— Иван Иванович, в «Сельхозтехнике» плоскорезы и стерневые сеялки есть? — спросила Нина Васильевна.
— Если их ни один колхоз никогда не заказывал, то откуда они будут?
Нина Васильевна развела руками.
— А мы копья ломаем.
— Я найду и плоскорезы, и стерневые сеялки, — заявил Алексей.
— Вот тогда и будем говорить.
Из правления Алексей с Арсаланом вышли уже вечером. В окнах домов светились огни. Где-то в степи ржала лошадь. За рекой тени хребтов упирались в звездное небо. Оттуда доносился басовитый голос филина: «Шу-бу, шу-бу».
— К морозу разухался, — прислушался Алексей.
— День-два постоит ведро да опять пометет.
Откуда-то нанесло горелым запахом печеной картошки. Арсалан повел носом.
— Бить надо Проньку. Совсем сжег картошку.
— Откуда узнал, что это Пронькина работа? — рассмеялся Алексей.
— Да мы здесь все знаем. Спорим…
— Ну тебя к черту.
— Не веришь? А зря. Ужинать к нам пойдем. Татьяна ждет.
— Надо за Катей с Иринкой зайти.
— Я Кате сказал. Она с работы к нам пойдет.
Алексей с Арсаланом пересекли село и стали подниматься на взгорье, где жили все специалисты.
— Ты, Леша, сегодня маленько горячился, — осторожно заметил Арсалан.
— А что делать, Арсалан? Землю мы как-нибудь взнуздаем. А вот с людьми посложней. Существует психологический барьер. А это штука серьезная.
— Однако шибко умные ученые стали, вокруг человека столько тумана напустили, лица не разглядишь.
— Слышал, как Дорохов к культурным пастбищам относится? У нас сейчас столько овец, которых вольный выпас уже не прокормит. Значит, производство кормов надо ставить на промышленную основу. Казалось бы, это должно быть ясно даже ребенку. А вот Дорохов против. А почему? Да только потому, что так раньше не делали.
— Техники тебе много надо, не дадут столько.
— Я на это и не рассчитываю. Мне в этом году важно показать людям, что такое почвозащитная система земледелия. А выбор они сами сделают.
— Однако ты мне растолкуй, почему об этом раньше никто не подумал?
— Все просто, Арсалан. В колхозе у нас было двадцать — двадцать пять тысяч овец. Чтобы их прокормить, достаточно было получить семь-восемь центнеров зерна с гектара. Мы столько и получали. Теперь у нас овец более пятидесяти тысяч. Значит, урожай товарного и фуражного зерна мы должны получить в два раза больше. Иначе нас ждет большая беда: бескормица. А это же падеж скота, гибель ягнят.
— А если у тебя ничего не получится? Тогда как?
— Тогда придет кто-то другой и сделает то, что не смогли сделать мы.
— Надо поговорить с механизаторами. Им хлеб-то сеять.
— Пустая трата времени будет. Им надо показать, что после обработки плоскорезами выросло, дать пощупать колос. Вот какой разговор нашим мужикам нужен.
Алексей с Арсаланом вошли в дом. Татьяна с Катей в комнате накрывали стол. Алексей Татьяну знал еще худенькой глазастой девушкой. Теперь она пополнела. Русые кудрявые волосы пышной шапкой покрывали голову.
— Алеша, ну, здравствуй, — обрадовалась его приходу Татьяна. — Дай хоть взгляну на тебя. Ничего не изменился. Только черный стал, гуран гураном[10]. И за что такого чумазого женщины любят?
— Ты думаешь, любят?
— Не притворяйся, — погрозила пальцем Татьяна. — Идите к столу. Для тебя, Алеша, пирог из налима испекла.
— Спасибо, Танюша. Вот уж верно, клад да жена на счастливого. И где это ты, Арсалан, такую нашел?
— Секрет, Алеша. Только ты, однако, темный, как все мужчины.
— Как так?
— Когда бог сотворил Адама, то шепнул ему, что в одну женщину лишнюю ложку меда положил. Вот теперь каждый мужчина и думает, что чужая жена слаще. Отсюда и все беды.
— Выходит, обманул бог мужчин?
Из соседней комнаты выбежали Иринка и мальчик лет одиннадцати. У него, как и у Татьяны, были пышные кудрявые волосы, смуглое лицо.
— Максимка? — удивился Алексей. — Вымахал как.
— В деда Батомунко пошел.
— Б каком классе учишься?
— В четвертом.
— У деда на стоянке бываешь?
— Каждое воскресенье.
— Молодец. А где еще двое?
— Спят уже, — кивнула Татьяна на дверь другой комнаты.
— Папа, а мы телевизор включим? — спросила Иринка. — Там сейчас мультики будут.
— Это надо у тети Татьяны спросить.
— Включите.
— А у тебя, Катя, как дела? — спросил Алексей. — Как первый день прошел?
— Приняли хорошо. Воспитатели, верно, все молодые, но славные девчонки.
— Садитесь за стол, а то все остынет, — пригласила Татьяна.
Из конторы поужинать Иван Иванович зашел к матери. Жила она в небольшом домике у речки Урюмки. Возле дома под окном росла береза. Еще во время войны ее совсем крошечную посадили Алексей с Арсаланом. Теперь мощное дерево разрослось до крыши. В развилке его галки свили гнездо, и издали казалось, что между корявыми стволами застрял детский шар. Галки два лета выводили птенцов. Потом почему-то покинули гнездо. В нем поселились воробьи, жили шумно и беспокойно.
За домом был разбит небольшой сад. Росли ранеты, дикие яблони, черемуха. Вдоль тропинки, которая уходила к Урюмке, темнели ели. Их Иван сажал. На берегу речки в тени приземистых тополей стояла вылинявшая беседка.
Иван Иванович разделся в прихожей, прошел в светлую уютную комнату и опустился в кресло, возле которого на журнальном столике лежали газеты. Отсюда ему были видны дверь в спальню и сервант с посудой.
В серванте за стеклом виднелся голубоватый столовый сервиз. На средней полке искрились хрустальная ваза и рюмки разной величины. На нижней синели чашки с золотистой каемкой. В прошлый раз там стояли чашки с зелеными цветочками. «Кому-то уже подарила», — подумал Иван Иванович.
Во время войны у них были кружка и одна чашка, которую как-то Иван Иванович уронил и расколол. Но ее не выбросили, трещину замазали, и чашка еще жила.
После войны у матери вдруг появилась страсть к красивой посуде. Каждый раз из командировки она привозила коробку чашек, рюмок, салатниц. Все это выставляла в сервант и от души радовалась. Но через неделю этой посуды уже не было. Нина Васильевна увозила ее на стоянки к чабанам, дарила соседям или просто случайным людям, которые заходили в дом и обращали внимание на посуду. И в следующую командировку все начиналось сначала.
Нина Васильевна с кухни вошла в комнату.
— Ваня, я тебе этот раз привезла два бокала для чая. Ты посмотри, какая работа…
Иван Иванович усмехнулся. Нина Васильевна смутилась, а потом весело рассмеялась.
— Знаю свой порок. Но как увижу красивую посуду, не могу от прилавка отойти. А если не куплю, думать больше ни о чем не могу. Пошли ужинать.
У Нины Васильевны разносолов не было. Вечно ее захлестывали дела и о себе некогда было подумать. Поэтому она на скорую руку поджарила глазунью, нарезала сала, сделала салат из капусты, приготовила творог со сметаной и принесла брусничного варенья.
— Чаю тебе покрепче?
— И погорячей.
Иван Иванович ел с аппетитом.
Нина Васильевна с нежностью посматривала на него.
— Похудел ты, Ваня. Питаешься, поди, плохо.
— Да нет. Не маленький, голодный не сижу.
— А что хмурый последнее время ходишь? Послал же бог на нашу беду эту Анну. Выкинь ты ее из головы.
— Успокойся, выкинул я. Я все об Алешке думаю.
— Да, замах у него большой.
— Свистун. Урожай программировать. Люди еще как следует не научились машинами управлять, а он, видите ли, уже бога за бороду взял.
— Здесь он, пожалуй, переборщил.
— А эта канитель с безотвальной обработкой почвы… Еще вчера в ичигах рваных ходил, а сегодня в академики рядится. Вынь да положь ему около двухсот разных машин. А что из этого выйдет, надо еще сходить к Ефросинье погадать. Ну, соберет он урожай на тысячу центнеров больше. И что из этого? Да пустим лучше в зимовку лишних три-четыре отары овец и получим те же деньги. И никаких хлопот. Все будет сделано малой кровью. А ему купи один плоскорез, и пусть он на нем хоть верхом ездит. Позабавляется, да сам его в овраг забросит.
— Ты худо Алешу знаешь. Он упрямый, как черт.
— И знать бы его не хотел.
— Но ведь с кормами у нас с каждым годом все хуже и хуже. И я просвета не вижу.
— Были бы деньги, а корма будут.
— Ты думаешь, Алеша пустое дело затевает?
— Запоздалый студент. Весной сунется в борозду я не до красивых идей будет, там ведь работать придется, а не языком трепать. А как опрофанится со своей безотвальной обработкой почвы, только его и видели, сбежит в управление.
— А ты не торопишься похоронить его?
— Сколько у нас уже было этих прожектеров?
— Ладно, поживем — увидим. Что у тебя с автомашинами случилось?
— У одной движок застучал. У другой полетела коробка передач.
— Ну, а что ты думаешь делать?
— Коробка передач есть в «Сельхозтехнике». А мотор надо везти на завод в Читу.
— У тебя еще пять автомашин стоит. Сев подойдет, что делать будем?
— Некоторые успеем отремонтировать.
— Смотри. На ремонт комбайнов сейчас нажимай. Чтобы люди во время сенокоса свободные были.
После ужина Иван Иванович пошел на свою холостяцкую квартиру, но нечаянно очутился у дома Огневых. В комнате Анны горел свет, он падал на ель, стоящую под окном, и от этого ветки отливали голубоватой зеленью. В это время штора на окне пошевелилась, показалась Анна. Она была в домашнем халате. Анна что-то взяла с подоконника и исчезла.
Иван Иванович остановился и закурил. Дорого бы он сейчас отдал, чтобы очутиться в этой комнате. Вся деревня знала, что Анна ушла от него из-за Алексея. Но самое страшное было не в этом. Иван Иванович подозревал, что Анна тайно встречалась с Алексеем и обманывала его. Хотя он давно уже не жил с Анной, но его до сих пор терзала ревность.
Выйди Анна за кого-нибудь замуж, быть может, этим мукам пришел бы конец. Ни ему, ни Алексею не досталась. Но Анна ждала Алексея, и он приехал. Иван Иванович представлял, как они вновь будут встречаться, и у него зеленело в глазах.