Разделению труда могло также способствовать наличие в различных цехах артелей. Вся артель отвечала за готовый продукт, а отдельный оружейник – только за определенную часть. Однако неясно, способствовало ли это нововведение достижению одной из тех главных целей разделения труда, которые обозначил Адам Смит.
Станки специального назначения также поступали из Бирмингема, но для русских оружейных заводов новинкой, конечно, не были. Советские историки описали использование специальных расточных и шлифовальных станков в XVIII веке. Станок конца XVIII века мог производить четыре ствола одновременно, тем самым устраняя наиболее трудоемкие ручные операции. Павел Захава, механик, пришедший на Тульский оружейный завод в 1810 году, изобрел станок, который мог высверливать 20 стволов в день. Эти станки по своим достоинствам далеко опередили тогдашние американские и английские станки сверления ружейных стволов. В 1812 году Захава построил специальный токарный станок для токарной обработки стволов. Бриткин завершает свое исследование похвалой в адрес отечественных машиностроителей:
Широкое использование ими отдельных деталей и узлов в качестве базовой модели для изготовления различных видов специальных станков (модификаций) является первым в мире, как и применение взаимозаменяемости и нормализации деталей. Замена Я. Батищевым ручных трудоемких операций специальными высокопроизводительными станками с механическим приводом, введение П. Захавой полуавтоматических специальных станков являются ведущим принципом машиностроения и в XX в. [Бриткин 1950: 47][158].
Джонсу чаще всего приписывают изобретение или применение нескольких специальных станков. Горн его конструкции сочли превосходным, поскольку там «на пробе бывает несравненно менее рвани» [Гамель 1826: 146]. В период с 1818 по 1821 год он заменил ручную ковку деталей замка механизированной штамповкой. Все компоненты замка, за исключением пружины и запальной полки, которые раньше производились в домашних мастерских на глазок, теперь были стандартизированы и изготавливались в одном цеху на специальных машинах. В результате
все части замка, кроме лодыжки, пружин и палки, приготовляются в формах, из коих с весьма малым трудом получаются вещи вдруг почти готовые и совершенно единообразные между собой, так что отдельщикам не остается почти другого дела, как только стирать черноту с таковых вещей пилами и полировать оные [Гамель 1826: 199].
К 1825 году были установлены 144 станка, в том числе и несколько специальных – для обточки. По словам Гамеля, изобретенные Джонсом превосходные станки
соделают имя его бессмертным в истории не только Тульского завода, но и оружейного искусства вообще. <…> Катальные машины едва ли кто и в Англии может сделать лучше г. Джонса. <…> Мастерская, где ныне поставлены штампы и прессы г. Джонса, представляет весьма приятное зрелище и есть одно из самых занимательных отделений всего завода [Гамель 1826: VIII, IX, 201, 262].
Имеются также свидетельства того, что унификация деталей оружия рассматривалась в числе приоритетов развития производства стрелкового оружия в России. Пожалуй, первым из таких свидетельств можно считать приказ Военной коллегии от 1798 года о единообразии. Оружейникам предписывалось при изготовлении деталей оружия «не иметь ни малейшей разноты ни в мере, ни в весу, ни в пропорции» [Демидова и др. 1968: 25]. Все детали должны были быть идентичными, чтобы их можно было заменить в полевых условиях в случае повреждения оружия. Такой стандартизации деталей следовало добиваться путем применения точных шаблонов. Через год Сестрорецкий оружейный завод изготовил для Преображенского полка 300 единиц оружия с взаимозаменяемыми деталями. Советские историки Сестрорецкого завода заключают: «Изготовление взаимозаменяемых частей было крупным успехом русских мастеровых, который мог быть достигнут в результате применения машинной техники» [там же].
Это было характерно и для Ижевска. По утверждению советского историка А. А. Александрова, первый начальник завода стрелкового оружия А. Ф. Дерябин в 1809 году докладывал Министерству финансов, что качество замков работы ижевских оружейников значительно повысилось.
Солдат может сего рода замок разобрать в одну минуту и сложить, притом без малейшей трудности, к сему потребна одна только отвертка или так называемая пружинная скоба особливого устройства. Все части замка утверждаются на одном только шурупе. В числе главнейших наружных усовершенствований есть приведение всех частей ружья в один размер с такой совершенной точностью, чтоб всякая часть от одного ружья годилась к другому ружью[159].
Но опять же, самые поразительные свидетельства о стремлении к унификации относятся к деятельности механика из Бирмингема. До 1819 года оружейники вручную ковали различные детали замков в своих небольших мастерских. В результате точность изготовления была очень низкой, и детали при сборке дополнительно подвергались трудоемкой опиловке. Как писал Гамель, благодаря использованию штампов
сии части выходят ныне всегда равные между собой <…> весьма совершенным образом. <…> Через сие самое <…> удалось г. Джонсу достигнуть столь желаемого однообразия в частях замка в большой степени, нежели сие кому либо до ныне удавалось. В других государствах, после многих опытов и после продолжительного старания, даже заключили, что единообразие в частях замка есть вещь невозможная.
<…> Конечно и при употреблении самых совершенных механических способов, могут замки выходить не совсем равные в частях своих, если мастера будут не радивы [Гамель 1826:202].
Еще поразительнее представляется степень взаимозаменяемости, якобы достигнутая методами Джонса в Туле, благодаря которым «с весьма малым трудом получаются вещи <…> почти готовые и совершенно единообразные между собою» [Гамель 1826: 199]. Обычным методом демонстрации взаимозаменяемости в то время было взять партию мушкетов, разобрать на части, а затем снова собрать мушкеты из случайно выбранных деталей. Гамель в своей книге утверждает, что сам присутствовал в Туле при таком опыте,
когда из находившегося в приемной палате большого количества замков, некоторые были разобраны и части оных перемешаны, а потом из сих частей вновь составлены замки, то при сем все части приходились с такой точностью, как будто бы оные с нарочным старанием одна к другой прилажены были. <…>
Сей решительный опыт лучше всего доказывает превосходно способов, ныне г. Джонсом для приготовления замков на Тульском заводе введенных [Гамель 1826: 202, XVIII][160].
Столь впечатляющие демонстрации качества видел не один только Гамель. В 1826 году Николай I, посетив Тульский оружейный завод вместе со своим братом, великим князем Михаилом Павловичем, занимавшим должность генерал-фельдцейхмейсте-ра, отобрал из арсенала 30 мушкетов. По приказу императора не только ружейные замки, но и все мушкеты целиком были полностью разобраны, их детали перемешаны, после чего мушкеты собрали заново из случайных деталей, явивших «полное единообразие». В 1837 году взаимозаменяемость деталей штуцеров подобным образом продемонстрировали наследнику престола Александру Николаевичу в Ижевске [Гамель 1826: XX; Соловьев 1907: 30][161].
Утверждение Гамеля подкрепляют и другие свидетельства. Хотя исследование российского производства оружия не входило в 1854 году в повестку дня Специального комитета по стрелковому оружию Британского парламента, отдельные отзывы британских наблюдателей позволяют предположить, что широкое использование специализированных станков и технологии штамповки позволяло обеспечить унификацию деталей. Джеймс Нэсмит и Ричард Проссер, обладатели патента на оборудование для изготовления гвоздей, пуговиц и трубок, высоко оценили машины и продукцию Тульского завода. Описывая усовершенствования в технологии штамповки кованого железа, Нэсмит рассказал, что поставлял паровые молоты в Россию, где его усовершенствования «были реализованы с большим успехом». Он полагал, что Тульский оружейный завод большую часть своих мушкетов производил с помощью машин, образцы которых он демонстрировал Специальному комитету.
Чтобы показать чистоту изготовления каждой детали, прислали мне экземпляры в том виде, в котором они сошли из-под штампа, а другие даже оставили с заусенцами, не опиливая их <…>; я считаю, что они используют такой же процесс, что и в Бирмингеме, но думаю, что это делается грубее[162].
Позже Нэсмит признал, что чистовая обработка изделий в Туле не связана с использованием его станков:
Нет, [машина] сделана русскими в Туле; но они настолько довольны результатами, что правительство решило значительно расширить [опыт], и, соответственно, запрос, смету для которого мы оценили в 12 000 [фунтов], предусматривал простое копирование и увеличение количества тех машин, которые уже есть в Туле. Я должен сказать, что они очень хорошо продуманы; мне было предложено исправить их по моему усмотрению, но я очень мало чего смог предложить. <…> Детали получались завершенными в полном смысле этого слова; механик назвал бы их качество наивысшим[163].
Проссер представил комиссии гравюры и описания тульской техники из исследования Гамеля и засвидетельствовал: «Сомневаюсь, что какая-либо часть ружья, кроме приклада, была изготовлена без применения трудосберегающих станков или инструментов». Он считал, что описанные машины и инструменты были произведены в России и продолжали использоваться на тот момент, когда он делал свой доклад, и что английский механик (предположительно Джонс) все еще находился в Туле. Более того, по его мнению, в России имелись станки, какими не располагала Англия. В завершение Проссер повторил известную легенду о сборке мушкета из перепутанных деталей от разных ружей: