ься… Удачи, умник…
И трубка ударила в ухо короткими насмешливыми гудками.
Жестянщиков не любили все соседи без исключения. За то, что прибрали к рукам громадную бесхозную свалку, организованную неизвестными народами тысячи лет назад. За то, что научились извлекать выгоду из полуразрушенных чужих агрегатов, собирая подчас невероятные механизмы, работающие вопреки всем законам известной физики. За то, что крепко сели на любые известные дырки в свою вотчину, отбив раз и навсегда охоту у посторонних завоевателей соваться с оружием на чужую территорию. И насколько сильно соседи не любили жестянщиков, настолько же сильно им симпатизировали бродяги всех мастей. Потому что здесь, на просторах города-государства, можно было найти невероятные диковинки, продать накопленное за долгие дни переходов и просто отдохнуть, не опасаясь дикого зверья ночами. А так же можно было завербоваться в очередной полубезумный рейд на спорные территории, или просто пойти воевать за звонкую монету. Можно было многое. Главное — соблюдать небольшой свод местных законов и не высовываться без спроса на пустоши, окружавшие сваленное в одном месте мертвое железо. Сотни километров стали и пластмасс против десятков тысяч степных просторов и ветра. Относительный порядок и закон против моторизованных банд, способных свернуть шею любому крутому парню, попавшемуся под горячую руку. Баланс между ремонтными мастерскими и отмороженным отребьем, скупающим изделия оседлого населения. Все это — жестянщики, две стороны одной медали…
Крохотный отряд выполз из припорошенной песком щели и замер среди древних руин. По огромному пустому пространству подобных непонятных строений были миллионы: вздыбленные в жаркое небо остовы домов, покосившиеся плиты осевших на зыбких почвах заводов или мастерских. В отличие от свалки, созданной на остатках скального массива, древние города давно канули в неизвестность, погребенные ненадежной поверхностью дряхлой планеты. Иногда из разломов после толчков вылезала очередная архитектурная абстракция, чтобы обвалиться под напором ветра и оставить после себя лишь трухлявые булыжники. Местные обитатели даже не проверяли каменные призраки былого величия. Их даже за ориентиры обычно не использовали, зная капризный нрав местной природы. Но некоторые «блуждающие» выходы от соседей зачастую цеплялись за тот или иной курган из металлоконструкций. Жили несколько недель, а потом «схлопывались», пропустив через себя бродяг или дикого хищника. После того, как аборигены сумели собрать «коммутатор», подобного рода дырки между мирами замкнули на крохотном пяточке, огородив укатанную до бетонной плотности землю трехэтажной стеной. Как именно работал искрящий агрегат — оставалось загадкой для самих создателей, но зато теперь любого гостя встречали с хлебом-солью: автоматизированными вышками и пулеметами на электромагнитной «тяге». Мирных ходоков провожали в торговые кварталы, а любого наглеца, вздумавшего качать права не по делу — расстреливали на месте. Так и жили, запуская иногда на «точку» зашнурованных в кожу мото-гангстеров, щедро плативших за охоту на забредающих без спроса монстров.
— Тихо… Вроде не стреляют нигде, — Серега потер заросшую щетиной щеку и еще раз покрутил головой. — Филин, как думаешь, оторвались?
— На Куче — да. Здесь надо еще смотреть. Но пока действительно тихо… Давайте, сгребайтесь потихоньку. Нас должны были срисовать сразу, как из перехода вывалились, техника тут хорошая стоит. Поэтому нужно отметиться у контролеров до того, как они станут беспокоится о неизвестном отряде. И в пригороды, к монахам. До завтра себя в порядок приведем, потом двинемся за лекарствами.
— Монахи? — Настя осторожно выглянула из-за почти рассыпавшейся в песок кирпичной кладки и убрала в кобуру револьвер, ставший для нее привычным продолжением руки. — И какого вероисповедования они?
— Смесь у них из всего, что только болтается по соседям. Богов куча, на каждый день, чтобы подаяния клянчить без передышки, да скидки выбитые на поставку продовольствия и выпивки. Но ребята крепкие, себя в обиду не дают. А как разработали несколько удачных моделей грузовых багги и поставили их постройку на поток — так почти уважаемые люди в местном бардаке… Комфорт любят в первую очередь, поэтому гостиницы у них лучшие в округе. С горячей водой, хорошим ужином и без крысятничества. Поэтому — отмечаемся и в ближайшую богадельню. Благо, дерут терпимо, могли бы куда как больше требовать… Все, двинулись, вон на правой башне семафор захлопал, зовут…
Группа вытянулась привычной цепочкой и побрела к далеким воротам, не забывая настороженно поводить стволами из стороны в сторону. До контроля еще надо было добраться, а если какой залетный многоногий урод успеет откусить у зеваки голову — так это исключительно его проблема, жестянщики за подобную наглость ответственности не несут. Поэтому — автомат стволом налево, и переставляй натруженные ноги, не забывая крутить головой по сторонам. И пусть молчит шестое чувство о возможных неприятностях: дело выживание динозавров — дело лап самих этих самых. Динозавров от давно сгинувшей эпохи сталкерства. Ди-но-…
Я шагнул вперед и кивнул в мутный исцарапанный экран:
— День добрый. Группа ходоков, с недельным визитом к вам. Торговля, покупка данных о дальнейшей дороге. Семь человек, все вне розыска. Сколько с нас причитается? — и рука потянула изрядно похудевший кожаный кошель. Хорошо еще, что группа маленькая. За груженых товарами ослов пришлось бы отстегивать дефицитные антибиотики или еще что из вызубренного наизусть списка. А так — местные чипы, заменяющие наличные, и здравствуй Жестянка, ближайший к переходам пригород. Здравствуй очередной мир…
Только первые лучи солнца тронули узкие окна-бойницы гостиницы, как Настя открыла глаза и посмотрела на меня, мрачно оседлавшего единственный стул в крохотной комнате. Натянув к подбородку многократно латанное одеяло, девушка подавила зевок и пробормотала:
— Что, опять неприятности? Вроде хорошо вчера устроились.
Это да. Вчера мы быстро нашли свободный угол, продали мелочь, болтавшуюся на дне вещмешков, и после скромного ужина завалились спать. Но ближе к рассвету я открыл глаза и понял, что становлюсь профессионально непригодным. И эта деградация происходит просто чудовищными темпами. Причем винить кого-либо бесполезно. Сам изображаю черти-что перед молодой дурочкой, не успевшей пройти до конца еще ни одного маршрута. Строю из себя гения дальних дорог, при этом наступаю на одни и те же грабли через раз. Один раз — правой ногой, другой раз — левой.
— Да, Настя, проблемы. Хотя, благодаря проблемам мы хотя бы обозначили, кто нам в этом столь активно помогает… Я тут высунул нос аккуратно, с монастырской охраной парой слов перебросился. Все понять не мог — что же свербит в затылке, когда так удачно до места добрались и даже без обычных «приключений». Потом понял…
Я говорил, а руки привычно проверяли оружие, фасовали барахло по карманам разгрузки. Услышав знакомые звуки, зашевелились остальные. Лишь Серега приоткрыл глаз на секунду, оценил мою вальяжную неторопливость и снова заснул. Раз старший не будит бесшумным постукиванием по плечу или воплем ошалевшего осла во всю глотку — опасность в отдалении, можно пока не напрягаться.
— Тихо в пригородах. В смысле — никто друг другу морду не бьет, по улицам не бражничает, по старым роботам-уборщикам не стреляет. Все вокруг чинно и благородно. И рожи у песчаных байкеров сплошь незнакомые.
— Думаешь, по наши души?
— Как проснулся — думал. А как утренней горячей бурды с охраной попил — знаю… Местные отморозки убрались глубже в лабиринты мусора. А на Жестянке сейчас квартирует шесть банд, примчавшихся с пустошей еще неделю назад. И порядок поддерживают железный — никакой гульбы, никаких драк между собой. Ждут группу с девушкой во главе, которая должны появиться со дня на день у двух законченных алкоголиков. Двух пустоголовых химиков, способных изготовить любое лекарство. И чудо еще, что эта группа просочилась старыми закоулками мимо чужих патрулей, не успевших нас срисовать вечером.
Заскрипела кровать, Настя опустила ноги и попыталась нашарить сброшенные на холодный пол сапоги.
— И что предлагаешь?
— Предлагаю идти за лекарством. Потому что вся эта кодла примчалась по просьбе одного урода, пообещавшего поделиться чужим шламом. По просьбе моего бывшего напарничка, Сплима. Это он никак не может успокоиться, что деньги мимо загребущих рук пошли. Все комбинирует, все до твоей глотки добраться пытается.
— Ему-то какой резон? Я его не нанимала. А Кодекс не позволяет чужой контракт перехватывать или мешать в его выполнении.
— Кодекс? Деточка, ты бредишь. Кодексом прикрывались первые ходоки, кто на голом энтузиазме был готов все человечество осчастливить, да еще от щедрот и чужакам отсыпать… Они пытались как-то отношения урегулировать. Да все равно — закончилось все это, как любое благое начинание заканчивается: кровью и разборками до последнего патрона… Поэтому чем быстрее ты выбросишь из головы вычитанную чепуху, тем здоровее будешь.
Я посмотрел на морщинку, царапнувшую отмытый вчера лоб и вслушался в севший голос, утративший звонкие веселые нотки после Дымокуров:
— Значит, и свод собственных правил вы в нужник спустили. Сами написали, сами на помойку и выбросили… Что же вы за люди, ходоки? Что у вас осталось за душой? Хоть капля чести и совести есть, или тоже — за копейку давно продали?
— Не знаю, как у парней, а у меня за душой только цинизм и репутация. Которая позволяет тебя по маршруту вести живой, а не мертвой… А у Сплима репутации больше нет. Как он последнюю свою группу попытался грохнуть ради товара, так все, ходок закончился… И если мы хотим до химиков добраться без пули в затылке, нужно на этом сыграть. Сыграть на том, что моего бывшего напарника не любят и ему не верят. Его слова перепроверяют, ждут подставы и контролируют каждый его шаг… Поэтому стоит нам пустить слух, что мы пошли к нему права качать — рядом с его лежкой соберется все местная кодла. Пока разберутся — мы как раз успеем проскочить. А у алконавтов установка есть, которая позволяет в любую точку свалки сигануть. Для себя делали, бизнес требует. Препарат купим — и ходу…