— Верка-а-а!!!
Никто не отозвался. Он вывернул из вороньей тушки лапу, очистил ее от перьев и пуха, в момент обглодал и повторил вопль. На этот раз из кустов вышла девочка лет восьми.
— Чего орешь? Тут я. Лисички вот нашла. — Она положила рядом с кострищем целлофановый пакете грибами.
— Червивые небось. Садись ешь!
— Хорошие. Мелкие выбирала.
Девочка присела рядом с бородачом и принялась за ворону. Через минуту с птицей было покончено. Мужик тем временем срезал ножом осиновый прутик, очистил, нанизал на него грибы и сунул их в тлеющий огонь костра. Когда грибы скукожились, потемнели и дали дух, он вынул прутик, сжевал один грибок для пробы и передал прутик девочке.
— Ешь.
— А ты?
— Ешь, Тебе расти нужно, а в грибах белок и аминокислоты. Ягоду бы нужно поискать, в ней глюкоза.
— О Господи! — сказала девочка, взяла прутик и принялась зубами стаскивать с него грибы один за другим.
Когда прутик полностью обнажился, аггел проявился, подошел к костру и сел рядом с девочкой.
— Дай-ка его мне.
Девочка протянула аггелу обожженный осиновый прутик, с просила удивленно:
— Ты почему голый?
— Так положено. А ты куда смотришь? Не бери в голову. Муляж это. Реквизит. Как бы по образу и подобию. Поняла?
— Ага, поняла. Ничего я на него не смотрю. Больно надо. А ветка тебе зачем?
— Чудо сейчас сотворю седьмой категории. Бородатый мужик закрыл рот, протер кулаком глаза, содрал с себя тельник и протянул аггелу.
— Надень.
— Вообще-то не положено, — засомневался аггел, потом посмотрел на девочку, вздохнул, снял с плеча торбу и облачился в матросское.
Тельняшка сидела на нем мешком и свисала до колен,
— Все, теперь не мешайте. Буду сосредотачиваться и входить в раж.
Он замер, прикрыл глаза и с полминуты был совершенно неподвижен. Потом ткнул прутик в землю, простер к нему длани и совершил над ним ритуальные мановения. Прутик послушно дрогнул, укоренился, покрылся листвой и начал быстро расти, становясь деревом. Через минуту на нем вызрели крупные янтарные плоды.
— Насыщайтесь, — устало произнес аггел и прилег в тень дерева. — В них, в яблоках этих, всяческой глюкозы и сахарозы навалом. Сиречь изобилие есть. Ни с какой ягодой не сравнить. Ешьте, а я вздремну.
— Дела, — сказал мужик и отодвинул девочку от дерева. — Я вначале. Мало ли чего.
— Чего это, чего? — встрепенулся аггел и в который раз вздохнул.
— Так впервой же, — смутился мужик. — Непривычные мы. Мы же ни сном ни духом, а тут халява.
— Тебя не Фомой ли зовут? — спросил аггел.
— Фома Кузьмич, — обрадовался бородач, — а она дочь моя Верка. Дщерь по-вашему, — поправился мужик и сделал строгое лицо.
— Дела, — согласился с мужиком аггел, засыпая.
Спал он совсем недолго, а когда проснулся, увидал, что девочка собирает внезапно выросшие на обугленной поляне незабудки, а мужик сидит рядом с ним и скребет ногтями густую поросль на груди. Аггел встал и надел на плечо торбу с крылами.
— Жарко, — сказал мужик. Аггел промолчал.
— Пивка бы холодненького, — сказал мужик. — Можешь? Аггел посмотрел на небо, кивнул и начал:
— В одном поселке городского типа жил мытарь. И было у него… — Аггел замолчал, снова взглянул на небо и продолжил: —…сто белых коз с козлятами и сто черных. И были у него еще жены, куры, злато-серебро и иные припасы. И вот однажды…
— Сколько? — удивился мужик.
— Без разницы. И вот однажды…
— Как это без разницы? — возмутился бородач. — Двести коз да еще с козлятами в поселке городского типа? Не верю. Где он там их держал? Думай, что говоришь.
— На скотном дворе, в хлеву, — неуверенно предположил аггел.
— Больше двухсот голов скота? Не верю.
— А ты постарайся поверить, Фома Кузьмич. Я же тебе не от фонаря глаголю, а от…
— Не верю, — отрезал бородач. — Давай разберемся с пивом. Жара, сил нет.
Аггел посмотрел на неверующего Фому, прикрыл глаза, сел на незабудки, сказал тоскливо:
— Посох нужен. Посох и камень большой.
— Для пива?
— Ну, про пиво забудь. Вино могу.
— Кислое? Сухарь?
— Ну, могу кислое.
— Посох, значит. Это дело плевое. А где, же я тебе камень возьму?
— Ладно, — согласился аггел, — можно без камня. Мужик зашел в осинник, срезал ветку потолще, очистил с нее листву, дал аггелу.
— Годится?
— Не так чтобы. Ладно, сойдет.
Аггел ухватил ветку, с силой ударил ее концами землю и стал смотреть, что будет. К ним подошла девочка с большим букетом голубых цветов.
— Что это вы?
— Пить хочешь? — спросил ее отец.
— Ну, — согласилась девочка.
— Место неправильное, — сказал аггел, вытащил из земли ветку, отошел на два шага и повторил удар.
В земле хлюпнуло, в месте удара образовалась крохотная черная лужица, и запахло соляркой. Аггел выдернул ветку, принюхался и долго смотрел в небо.
Фома Кузьмич сунул палец в лужицу, понюхал его и брезгливо вытер палец о порты.
— Нет. Ничего не выйдет. Откуда ему взяться, если экологии нет.
Аггел взглянул на него, покачал головой и так хватил веткой о землю, что от нее отлетели щепки. Из земли тотчас забил фонтан рислинга.
— Ну ты даешь! — изумился неверующий Фома и припал к струе.
Аггел отбросил остатки ветки.
— Не торопись. Видишь же, рыжее еще. Если камень, можно сразу, а так нужно чтобы все промылось.
Спустившись с горы и увидав мусорные холмы, аггел снял с плеча торбу, одернул тельник, взглянул на Фому Кузьмича с дочерью.
— Отойдите на семнадцать саженей.
Фома Кузьмич рыгнул рислингом и сел на пенек.
— Зачем это?
— Так положено. Для вящей безопасности. Мне воссиять требуется по случаю.
— Воссиять? Тебе? По какому такому случаю?
— Народ встречный. Люди кое-какие. Положено.
— Люди? Это которые помойкой пробавляются? Нашел людей. Ну, воссияй.
— Опалить могу ненароком. Отойдите на семнадцать саженей.
— А почему именно на семнадцать? В метрах это сколько?
— В метрах? Отойди вон за березу.
— Трудно с тобой. — Фома Кузьмич уронил голову на руки. — То камень тебе, то палку потолще, то мелешь незнамо что про какого-то мытаря, то вдруг воссиять тебе потребовалось. Не простой ты парень. Нет, не простой. Одна снежи-и-нка еще не снег, еще не снег, — вдруг слезно заголосил он, с укором глядя на аггела. — Одна дождинка еще не дождь.
Аггел с минуту смотрел в небо и беззвучно шевелил губами, потом сказал тихо:
— Отдались Фома за березу.
— Верка-а-а! — заорал Фома Кузьмич.
Девочка положила на землю пакет с плодами чудесного дерева и подошла к отцу.
— Ну, чего тебе, алкаш?
— Не хами отцу. Отойдем вон за березу. Ему, вишь ты, воссиять нужно срочно. Смотри, тельняшку не спали, воссиятель.
— О Господи! — Девочка подошла к аггелу и взяла его за руку. Сам иди за березу, а я с ним останусь.
Аггел взглянул на девочку, одернул тельник, накинул на плечо торбу и зашагал к мусорным отвалам.
Лохматое измученное солнце грузно валилось на горизонт. Аггел стоял у подножия горы, смотрел на кровавый закат и размышлял о суетности мира. Фома Кузьмич нашел продранную раскладушку и дремал на ней. Аборигены грызли принесенные девочкой плоды и обсуждали пришедших.
— Говоришь, прямо на глазах выросла яблоня? — оттопырив нижнюю губу, засомневался Софокл.
— Ага, — подтвердила девочка. — Из ветки, на которой лисички жарили.
— Гипноз, — изобличил аггела литератор. — Жара и гипноз.
— А как же плоды? — спросила высокая худая дама со шрамом на щеке.
— С собой принес в заплечном мешке. Скоро яблочный спас.
— Яблоки? Вы видели в продаже такие яблоки?
— Сколько угодно. Крымский ранет.
— Чушь! Вы говорите чушь, сударь. Никакие это не яблоки. Возможно, это и не фрукты вовсе. Девчонка все выдумала, и это синтетический продукт из клетчатки, патоки и ароматизаторов. — Дама ухватила девочку за плечо. — Ведь выдумала? Да? Сознайся.
Девочка вывернулась и повертела пальцем у виска.
— Чокнутая, что ли? Зачем мне?
— Мало ли, — неопределенно сказала дама со шрамом. — А потом винный фонтан учудил, — сказала девочка.
— Высокий? — зачем-то спросил спившийся литератор.
— Может, простая вода? Гейзер внезапный? Бывает, — сказал не старый еще однорукий бомж Славик.
— Ага, вода Как же. Отец этой водой надрался, как хрюшка. Пока был трезвый, говорил, что рислинг, — сказала девочка.
— Гипноз, — неуверенно повторил литератор. — Или иллюзионист. КИО.
Однорукий бомж мечтательно улыбнулся.
— Фонтан рислинга? Трюк? Пусть повторит на бис.
Аггел подошел к собравшимся, интеллигентно, прикрыв рот рукой, зевнул и сел верхом на мятую молочную флягу. Все почему-то тоже зевнули и уставились на него. Аггел оглядел аборигенов свалки.
— В одном поселке городского типа жили два мытаря. И вот однажды…
— Один, — перебил аггела проснувшийся Фома Кузьмич. — Думай, что говоришь. Это курей и коз у него было некуда девать, а мытарь был один.
— Мытарь? — удивился бомж. — Это кто же такой?
— Комиссар налоговой полиции, — пояснил литератор.
Звонко ударившись ногой о жестяную флягу, аггел встал и ушел в наступившую ночь.
Утром ни свет ни заря аггел разбудил девочку и попросил научить его буквам. Девочка громко в голос зевнула.
— Букварь нужен.
— Вот. — Он показал заляпанную изодранную книжицу с интеллигентным малышом на обложке.
Выучив буквы, аггел прочел недельной давности «Комсомольскую правду», растерзанный томик «Тысячи и одной ночи», глянцевый журнал «Кое-что кое о ком» и снова задумался о суетности мира. В обед к нему подошли три дамы. Две помоложе и дама со шрамом на щеке пригласили его к столу.
— На первое сегодня солянка с каперсами, на второе голубцы. Закуска и десерт по выбору, — сказала дама со шрамом.
Обед был сервирован в стороне от духовитых развалов на длинном столе. Когда все расселись, аггел оглядел сидящих, благословил трапезу и начал: