываю вас обязательно прийти на выборы. Жулики и воры думают, что им все сойдет…»
Когда я дописывал, сразу врубал «вконтакте» и начинал с кем-нибудь переписываться. Жена начальника жаловалась Ашоту, наконец он не выдержал и вывел меня покурить на крыльцо.
– Пожалуйста! Не забывай, сколько нам платят! Платят нам не за работу, а за облизанные жопы, ты же понимаешь.
– Я лижу их, когда пишу эту ахинею. Знаешь, как стиль быстро портится? Как тупеешь от такой ежедневной работы?
– Да знаю я это все. За месяц ни одного рассказа не написал. Хочешь уволиться?
– Может быть.
– Давай, хуярь. Меня уже Елена Михайловна задрочила тобой.
– Так покажи ей мои статьи. Скажи, что я работаю больше всех.
– Да ей это не надо. Приди в себя, просто не открывай ничего, кроме ворда.
Мне очень хотелось посмотреть, чем все закончится. И я взял себя в руки, ладно, сказал я. На работе буду открывать только ворд. Этих денег мне хватит, чтобы оплатить квартиру на полгода. Оксана уже взяла путевку в Таиланд. Так что я проглатываю свою гордость. Я пошел в туалет и хорошенько выдрочился, представляя, как шпилю в зад жену начальника. При этом ноги прилипали к плитке, лютое моющее средство разжижило подошву, обувь моя медленно таяла. Когда вышел из толчка, направился к жене начальника. Представляя ее, измученную сексом, я сказал:
– Ашот со мной поговорил. Я прошу меня извинить, Елена Михайловна. Постараюсь работать еще лучше.
Она внимательно посмотрела мне в глаза. Не увидела ли там чего? Например, свое голое отражение? Жаркая скачка, растрепанные волосы, капли пота, белые хлопья у себя на щеках.
– Садись. Я тебя слышу.
Я сел. Что ж, ворд так ворд. Я решил так: сколько бы работы ни было, каждый день, раз уж у меня нет выходных, я буду писать новую книгу. Вдохновившись мемуарами Стивена Кинга, подобрал для себя ритм: тысяча слов в день. Так, благодаря жене начальника, я впервые стал «профессиональным писателем». Я звонил Маевскому и говорил, что книга продвигается. Мы придумали, что начнем издавать книги на лейбле «Ил-music», где до этого Маевский напечатал диски макулатуры и ночных грузчиков. Он подыскивал типографию в Казани и деньги на тираж. Скинемся, сказал я. После этого сама работа больше не имела смысла. Я писал сорок минут повесть «Камерная музыка», а потом тратил двадцать минут, чтобы быстренько отписаться от Ашота. Наш третий штатный писатель Игорь так и сидел в углу, кажется, целый месяц он писал биографию кандидата. Мы его особо не дергали, пупса. Жизнь закипала, агитаторы вокзальными толпами околачивались в офисе, им надо было платить небольшие деньги, инструктировать их. Иногда избиратели приходили с жалобами и просьбами. Надо было наливать им чай, выслушивать, а потом забывать этот бред. Бабушки, бабушки, бабушки. Звонили, встречали на крыльце и в столовой. Но я писал «Камерную музыку», историю своей группы – макулатуры, чтобы продавать эту книгу на концертах. Поэтому все стало легче. Я был так окрылен, что у меня получается, что перестал думать о бабах и о том, что работаю в одном из сатанинских филиалов за бешеные деньги. Повесть была очень плоха, но я не понимал этого.
В декабре я решил съездить на вручение литературной премии «Дебют». Мы сидели в огромном зале, приятель выбил мне и Оксане места. В это время на киноэкране транслировалось видео, сделанное финалистами. И вдруг я увидел Лео.
– Это мой кореш! – шепнул я Оксане.
Лео был в тюбетейке, изображал из себя узбека по имени Равшан. Рассказывал, как начал у себя в кишлаке писать первые рассказы и о том, что космос начинается у него в голове. Я засмеялся на весь зал. Потом финалисты вышли на сцену.
– Лео, я болею за тебя! – крикнул я. На меня оглянулись некоторые зрители в костюмах. Это очень роскошное мероприятие, но мы были подшофе.
– Давай где-нибудь переждем и подловим твоего друга, – сказала Оксана.
В коридоре мы встретили очаровательнейшего из людей – писателя Дмитрия Данилова. Он напоил нас вином. К сожалению, я узнал этого писателя с подачи Зоберна, но это не мешает Данилову быть моим кумиром. Привет, Дима! Короче, он напоил нас вином, и потом мы вперед других пошли в буфет, чтобы там дождаться Лео. Я болел за него, но знал, что премию ему не дадут. Там командовала всем Ольга Славникова, женщина, которая еще у Бориса Рыжего в мемуарах фигурировала как человек, который говорит: «Надо публиковаться в „Новом мире“, это престижно». То же самое слышал от нее я. В общем, она терпеть не могла таких, как я, или таких, как Лео. Кажется, мы с ним единственные финалисты премии «Дебют», которых ни разу не позвали на международные книжные вылазки. Если она чувствовала что-то настоящее, никогда не давала этому ходу.
Но я запизделся. Вот о чем хотел сказать. У входа в Буфет стояли Сигита и режиссер Ваня. Я схватился за Оксанин рукав:
– Это она.
– Кто «она»?
– Что мне делать? Это Сигита.
Оксана толкнула меня и сказала:
– Привет, я Оксана!
Так мы стояли с ними, с Сигитой и Ваней. И обсуждали рассказы Лео, обсуждали его псевдоним Равшан Саледдин и то, что он точно не получит премию. Потом я помню смутно, я обнимался с Лео. Уже из дома кричал ему в трубку, что издам его книгу в следующем году. А потом, уже дома на «Академической», Оксана говорила мне:
– Из-за этой бабы ты переживал? Этого толстяка ты хотел отпиздить? Об этом ты жалел столько лет?
– Да, да, да! Все да! – говорил я, закутываясь в одеяло. – Мне нужно утреннее пиво, оставь мне утреннего пива.
– Ты расколдован, – сказала Оксана.
Мы попытались потрахаться, но были слишком пьяны. Встать мне пришлось в шесть утра и ехать в штаб. Ашот злился, что ему самому не удалось отпроситься на вручение «Дебюта», он вчера задержался и сегодня велел мне выйти раньше. Я купил банку в круглосуточном у метро, надо было слегка подлечиться.
– Ты где был сегодня? Спал в углу?
– Спал в углу, да.
– Ты вообще идешь завтра на какой-нибудь участок?
– Я запасной, иду, но как журналист.
– А меня от ЛДПР заставили идти, вот жопа.
– Да какая разница. Это просто работа. Не парься вообще. Вина выпей лучше.
– Бля, что с квартирой?
– А че такое?
– Ты че тут делал, босс?
– Да все нормально.
– Нас же не рассчитают теперь.
– Гардина сама упала.
– А кокос сам разбился тоже?
– Кокос я разбил. Он валялся на шкафу, и я решил его разбить.
– Ты накуренный был?
– Я даже не ночевал тут. Просто зашел вчера вечером отдохнуть. Игорь уехал, и я решил провести время в одиночестве. Не гунди, Алехин. Будешь вино?
– Один глоток только если. Хотя не буду. Позже, когда помоюсь, перед сном.
Обычно Ашот ездил ночевать в Москву, к жене и ребенку, но перед выборами остался в Дзержинском. Я слышал невнятное бормотание из его комнаты. Избиратели подарили нам канистру домашнего вина. Я лежал и не мог уснуть. Дверь распахивалась, Ашот выходил со стаканом и шел на кухню.
– Возьми ее себе, пока я вино в раковину не вылил, – приказал я.
– Не возьму. У тебя есть феназепам?
Феназепам у меня был.
– Он тебе не нужен.
– Алехин, он мне нужен. Пожалуйста, я тогда точно-точно не буду мешать тебе.
Потянулся к рюкзаку, достал стандарт и кинул Ашоту, как собаке. Он буквально упал на пол за упаковкой. Ну вот, истинное лицо.
– Спасибо!
Ашот ушел к себе и там то ли поскуливал, то ли радостно мычал. Я подумал, что погорячился и нужно принять одну таблетку самому, а то совсем ведь не посплю.
Я зашел, Ашот сидел в трусах, поедая феназепамчики один за другим. Я быстро схватил последнюю таблетку и пошел прочь.
– Забрал, – горестно протянул Ашот.
Он съел девять штук и не поперхнулся. Я на всякий случай подтащил кресло к своей постели, чтобы Ашот в случае чего упал на него, а не на меня, и уснул.
С утра я постучался к нему в комнату. Ашот лежал поперек дивана в позе распятого Христа, только голый. Член его был залуплен, кажется, он приклеился к ноге на сперму, либо же мое воображение дорисовало картинку – было еще темно, только из моей комнаты доносился свет.
– Ашот! Работать пора!
Он только дернул ногой.
Я зашел в фойе школы, подошел к председателю избирательной комиссии, показал документы, расписался. День выборов начался, и его помню смутно. Сидел, ходил, говорил по телефону. Заседание участковой избирательной комиссии растянулось больше чем на сутки. Нам не удалось зафиксировать вбросы за действующего главу и за партию «Единая Россия». Но вбросы происходили. Председатель участковой избирательной комиссии почему-то тянул время. Он показывал нам каждый бюллетень, тратя на это по минуте. Как объяснил главный нашей кампании, в избирательные книги были вписаны лишние квартиры, и специально нанятых людей, в основном это были студенты и инвалиды, возили по разным избирательным участкам, где им выдавали заранее заполненные бюллетени. Это не то чтобы новая тактика, но на этот раз вроде как фальсификация была по-настоящему масштабной.
На следующий день и даже еще через день результаты голосования так и не были объявлены. Наша команда и кандидат готовились подавать в суды. Некоторые жители выходили на улицу митинговать. Нас с Ашотом рассчитали, мы уехали в Москву, так и не узнав, чем все закончилось. Потом узнали, конечно, – наш кандидат проиграл. Я оплатил квартиру на полгода вперед, съездил с Оксаной в Таиланд. Книга вышла весной, в ней было очень много опечаток. Продавалась она очень хорошо.
Возможно, Ашот как персонаж всплывет в следующем томе, так как меня с ним связывает еще один эпизод. Но я пока не уверен. Поэтому добавлю небольшой постскриптум. Спустя пять лет после событий, которые я только что описал в этой главе, я выйду из психушки, куда попаду после очередного расставания с Дашей, второй женой. И мы с Оксаной – два одиночества – поедем в маленький отпуск в Гоа. Там мы встретим Олесю, бывшую одногруппницу Ашота и Зоберна. Понимаю, что ход идиотский – писать об этом в будущем времени, но пусть так. Олеся расскажет, что Ашот умер в новогоднюю ночь. Эту информацию я не проверю, но прозвучит она для меня убедительно: с рюмкой в руке в Новый, 2017 год, Ашот в возрасте тридцати семи лет свалится еблом на стол. Тромб в мозгу станет причиной мгновенной смерти. Я так и вижу его, блаженного московского армянина, коренастого святого пьяницу и наркомана, мастера коротких рассказов. Эта воображаемая картинка освежит все эпизоды нашей совместной работы. Внезапное понимание: смерть подчеркивает красоту человека, как усиление контраста и контуров в лайтруме. Надо обязательно заполучить книгу Ашота «Свежий начальник», самое слабое звено серии. Книга, что вышла вместо моей «Ядерной весны».