Неприветливое лицо Туранова стало еще угрюмей.
Иван Иванович в середине шестидесятых годов действительно гремел на всю область, выращивал с гектара по четыреста — четыреста пятьдесят центнеров зеленой массы кукурузы. Алексей тогда в армии был.
Как-то так уж получилось в жизни, Алексей с Иваном Ивановичем росли вместе, а дороги разные были. Алексей возобновил учебу только в армии уже после войны, Иван Иванович всю войну ходил в школу, после десятилетки в бригаде Алексея работал трактористом, а потом кукурузоводом. В армию его не взяли по состоянию здоровья. Поэтому когда Алексей заочно заканчивал десятилетку, то Иван Иванович уже учился на предпоследнем курсе в институте.
— Но и на что вы обижаетесь? — спросил Алексей. — Иван Иванович действительно получал большие урожаи.
— Я, может, еще больше бы получал, да не дают.
— Кто не дает?
— Ты посмотри, как оно получается-то. Не успеем мы кукурузу убрать, нас скорее посылают солому стоговать. Потом всю зиму корма на чабанские стоянки возим. В апреле, когда надо навоз на поля вывозить, в мастерских торчим. Сев проведем, тут уж и сенокос. Вот и рассуди, откуда она, кукуруза-то, возьмется. Пырей да лебеда и растут. Я дояркам уж боюсь на глаза показываться, ферму за сто верст обхожу. На отчетном колхозном собрании Аграфена Бянкина перед всем народом осрамила меня, говорит: «Если Туранов и дальше будет такую кукурузу выращивать, мы его самого вместо коровы в стойло поставим и доить будем».
— Молодец Аграфена.
— Вам смешно. А я после этого неделю пил.
— Не обижайтесь, Яков Федорович. Сколько гектаров вы сеете?
— Пятьсот пятьдесят.
— В этом году будем сеять триста гектаров в Глухой пади, а двести пятьдесят у Черемошника.
— Пустой разговор, Петрович. В Глухой пади земли новые, только в прошлом году подняли. У Черемошника пары. Не дадут нам их.
— Не дадут, говорите? А я так понимаю, землю нам с вами дали, нам о ней и думать. На ремонте еще долго простоите?
— Дней десять.
— Быстрей заканчивайте и приступайте к вывозке навоза. Если в этом году получите зеленой массы кукурузы меньше трехсот центнеров с гектара, тогда уж и мне на глаза не попадайтесь.
— Ты серьезно, Петрович?
— Серьезно, Яков Федорович. И никаких сенокосов. Вы накосите пятьсот центнеров сена. Так ведь? А за это время зарастет травой кукуруза, и мы потеряем несколько тысяч центнеров силоса. Так ведь?
— Оно так и есть. Кому только об этом не толковали, слушать никто не хочет.
— Вот идите и готовьтесь к посевной. Потом мы с вами еще поговорим.
Туранов ушел. Раздался междугородний звонок. Алексей поднял трубку.
— Читу заказывали? — спросила телефонистка.
— Заказывал.
— Вызываем.
Через некоторое время донесся глуховатый голос.
— Каторжин слушает.
— Борис, добрый день.
— А, Алеша… Здорово. Как твои дела?
— Пока ничего хорошего. Нет сортовых семян. Выручай.
— Сколько тебе нужно?
— Хотя бы для семеноводческого отряда. Тонн сто пшеницы, тонн двести пятьдесят овса и ячменя.
— В опытно-производственном хозяйстве немного есть. Я переговорю с начальством. Думаю, выделят. Через день-два позвоню.
— Спасибо. Еще узнай, где есть плоскорезы и стерневые сеялки.
— Думаешь сразу переходить на безотвальную обработку?
— Попробую.
— Как Нина Васильевна относится к твоим планам?
— Разговор будет сегодня вечером.
— Позвони мне.
— А ты когда к нам соберешься?
— В посевную приеду.
— Марине привет.
После обеда Алексей поехал на поля. Он с детства знал каждый распадок, каждый клочок земли. Он еще в институте по памяти составил карту полей и провел над ней не одну бессонную ночь, обдумывая, как подступиться к этой земле.
Алексей был доволен, что не ошибся. Верно, некоторые пашни были выведены из севооборота из-за непригодности: ветровая эрозия безжалостно уничтожала поля. Но в основном схема севооборотов была составлена верно.
За Урюмкой на перевале Алексею встретился трактор с возом сена. Алексей съехал на обочину, уступая дорогу. Когда трактор поравнялся, в кабине он увидел Анну. Она улыбнулась ему и проехала.
То ли от улыбки Анны, то ли от поездки по степи у Алексея как-то светло и спокойно стало на душе. С этим чувством он в конце дня вошел в кабинет Нины Васильевны. Там сидели все специалисты. На Алханайских горах догорало солнце, и в окна уже полились сумерки: Алексей прошел к свободному креслу возле цветка. Нина Васильевна включила свет.
— Цыдып Доржиевич, как у нас дела с кормами?
— Совсем худо. Силос кончается. До середины апреля дотянем, хорошо будет. Сено даем только телятам. Немного оставили на майский скот.
— Я сегодня звонила на Аргунь в колхоз «Заря». Они нам продадут солому. Иван Иванович, надо отправить туда бригаду с прессом. Тюками удобней перевозить.
— Хорошо, — кивнул Иван Иванович.
— Нина Васильевна, а сколько денег каждый год мы тратим на покупку кормов? — спросил Алексей.
— Тысяч сто пятьдесят. Иногда больше.
— А не лучше ли эти деньги вкладывать в свои земли?
— Это каким же образом? — подняла голову Нина Васильевна.
— Поднять урожайность зерновых, улучшить луга и пастбища, посеять многолетние травы, создать возле каждой чабанской стоянки культурные пастбища.
— Наш сосед из Ключевской создал два культурных пастбища, — усмехнулся Иван Иванович. — Мы к ному учиться ездили. Сейчас на этих делянках даже колючка не растет. Столбики подгнили и упали. В проволоке овцы путаются. Вот и вся культура.
— Об этом знаю, — потер подбородок Алексей. — С пустой душой любое дело опорочить можно. Мы тоже от соседей далеко не ушли: кукурузы по навильнику с гектара получаем. А к тебе, Иван Иванович, когда-то учиться ездили.
Иван Иванович дернул нос-лодочку.
— Я, кажется, не агроном, а инженер.
— Вот видите, — качнул головой Алексей, — дразнить собак — так я, а кусают пусть соседа.
— Что вы как петухи сцепились? — остановила перепалку Нина Васильевна. — Что ты предлагаешь, Алексей?
— Вспомнить, что у нас есть земля и получать урожаи хотя бы по тридцать центнеров зерна с гектара.
Нина Васильевна усмехнулась.
— Ничего себе хотя бы… Не много ли берешь на себя, Алеша?
— Я думаю, это лучше, чем ничего не делать, искать всему оправдание и жить, куда слепая волна прибьет.
— Мы, Алеша, не сидели здесь сложа руки, — сухо бросила Нина Васильевна.
— Я этого не говорил. Прежде всего надо забыть, что есть на свете классическая отвальная обработка земли. Закопать плуги в самую глубокую яму и поставить на них крест.
— Вот тебе раз, — уже более мягко сказала Нина Васильевна. — Что ж, до нас люди-то дураками были?
— А какой мы с вами самый большой урожай получали? Не больше девяти центнеров зерна с гектара. А нас целая армия.
— Так это Забайкалье, а не Кубань.
— В том-то и дело, Нина Васильевна, что не Кубань. А мы систему земледелия Кубани пытаемся внедрить у себя. Только ничего из этого не получается и не получится.
— Выходит, до сих пор ни одного умного человека не родилось в Забайкалье, — подковырнул Алексея Иван Иванович.
— Ты хотел сказать до меня. Только ты опоздал, это я уже слышал, еще в институте. А дело не в умном человеке. Сейчас технический уровень другой. Пришло время, когда нужно и можно программировать урожаи, а мы с вами все еще смотрим на земледелие с порога юрты.
— Алеша, ты не забыл, что находишься не в институте на семинарском занятии? — заметила Нина Васильевна.
— Нет, — упрямо тряхнул головой Алексей. — И скажу вам, мы будем программировать урожай.
— Так как же ты думаешь получать такие урожаи?
— С этого года мы с вами вводим пятипольный севооборот. У нас двенадцать тысяч гектаров пахотной земли. Мы должны так разместить культуры, чтобы получать в достаточном количестве товарного и фуражного зерна и обеспечить животноводство зелеными кормами.
Вот так будет выглядеть севооборот: две тысячи четыреста гектаров чистых паров. По ним сеем пшеницу и какое-то количество проса. По пшенице размещаем овес. Затем, как санитара, чтобы не засорились от паданки семена, возделываем однолетние травы. И завершаем цикл ячменем и горохом. Мы создаем пять севооборотов. У каждого из них будет земли где-то тысяча пятьдесят гектаров. Кроме того, нам необходим семеноводческий отряд. Он будет в два раза больше. Я исхожу из того, чтобы проблему с семенами решить сразу.
Таким образом, у нас будет шесть севооборотов.
Всю обработку почвы мы будем производить безотвальными орудиями — плоскорезами. Этим мы решим такую задачу: сохраним плодородный слой, предотвратим ветровую эрозию почв и сохраним влагу.
— А сколько тебе техники потребуется?
— Для начала около пятидесяти плоскорезов разных марок, более шестидесяти стерневых сеялок, сорок два катка и дисковые бороны.
— А ты знаешь, сколько это будет стоить?
— Знаю. Около двухсот тысяч рублей.
— В этом году мы будем реконструировать ферму: механизируем очистку помещения и подвозку кормов, вводим механическое доение, строим новый кормоцех. Оборудование уже закупили и завезли. И лишних денег у нас нет.
— Логики нет, Нина Васильевна. Грош цена будет этой механизации, если мы не обеспечим животных кормами. А на привозной соломе далеко не уедешь.
— Критиковать-то мы все мастера…
— Нина Васильевна, Алексей, однако, не в гости приехал, — закипятился Арсалан. — А работники мы совсем худые. Как мой отец говорит: куль сеем, куль собираем, убытка нет.
— А ты думаешь, от плоскорезов земля наша изменится, дожди чаще пойдут?
— Сколько дождей будет, бюро погоды скажет. Если человек мечтает, значит, огонь в его душе. Зачем же тушить этот огонь?
— Ох и любишь же ты, Арсалан, цветисто говорить. Проще-то сказать нельзя?
— Можно проще: если птица не будет махать крыльями, она никогда не поднимется в небо.
Все заулыбались.