Рябиновая ночь
Василию Осиповичу Петрову, заслуженному агроному РСФСР, ученому и хлеборобу, п о с в я щ а ю
Часть первая
Глава 1
Два месяца стояли лютые морозы. Онон перемерз на перекатах, хлынули верховые воды-наледи, разлились на десятки километров зеленоватой гладью и парили круглые сутки. Прибрежные кусты покрылись куржаком и при малейшем движении воздуха издавали холодный звон. Под тонким покровом снега трескалась земля. Ее стонущие вздохи усиливались к ночи, когда над степью нависало холодное, продрогшее небо. Поседели скалы. В них по ночам ухали филины, пугая редких путников и зверей.
Над деревнями, точно дым, круглые сутки клубился туман. По утрам он сгущался так, что в десяти шагах не видно было домов. Казалось, что солнце навсегда покинуло Забайкалье. Если верить старикам, так это цветочки, бывали холода и покруче: звери от стужи задыхались, птицы на лету замерзали.
К концу февраля потянул низовик. Унесло туман. Кусты стряхнули с себя куржак. И долгожданное солнце залило землю ярким светом.
Алексей вышел из купе покурить. Еще час назад, с трудом одолевая затяжные подъемы, поезд медленно, точно на ощупь, шел среди лесистых гор. А теперь, оказавшись в широкой долине, стремительно мчался по холодным рельсам. Невдалеке за окном темно-зеленой грядой тянулся хребет. Сосновые боры то приближались, то отдалялись. У их подножья белой полоской застыла Ингода, она напетляла по низине, наделала проток и стариц. Сразу видно, неуемный характер у этой забайкалки. Алексей смотрел в окно, и тревожная радость подкатывалась к сердцу. Захотелось поскорей добраться до Онона. «А вдруг меня там никто не ждет? — подумал он. — Ведь прошло больше пяти лет…» Из соседнего купе вышла светловолосая женщина. Ее сходство с Анной было настолько велико, что у него невольно замерло сердце. Женщина прошла мимо. «И что это я, как мальчишка, — облегченно вздохнул Алексей. — Только еще этого не хватало: всех женщин за Анну принимать».
Не зря говорится в пословице: если тебе суждено вылететь из седла, так конь на ровном месте споткнется. Встретил Анну, думал на судьбу набрел. А жизнь взяла да и перекроила все по-своему.
В тот год Алексей работал бригадиром тракторной бригады. Анна закончила десятилетку и поварила на полевом стане. Началось все с рыбалки. Алексей вычерпывал воду из лодки: он собирался поставить на ночь переметы. Подошла Анна с ведром, зачерпнула воды из реки.
— Алеша, возьми меня с собой, — попросила она. — Я никогда ночью по реке не плавала.
— А не боишься в омут к водяному угодить? Там и днем-то, того и гляди, на бойца[1] наскочишь.
— Да я же, поди, на Ононе выросла.
— Тогда собирайся.
Потом они сидели под утесом пониже Белого камня. Робкая летняя ночь дышала свежестью. В скалах плакали турпаны: «Ко-а-а, ко-а-а». О валуны с шумом разбивались волны, и на берег прохладной росой падали мелкие брызги. В протоке глухо стонала выпь. Где-то совсем рядом время от времени подавал тоненький голосок кулик-перевозчик: «Пи-пи, пи-пи». Вдруг откуда-то появились летучие мыши, заметались над головами.
— Кыш, кыш, — замахала руками Анна и прижалась к Алексею. От близости Анны Алексею стало не по себе.
— Аннушка, знаешь что…
— Что?
Анна повернулась к нему. Алексей видел ее глаза: они были темные с блеском; видел ее губы: полные, сочные. Алексей еще не представлял всей огненной сладости прикосновения женских губ и удержался, не обнял Анну.
— Давай, Аннушка, поженимся.
— Как же так, Алеша, сразу-то? — разочарованно протянула Анна.
— А что мудрить-то? — немного осмелел Алексей.
— Ты мне хоть одно ласковое слово скажи.
— А что эти слова говорить-то, и так все ясно.
— Что ясно-то?
— Люблю я тебя.
— А я тебя? Ты бы хоть спросил.
— Так я вот и спрашиваю.
— Для такого раза ты бы хоть обнял меня.
Алексей что-то невнятное пролепетал и поспешно отодвинулся от Анны. Она весело засмеялась.
— Ты хоть не убегай, Алеша. А то я одна-то боюсь здесь.
После этой ночи Алексей стал самым счастливым человеком в мире. Но судьба оказалась скупой на радость: вскоре он уходил в армию. «Алеша, милый, я буду ждать тебя», — со слезами на глазах шептала на прощанье Анна. И… не дождалась: вышла замуж за Ванюшку Дорохова.
Вернулся Алексей из армии, горькую обиду принес в душе. Презирать бы ему Анну, но посмотрела она, и он забыл все, ходил по земле, точно дурман-травой опоенный.
А потом… Невесело такое вспоминать. Вот и женился только потому, чтобы подвести черту под своей горькой любовью.
«Интересно, какой теперь стала Анна? — подумал Алексей. — Хоть бы уехала куда. Боишься встретиться? Чудак. Отцвела твоя юность. Верно, в душе все еще теплятся воспоминания, так и упавшее дерево не сразу умирает».
Из купе выбежала Иринка. Была она сухонькая, светловолосая, подвижная, по носу густо рассыпаны веснушки.
— Папа, а скоро мы в Озерки приедем? — Голос у Иринки звонкий.
— Не в Озерки, а в село Озерное. — Алексей погладил Иринку по голове.
— Хорошо, — согласилась она. — Пусть будет Озерное.
— Сейчас приедем в Читу, большой город, там переночуем в гостинице, а завтра утром поедем на автобусе в Озерное.
— А ты мне щенка купишь?
— Куплю. И еще петуха. Он тебя будет по утрам будить, чтобы ты не просыпала в садик.
— Вот и хорошо. Я его дрессировать буду.
— Кого, щенка или петуха?
— Вначале щенка, а потом петуха. Они у меня будут границу охранять.
Вошли в купе. Катя с книжкой лежала на нижней полке.
— Мама, — затормошила женщину Иринка, — мне папа купит щенка, петуха и еще белого медвежонка.
— Про медвежонка уговора не было, — возразил Алексей. — Ты это придумала.
— И ничуть не придумала. Нам его на сдачу дадут.
— Разве что на сдачу…
Иринка взяла со столика журнал и стала разглядывать картинки. Катя отложила книгу, села и, глядя в маленькое зеркальце, подкрасила тонкие губы. Лицо ее было бледным: Катю укачивало в поезде.
— Вашего Степана Гамова дочитывала, — пряча зеркальце и помаду в сумку, проговорила Катя.
— Говорят, он сейчас про Онон роман пишет. Интересно посмотреть, какие мы есть.
— Скучные до тошноты.
— Это почему же?
— Да у вас на уме только работа. Взять хотя бы тебя. Ученый агроном, преподаватель института. Над диссертацией бы тебе работать. А ты? Все бросил и помчался в деревенскую глушь, и еще радуешься. Да разве нормальный человек так бы поступил?
— Не знаю, — потер подбородок Алексей. — Только какие места у нас на Ононе… А люди…
Поезд подошел к огромному, почти круглому озеру. Берега голые, только кое-где сиротливо зябли топольки. Всюду на льду виднелись рыбаки.
— Как озеро называется? — спросила Катя.
— Кенон. Летом здесь благодать.
— А почему же здесь деревьев не посадят?
— Видимо, потому, что кругом тайга.
Поезд прошел километра полтора, круто повернул на восток и очутился среди домов.
— Кажется, мы добрались. — Алексей встал.
От вокзала до гостиницы было рядом, но Алексей попросил шофера такси провезти их по городу.
— Познакомиться с городом решили? — спросил шофер.
— Нет, просто посмотреть: давно не был.
Читу со всех сторон окружали горы, только на запад в низину открывались ворота, в которых белым облаком лежало озеро. С крутого северного хребта из-под могучих сосен, точно горные потоки, вырывались прямые улицы и скатывались к реке Читинке, которая разрезала город пополам. И эта горная чаща, где грудились белокаменные дома, была наполнена смолистым запахом сосен и прохладой гольцов.
Такси мчалось по широким улицам. Алексей смотрел по сторонам. За пять лет Чита помолодела.
— А давайте здесь жить, — попросила Иринка.
— Нравится тебе?
— Ага.
— Вот вырастешь и приедешь сюда учиться.
Осмотрев город, Алексей с семьей устроился в гостинице.
— А где же твой друг? — спросила Катя.
Алексей просто не знал, что и думать: Борис Каторжин — друг детства — не встретил его. Верно, сейчас Борис — заместитель начальника областного производственного управления. Да будь он самим чертом, а для Алексея все равно останется Борькой, тем самым Борькой, с которым они в детстве немало хлебнули всякого.
— Где, говоришь, — с напускным равнодушием ответил Алексей. — В командировке, в больнице, да мало ли где…
В это время распахнулась дверь, и появился Борис, высокий, в черной дубленке, ондатровой рыжей шапке. На секунду остановился. Смахнул шапку, разбросил руки.
— Алешка, черт!
Друзья обнялись. Посмотрели друг на друга. Рассмеялись.
— Не сердись, что не встретил… Заседаю. Собирайтесь, Марина ждет.
— Кате что-то нездоровится.
Борис внимательно посмотрел на жену друга. В коричневом брючном костюме, по-девичьи стройная, легкая. Волосы коротко подстрижены. В смуглом лице, в разрезе глаз было что-то еле уловимое бурятское, что придавало ее лицу особую привлекательность.
— Катя, поедемте, у нас отдохнете.
— Спасибо. Я что-то расклеилась. Падаю в постель.
— Что же получается? — развел руками Борис. — Столько лет не виделись. Да меня без вас Марина домой не пустит.
— В другой раз наверстаем. Пусть Катя с Иринкой отдыхают. Завтра дорога еще длинная. А мы спустимся в ресторан.
В ресторане они заняли столик в углу, заказали ужин. Алексей поудобней устроился в кресле, закурил.
— Давай рассказывай, как ты тут живешь.
— Курирую ононскую землю. Мне нужен в помощники агроном. Просил тебя, но ты почему-то отказался. Может, объяснишь мне?
— Ты сколько лет работал агрономом? — спросил Алексей.
— Три года. Ввел полосовой посев. Четырехпольный севооборот, подобрал районированные семена. Урожай с семи центнеров повысил до пятнадцати. Меня взяли в управление. Пришел молодой агроном, полосы под плуг пустил, нарушил севооборот… А тут неурожай. И опять в колхозе кое-как с гектара по пять-шесть центнеров зерна наскребают.