ло как будто налилось свинцом. Голову клюнул едва ощутимый удар, тут же отозвавшийся жестокой мигренью.
— Привет, uomo. Кажется, я ошибался насчет тебя. Ты, может быть и idiota, но уж точно никак не jabroni. Давай, приходи в себя.
Скарлуччи стоял надо мной возмездием. Револьвер в руке, пылающий огнем клинок, насмешка в голосе. Все при нем.
— Мне так хотелось поговорить с тобой с глазу на глаз, uomo. Не так часто можно встретить того, кто не просто носит штаны, а имеет в них что-то. Ты заслонил окно столом? Approvare, парень, я тоже не хочу видеть, как одни puttana выносят мозги другим.
— Иди к чертям.
— А для того, кто находится в бедственном положении, у тебя на редкость острый язык. Ты мне нравишься, uomo.
Он швырнул в меня еще одним клоком бумаги. Едва утихнувшая больше вернулась ко мне с двойном силой.
Издевается, играет, наслаждается. Вот почему любит брать пленных: желает чувствовать над поверженными власть.
Поднял руку, но сорвавшееся с его ладоней заклятие тут же припечатало ее к стене. Вит оправил плащ, погрозил пальцем.
— Ай-ай-ай, genio. Я же знаю, что ты ружемант. И ваша stronza grassona, как ее там звали? Хроми? Она рассказала мне о всякой выдумке, на которую ты способен.
— Иди к черту.
— Нет, ты все-таки послушай, uomo. Она пела мне, как соловей. Что ты там собирался сделать? Призвать фамильную реликвию, продырявить меня? Пузо или голову? Скажи, мне интересно!
Ничего ему не ответил. Вторую руку он приковал следом. Интересно, я могу колдовать ногами?
Самое время было проверить.
— Пошлешь к черту?
— Именно.
Ногами не получилось…
Вит прислонился к стене, выпрямился во весь рост. Облегченно выдохнул.
— Зачем тебе это, uomo? Что ты защищаешь? Кого ты защищаешь? Как зовется твоя страна, парень? Kazarmia?
Он расхохотался собственной шутке. Вопрос был объективен.
— Хочешь, я перечислю те варианты ответов, что крутятся в твоей голове? Ты достаточно genia, чтобы не клюнуть на удочку пропаганды с ЕЕ уст. Думаю, первой мыслью было то, что ты soldato. Воин не выбирает войну, война выбирает воина — давний нерушимый закон.
Мое молчание было ему по вкусу.
— А вторым должно было бы стать «мы за права всех человеческих существ боремся». Это… interesante, не скрою. Но сколько раз ты бывал в Царенате? Что ты видел из его красот, прелестей жизни, чтобы сделать свои выводы? Всегда можно сказать: все это не стоит и слезинки кошкодевочки. Но кто у вас зверолюды? Чернорабочие, рабы и прислуга? Вы оказались не гуманней нас. Расчетливей, злее, практичней — может быть. Но не лицемерь, человечностью в родной для тебя дыре и не пахнет. Ты должен знать, у тебя самого хвостатая рабыня числится в «прислуге», а?
Я перевел на него взгляд, прищурился. Он выскочил передо мной, широко раскрыв глаза, не пряча природного артистизма.
— О, что я вижу на твоем viso? Удивление? Хочешь спросить, откуда я знаю? Ведь ничего подобного ты не рассказывал Хромии, правда? Лучше подумай, а правда ли тот «крот», на которого вы столь усиленно наяривали, один? И не может ли он сидеть повыше?
— Чего ты хочешь от Бейки?
— От Бейки? — Его лицо сверкнуло удивление, вмиг сменившись пониманием. — Ах, в этот раз Шарлинн решила изменить самой себе. Впрочем, в ее духе. Я всего лишь хочу ее смерти. Чем, по-твоему, следует награждать предателей?
— Предателей?
«Шарлинн не отсюда. Об остальном… лучше она сама тебе расскажет».
— А Шарлинн тебе не сказала? Какая досада, мальчик! Досада и забава: урожденная царенатка в командующих офицерах противоборствующей страны! Как думаешь dramma или ocassione?
— Глядя на вас, думаю, она выбрала правильную сторону.
Скарлуччи цокнул языком.
— Предательство не вопрос положительности. Хромия… хотела лучшего для своей страны, как и ты. Как и все другие! Это толкнуло ее на предательство. Собираешься ей простить за благие намерения, uomo?
— Иди к черту!
— Я передам… как ты сказал, она себя теперь называет? Bei-ka? Скажу, что ты причислил ее к лику нечисти. В остальном — ты прав, мне пора.
Прищурился. Неужели он так запросто оставит меня здесь?
— Пока ты болтал здесь со мной, из твоих ребят делали решето, — бросил ему в спину. Пулемет неустанно сыпал одной очередью за другой.
— Я командую бронетехникой, а это не мои люди. Каждый из них знал, на что идет.
Дернул рукой — заклинание по-прежнему держало крепко. Оно крепко, а вот деревяшка уже сгнила. Если хорошенько надавлю и дерну…
— Не обманывайся, я не питаю к тебе ложных чувств. Уважение — возможно. Ты оказался uomo. Приятно было поболтать с последним ружемантом на планете. Надеюсь, подобные тебе больше никогда не родятся.
Он нагнулся, перехватил «Янтарь», осмотрел беглым взглядом.
— Хорошая игрушка. Шарлинн дала? Я верну ей подарок, не переживай. Вставлю ствол куда следует. А ты наслаждайся беседой с моими солдатами…
Троица бойцов вышла из теней, будто прятались в них все это время.
Стволы их винтовок целились мне в грудь, голову и живот…
Глава 24
Они спустят курок молча и одновременно, понял по их глазам. Ириска в тихой панике молчала. С такого расстояния точно не промахнутся. Умирать не хотелось. За миг до грохота выстрелов стиснул зубы и зажмурил глаза.
Вот и все…
Свинцовые жала, рассекая воздух, застыли, замедлили беспощадный бег. Демон, сидящий внутри меня злым бесом, выскользнул наружу.
Заливистый, раскатистый смех, похожий на гогот. Лица бойцов скрыты масками и защитными стрелковыми очками — они видели то же, что и я.
Успели испугаться, глянуть на ружья в руках — тлели надежды понять, что случилось.
Демон раззявил слюнявую, полную клыков пасть, заглатывая зависшие пули. Те гремели в его чреве рикошетом, унялись через пару мгновений. Винтовка одного из царенатцев ожила. Ей тесно в его руках, противны касания кожаных перчаток. Ударила его прикладом в зубы, вторым раскроила череп вместе с бронированным шлемом.
Спецназ готовили ко всему, но точно не к этому. Пристрелянное, привычное оружие не подчинялось, безразмерно росло, теряло облик.
Демон подхватил второго солдата, протащил за собой. Когти легко вспороли панцирь брони, сквозь изодранную ткань проглядывались вшитые стальные пластины. Не спасут.
Демон недружелюбно скалился — вместо зубов торчали патроны. Зловеще блестела бронза гильз, свинец жаждал чужой плоти и крови.
Третий швырнул оплетающую его руки винтовку наземь — тщетно. Обратившись черной змеей, она клацнула затвором. Выстрел из змеиной пасти заставил несчастного протяжно взвизгнуть, споткнуться и рухнуть. Прямо под ноги демону.
Растянувшаяся до небывалых размеров пасть хрустнула на туловище несчастного. Крик обратился в затухающий хрип…
Меня толкали в плечо. Звали.
— Макс!
Голова готова лопнуть, что мыльный пузырь. Огнем пылало раненое плечо. Кровь на лице стекала по шее прямо под рубаху. Не моя. Не помнил, откуда знаю — просто знал.
— Макс! Слышишь меня? Приди в себя!
Настойчивый голос обрел тревожные плаксивые нотки. Образы перед закрытыми глазами не желали уходить. Пулезубый демон, винтовка-змея, ужас на лицах царенатских солдат. Липкий, гадкий кошмар.
— Боже! Если слышишь, сожми мою руку!
Я бы рад, но тело не слушалось. Мне потерли лицо чем-то мягким и пахучим. Жидкая дрянь защипала на ссадинах. Поднесли мерзость к самому носу. Я дернулся, приходя в себя.
Нашатырь в руках Сейрас.
Эльфа поправила волосы, заложила за длинные уши. Белка, вне себя от счастья, прикрыла лицо руками. Позади них одиноко жались две сиротливые притихшие фигурки.
Кого-то не хватало. Начало казаться: знаю, что услышу. Пала в бою…
Старшенькая ковыляла из дальнего угла. Голова в бинтах, глаз перевязан. Уцелевший зло сверкал.
Бой дался нам не без потерь.
— Пить.
Казалось, что кричу, но губы едва шевелились. Белка сунула к ним флягу, влила огромный глоток. Пил жадно, поперхнулся, закашлялся. Девчонки выглядели так, будто готовы повиснуть у меня на шее. Глянул на руки — свободны. Пол усеян щепками гнилой древесины. Они меня спасли.
— Ну кэп! Всяческой дряни я повидывала, но ты всем засранцам просраться дашь!
Интересно, о чем она? Слушал, не перебивая.
— Я видела, как ты залег в особняке. Начал шмалять — не хуже чем механоидов покрошил. Наша старая ружемантка такого не могла-не умела…
Кивнул, попытался встать — получалось скверно. Тело начинало привыкать, становиться послушным.
— А потом вдруг стих. Я метнулась, а тут ты и эта троица.
Метнулась? Мы говорили со Скарлуччи минут пять, если не больше. Эльфа за свое вранье краснеть не собиралась.
— И что потом?
— Ты их как котят! — Грингра была впечатлена. — Вырвал доски из стены. У одного отнял винтовку, череп ей раскроил. Чува-ак, я впервые видела, чтоб черепушку можно было вместе с защитным шлемом так вскрыть. Словно из пулемета жахнул!
Белка осмотрела дела рук моих, ей стало дурно. Было от чего.
— А у второго. Не знаю… Он тебя в упор лупит, магазин высадил. Во! — Механик подняла с пола свинцовый, расплющенный блин.
— Щит ставил? Барьер? — вмешалась Старшенькая. — Ты же не пулеметчик, откуда умеешь?
Знать бы самому.
Про третьего рассказывать не стали, увидел собственными глазами. Ствол винтовки вытянулся и пустил корни, обмотавшись вокруг рук несчастного. Опустил взгляд ниже, и меня замутило. Значит, не сон.
Вопросы роились в голове, будто в улье.
Встал. Белка пыталась помочь, но я уже в состоянии справиться сам.
«Янтаря» нигде нет. Тут же вспомнил почти все.
— Где Скарлуччи?
— Отступил. Вместе с выжившими солдатами, — ответила Белка. Сейрас продолжила:
— Нас прижали и очень складно, ага. Если бы не тройняшки с пулеметом, нас бы всех накрыло одной большой волосатой пи…