– Ну как? – спросил он. – Сам пробовал?
– Что пробовал?
– Позы, – он указал на коробку из-под диска. Там было написано: «365 дней в году. Позы».
– А. Да я пока еще своим воображением справляюсь.
Он отдал мне деньги и зачем-то пожал руку.
– А я предпочитаю расширять горизонты, – дяденька подмигнул мне и пошел обратно на работу, присвистывая. Незнакомый мир вот среди этих зданий.
Один раз я привез диск по адресу – это оказалось здание больницы. Набрал номер, сказал, что я на проходной. Мне ответил узбек. Подумал, что рабочий-ремонтник, но это оказался врач. Он подошел, красивый, статный, в белом халате. Большой смуглый узбек. Но взгляд жалобный. Ничего, меня как-то лечила от головной боли узбечка, у нее все нормально получилось. Но к этому врачу я бы не хотел попасть со своей пиписькой. Он собирался руководствоваться нашими дисками. Наверное, когда учился в институте, еще не очень хорошо знал русский, сейчас добирает знаний.
– Как думаешь, поможет?
– Не знаю, я не врач.
– Эх, замаешься с клиентом! Попробую ваш способ, потом оставлю отзыв.
– Да, потом можете позвонить менеджеру.
Так проходили дни. Я смотрел на какую-то особую выборку людей, которым казалось, что у всего есть простые секреты. Наша контора делала на них состояние. Они, может быть, не умели гуглить? Они верили, что есть платная информация, получив доступ к которой ты станешь удачливым, здоровым, у тебя изменится скорость реакции, появится правильный настрой.
Готовил к изданию две книги. «В свободном падении» Валеры Айрапетяна и «Сжигатель трупов» – наконец! – Кирилла Рябова. Марат помогал мне с редактурой, он уже вычитал книгу Валеры, и теперь мне приходилось просто просматривать его правки, те, которые Валера принял, и те, которые Валера отверг. Где-то нужно было уговорить Валеру послушаться Марата, а где-то принять его нежелание причесывать текст. Это было диковато, когда мы созванивались с Маратом, – я, молодой неудачник, разносящий диски по Москве, он – стареющий мастер по мелкому ремонту в Петербурге в небольшом офисе. И вот мы воображаем себя великими редакторами и издателями.
– Сынок! Пусть Валера внимательнее будет! Это же книга, епта, а не хер. Я понимаю, что он весь такой мужик, самец и армянин. Но надо немного и тонкой работой заняться. Такая крутая энергия, но ювелирки не хватает!
– Хорошо, я сейчас в процессе. Хотел посоветоваться с тобой, что делать с «Дядьками». Маевский так невзлюбил повесть, что даже не хочет ставить в сборник. А ты что думаешь? Мне-то она очень нравится.
– Честно, сынок? Я думаю, что ее надо частями переписать. Взять вот распечатку, сесть и перепечатать иное предложение. Но Валера в жизни не согласится.
Это был мой глупейший проеб. Я любил эту повесть, но поддался и не поставил ее в книгу. Прости, брат!
С книгой Сжигателя все было проще. Мы признали его нашим местечковым гением и не лезли в его тексты, даже когда они того требовали. Таким образом, все изданные нами книги оставались слегка недовинченными.
Понемногу планировал тур с макулатурой на конец лета. Костин новостной сайт закрылся, и у него возникло окно. Мы решили съездить до Урала или даже до Тюмени вдвоем, пока он не начал искать новую работу. Без музыкантов, только я, Костя и минуса. Продать книг, попеть реп, развеяться, немного заработать. Я хотел освежиться – мне нужны были какие-то мелкие интрижки. Позволю себе трахнуться один раз, так я рассуждал. Один разок, где-нибудь подальше от Московской области найду большие сиськи, большую жопу, выберу девчонку, которой нужно будет приключение, которая не соответствует моим любовным грезам о тонких запястьях. Будет смешно, легко, весело, никто никому не доставит боли.
Я поставил ноутбук на грудь, закрывшись им от Оксаны. Интересно, что она сейчас чувствует? Ревность и/или кураж? Никогда прежде не смотрел порнуху во время секса. Наверное, так и выглядит смерть. Ты думаешь, никогда прежде люди не ходили по потолку, собаки не носили очки, а цветы не пели голосом Иосифа Кобзона. А все просто, ты сдох, это уже не ты и не тот мир, что минуту назад, а одна из маленьких жизней, твой потерянный электронный импульс сознания танцует вместе с бутербродами и розовыми слонами и будет плясать, пока все крошится на пиксели и пока этикетка «я» от него совсем не отвалится. Какие там актрисы радовали меня в свое время? К кому можно вернуться сейчас, пока Оксана насаживается на хуй? Я набрал имя порноактрисы April O’Neil. Пролистал несколько роликов, нажал на тот, что не видел раньше. Какая красивая женщина. Ее руки, челюсть, глаза, грудь.
Удача: жидомексиканка Эйприл орудовала над мужиком вместе с албанкой Breanne Benson. С Брайан у меня в свое время тоже был роман. Одну киноновеллу, где мужик по имени Келли трахает Брайан в унтах, сидящую на велосипеде, я посмотрел раз пятьдесят.
– Какая встреча, девочки. Жена и вы, две моих бывших, – пробормотал я чуть слышно.
– Не пизди, – сказала Оксана.
Если хочешь сохранить душу, не привязывайся к внешности порноактрис. Просто выбирай туловище и бездумно сливай лишнюю сперму пару раз в неделю. Иначе тебе пиздец. Мне – пиздец. Все, я дал уже много концертов, рассмотрел много красивых лиц, даже переспал с каким-то количеством дам. Но я переспал не так, как Оксана спала с мужиками до меня. У меня это было не веселье, а марафон от тоски до депрессии. Теперь мне нужно, чтобы русская жена сидела на мне, а актрисы со сложной родословной лизались на экране. Дальше понадобятся все более редкие типажи, все более сложные оттенки кожи. Потом, возможно, я смогу дрочить только на видео, в котором животные ебут людей. Собака трахает женщину, тренер отсасывает у дельфина. Потом, видимо, придется брать ружье и охотиться на людей. Может быть, стану педофилом. Юные красотки манят, со временем захочется присунуть ребенку. Или хотя бы посмотреть мокруху. Я откинул ноутбук и попытался сконцентрироваться на своей жене.
– Жена, – сказал я. – Иди сюда. Поцелуй меня.
– Муж, – сказала она. – Объелся груш.
Почему кричат «горько» на свадьбе? Никогда не задумывался. Может быть, какой-то намек, наводка на то, что скоро в жизни ничего не останется, кроме горечи?
– Йо мус – но шус, – вспомнил я каламбур индийской торговки на берегу моря.
Мы повозились еще немного, мне удалось кончить. Сопля так и лежала на супруге, пока я работал языком. Несколько незамысловатых движений, повторяешь их в определенной последовательности в течение пяти – семи минут и ждешь, пока случится клиторальный оргазм. Раньше у нас случались сильные похмелья, и мы могли заниматься любовью целый день. Чуть-чуть опохмеляясь. После пьянки мы ехали каждый на свою работу, но докладывались друг другу, когда шли дрочить в туалет. Сейчас дровишек не хватало, каждый был отдельно от второго. Мои мысли уже не здесь, они были далеко. Летали по улице, покупали овощные пельмени в корейском магазине, сидели на светофоре, поднимались к небу. За пределы города и страны, за пределы Земли.
Очень хотелось уехать, и, когда мы загрузили полный багажник книг в тачку нашего друга веган-хача Эдуарда, я расслабился. На заправках покупал пиво и ссал в полях, любуясь летними видами. Костя делал зарядку и бегал вдоль дороги. Часами я смотрел в окно, ни о чем не хотелось думать, хотелось ехать и ехать через август. До этого у меня случались туры, но такого удовольствия они не приносили – прежде мы ездили, как правило, с музыкантами, вшестером, а в иные разы еще был тур-менеджер и звукорежиссер. В коллективе из трех человек гораздо легче. Двое всегда могут поговорить, а третий заткнуться. Я давно не слушал музыку для удовольствия, но в поездке мы слушали много всего. Главным открытием для меня была группа The Organ. Лучшая песня на альбоме называлась «Memorize The City».
– Там три лесбиянки, – объяснил Костя. – Вокалистку даже называли Моррисси в юбке.
– Ба, странно, что я раньше не слышал.
Когда мы с Эдуардом включили этот трек раз двадцать, Костя сказал, что уже жалеет, что открыл нам группу:
– Все выжали, до последней капли, всю магию, как зубную пасту, выдавили. Я же теперь ее слушать не смогу.
– Сможешь уже через месяц. Сейчас тебе так кажется.
– Мне надо выдавить зубную пасту, – сказал Эдуард. – Доедем до хаты, и я пару тюбиков расплескаю!
Умалишенные организаторы, небольшие пьянки, вписки, попытки объяснить, что такое еда по вегану, утренние выезды. Так шли дни. Я засматривался на девчонок после концертов, но, даже если чувствовал расположение, видел огоньки, горящие в глазах, когда они подходили ко мне за фотографией или автографом, не решался кадрить.
– Эдуард, отец мой. У нас случится ебля в этом туре? – спрашивал я.
– Не знаю. Че вы пасуете? Костик тоже вон ходит как инопланетянин. Там такие сосочки были. Хоть в Казани-то надо. Там же настоящие пахлавушечки.
– Да у меня еще зрение плохое, – сказал Костя. – Это Жука может разглядывать баб даже во время репа с плохим освещением.
Я мог, да. Во время концерта в Перми это случилось. Я увидел девчонку такой красоты, какой еще не видел. Среди сорока человек, пришедших на концерт, была она, которой можно было посвятить унылый бред своих песен. У меня была бутылка пива, и мы пялились друг на друга, пока я пел реп. Она была высокая, с пышными русыми волосами, огромные глаза располагались далеко друг от друга. Обычная юная модница, но меня сразу повело. Давно такого не было, что-то зашевелилось. Я протянул ей бутылку на куплете Кости, чтобы чутка обменяться слюной. После концерта она сказала:
– Я не знаю, зачем мне это надо, но я хочу записать твой номер.
Мы еще немного посидели, потом я поцеловал ее где-то в техническом помещении. Она ушла домой. Тур продолжался, но я не спал ночами. Я был готов уйти. Переехать в Казань, там репетировать с музыкантами, иногда ездить в Пермь на пистончик. Но не бросаться сразу жить с бабой. Нужен был баланс, я больше не совершу этой ошибки. Мы разговаривали каждый день, я пулял ей эсэмэс-сообщения раз в десять минут. Наконец она призналась, что еще учится в десятом классе и ей шестнадцать. Но это ничего не меняло. Последний концерт тура был в Казани. Мы сделали круг до Тюмени и ехали обратно.