градом вопросов.
— Инна, сходишь со мной в парк Восьми?
Кошкодевочка кивнула.
В голову ударило — вспомнилась почти такая же прогулка с Белкой. Девчачье счастье в стаканчике мороженого, дешевые шмотки, торговый центр. Три хабалки, что жаждали докопаться до несчастной — вон, даже бутылка из-под пива на месте.
Мудрые боги в этот раз распорядились иначе. Не было дроидов с оружейной чумой, вместо мороженого Инка отдала предпочтение шаурме, бутик напротив мог похвастать лишь запредельными ценами на сомнительного качества тряпье.
Трем девицам до нас не было дела — обсуждали последний фильм про Человека-Богатыря.
Пиво обратилось безалкогольным сидром…
— Вот! Вот! А это — Молчунья!
Инна прыгала, размахивая руками перед монументальным изваянием. Задирался подол короткого платья, обнажая то бедра, то краешек тоненьких белых трусиков.
Кошкодевочка вызвалась быть мне гидом и жаждала внимания.
Смотрели на нее все, кому не лень. Дети, старики, подростки-в-том-самом-возрасте, пускающие слюни на красоту ее тела. Экскурсоводы бросали недовольные взгляды — Инка отбирала их работу.
— Из нее было не вытянуть и словечка. Говорят, она еще в школе дала обет молчания. Врут, наверно — как на уроках-то отвечать?
Подростки прыснули в кулак, экскурсоводы попунцовели от злости. Не знаю, какие официальные байки травят они, а вот версия Инны мне нравилась больше.
Ничего не говоря, окинул взглядом четырехметровую фигуру. Скульптор спешил запечатлеть в мраморе все: грусть в глазах, плотно сжатые губы, пышную девичью косу.
У Восьми не было имен — злодейка-история жаждала одиозных героев. Что строят Империи, разрушают города и покоряют нации. Иные обойдутся и кличками…
Одна из причин, по которой Бейка раздает прозвища? Очень может быть.
— А это Влюбленная! У нее писем было много. От мальчиков, — в голосе девчонки прозвучала зависть. — Говорят, если потереть ей нос, то она удачу в любви дарует. Враки, конечно же…
Она кивнула на другую, более выпуклую часть тела.
То ли природа, то ли скульптор, то ли каждый от себя, щедро наградили ее грудью. Влада могла позавидовать. Оба полушария блестели, истертые миллионами касаний.
Напротив соседней фигуры Инна застыла, чуть опустила ушки.
— Остроглазая, — выдохнула кошкодевочка. Подошел к ней, коснулся головы.
— Что-то не так?
Инка зябко поежилась, покачала головой.
— Нет, все хорошо, хозяин. Просто она была снайпером…
О последнем можно было не сообщать: оптика прицела на мраморной винтовке не оставляла сомнений.
Глянул ей в лицо, прищурился, на миг прошибло холодным потом. В ней было что-то от Бейки. Настырность взгляда? Чопорно вздернутый носик? Не знаю, что-то другое. За пределами таких простых вещей.
— Вам тоже от нее не по себе? — Инна обхватила руку, прижалась лицом к плечу.
Через миг я понял, в чем беда. С винтовки на меня смотрела сама Война…
— Хоз-зяин? Мяу? Вы куда? — кошкодевочка напряглась, когда я сделал шаг ближе к изваянию.
Повинуясь наваждению, коснулся смотрящего вниз мраморного ствола винтовки.
По сознанию ударило. Мир передо мной схлопнулся в точку, вытянулся в струну, выталкивая душу в бесконечную мглу безвременья…
Зрение вернулось не сразу. Глядел сквозь оптику прицела за скачущими фигурками. Перекрестие спешило выловить бронированное тулово того, кто плетется последним.
Ощутил касание мозолистого, привыкшего к спусковому крюку пальца. Девичий, чуть отросший ноготок, нежная кожа, плавный ход…
Затвор чуть слышно зашуршал, все тело обожгло приятным огнем. Плюнул вонючей сигарой гильзы. Потянулся всеми силами за следующим снарядом, загоняя его в ствол.
Я не прав. Не гляжу сквозь прицел ружья. Я и есть ружье в ее руках…
Фигурка бойца, прошитая насквозь, нелепо вскинув руки, повалилась наземь. Его товарищи совершили ошибку. Первым делом надо было рухнуть наземь, откатиться, огрызнуться туда, откуда прилетело очередью… Они же обернулись. Пулемет Молчуньи заговорил за двоих разом.
Откуда знаю, ее ведь даже нет рядом? Не знаю…
Пулемет загрохотал тяжким басом. Затянул заунывную песнь чужой погибели — отряд противника признаков жизни не подавал.
Это наш последний день. За спиной остатки сил самообороны эвакуируют гражданских. Мы — последний заслон на пути у чумы, которая уничтожит всех. Восточная армия далеко, дай бог через пять дней доберутся. Никто не мог предугадать, что коварный враг так быстро уничтожит западную…
Каждый выстрел — лишь попытка оттянуть неизбежное. Бой идет уже двенадцать часов. Она хочет пить. Хозяйка. Чувствовал ее жажду, как свою собственную. Сонливость, усталость, бурчит в животе. В ушах гремит данное самой себе обещание — держаться до конца! За нами Москва!
В голове сумбур воспоминаний: делим с ней одну голову на двоих. Школа, белые гетры, черная юбка формы, выпускной. Натруженные пальцы держат смычок, высекая из скрипки один плавный звук за другим. Аплодисменты, слезы на щеках родителей, поздравления друзей. Счастливые улыбки, гордый учитель пророчит блестящее будущее.
Восстание ружемантов. Добровольцем на фронт. У нее хорошо получается. Случайно попала в отряд, состоявший из самых разных девушек. Давали неделю жизни. Вместе больше года. За голову каждой объявлена награда.
Так распорядилась война. Чувствовал в ней родственную душу: я — оружие, она — оружие…
У нее острый, наметанный глаз: замечает неровно качнувшийся куст в двух километрах отсюда. Человек на такое не способен, но ей не обязательно быть человеком.
Новый вражий отряд у речной заводи. Ту часть сектора контролировала Веселушка, но ее орудие молчит. Значит, теперь это наш сектор обстрела.
Догадка мерзким бесом скачет перед глазами, лезет злыми слезами на щеки. Не время расклеиваться, время стрелять. За нее, за себя, за других. За всех.
Старался слабее бить ей отдачей в плечо. «Жалко?» — спросил сам у себя. Вспомнил, что оружие безжалостно.
Первому мы продырявили голову, второму грудь. Третий успел юркнуть за деревянный пень. Наивный. Мой калибр может пронзить стальную рельсу, а уж с деревяшкой-то… В доказательство моих слов, тело вывалилось в траву.
Четвертый стрелял. Орал, выл, безумно озираясь по сторонам — страх лишил его рассудка, превратил в легкую добычу.
Раздавшийся через мгновение щелчок был лишним. Хозяйка вздрогнула, реагируя на опасность, но слишком поздно. Та подобралась слишком близко. Вражий пистолет виделся мне противной игрушкой в руках гадкого мальчишки.
Офицерская форма, знаки отличий. Его собратья явили себя из кустов спецназом.
Остроглазая успела направить мой ствол в грудь поганцу, и я всадил в того последний патрон еще до того, как она спустила курок. Мимо. В ее руках я не ведал промаха, но сейчас стрелял сам. Мимо…
Ответный выстрел выбил меня из ее рук. Хотел кусаться, но нечем. Полетел в кусты, упал в грязь. Не смогу ее спасти, если не выстрелю, если…
Глава 2
Толпа, врач, слезы.
Машина амбулаторной помощи с синими мигалками, какой-то здоровяк отчаянно пытался удержать Остроглазую. Хотелось разукрасить его и без того красную морду.
В лицо прыснули холодным, потряс головой, пытаясь прийти в себя. Здоровяк держал не Остроглазую, а Инну. Желание разбить хлебало не пропало, лишь запоздало понял, что ее просто не пускали ко мне. Чтобы не мешала врачу.
Белый халат, в возрасте, врачебная шапка-повязка на голове скрывала волосы.
— Солнечный удар, — констатирует недовольным голосом. — Жара. Почему ходите с непокрытой головой?
Оправдаться нечем, я и не пытался. Обернулся, посмотрел на монумент Остроглазой. Все еще бежали мурашки по коже при взгляде на снайперскую винтовку.
— Вода у вас есть?
Покачал головой в ответ, но невесть откуда появилась бутыль теплой, еще шипящей газами минералки.
— Холодной нет, — словно оправдываясь, но все так же недовольно пробурчала дежурный врач. Кивнула на машину: — Холодильник сломался. Домой сами доедете?
— Да.
Попытался встать на ноги, почему-то увидел вместо них разложенные сошки. Моргнул, наваждение исчезло.
Инна готова схватить меня и тащить на своих хрупких плечах. Не позволил ей, почти силой высвобождаясь из хватки кошкодевочки.
Врач, словно меня тут больше нет, привязалась к ней, давая тысячу и одну рекомендацию. Холодные компрессы, вентилятор — есть у вас в доме вентилятор? Инна кивнула.
Народ свое зрелище получил, начал расходиться. Волнительное изошло на нет, осталось обыденное — больше не на что глядеть.
— Хозяин? Мяу?
— В порядке. Лучше пойдем домой.
— Вас не тошнит?
Потряс головой в ответ. Мысленно вызвал Ириску — будем разбираться, что это за нахрен такое было?
— Повышение кровяного давления, аритмия, перегрев тела вплоть до 39 градусов, кратковременная потеря сознания…
— Все? — ответом недоволен. Ириска мялась, будто раздумывая, стоит ли говорить дальше.
Мысленно намекнул, что могу очистить ее личностную матрицу, сменить на кого посговорчивей. Сработало.
— Монумент излучал руж-волны седьмого порядка.
— Руж-волны? Седьмого порядка?
Идущая рядом Инна не вмешивалась — знала, что говорю с кем-то через нейрочип. Ириска поспешила вывалить передо мной тучу ссылок на статьи.
— Вкратце, — потребовал я. ИИ-ассистент устало вздохнула.
— Считается, что ружеманты прошлого умели вкладывать информацию в оружие, как в носитель. Обычные люди чувствуют тревогу: заложенный сигнал резонирует на недоступном им уровне.
— Инка, со мной уже такое раньше случалось? В парке Восьми?
Кошкодевочка отрицательно замотала головой. Ладно, послушаем, что нового нам расскажет Ириска.
— Так считается или умели?
— Свидетельств этому не осталось, а все артефакты ружемантов, в коих содержались аналогичного порядка волны, не произвели на оставшихся ружемантов никакого эффекта.