— Ладно, назначаю тебя, Маруф Игнатьевич, комендантом нашего полевого городка. Только вот без зарплаты как-то неловко получается.
— Далась тебе эта окаянная зарплата, — махнул рукой Маруф Игнатьевич. — На кой ляд она мне нужна?
— Хорошо. Только я порядок люблю.
— Спасибо, Анна Матвеевна, уважила старика. А то хоть ложись да помирай. Совестно людям в глаза смотреть. А хворь, будь она трижды проклята, видит, списали человека, совсем обнаглела. Да только я ей не поддамся, не на того напала. А насчет порядка, ты правильно говоришь. Дом вести, не штанами трясти. Любое дело строгостью живо.
Маруф Игнатьевич посмотрел на дорогу.
— Скоро ребята приедут, — забеспокоился он. — Я вчера вечером крючья под скалой на яме ставил. Пудового тайменя изловил. Пойду уху варить.
— Я помогу.
— Воды с реки принеси. А в остальном я сам управлюсь.
Анна принесла воды. У крыльца на поленьях лежал метровый таймень, точно обрубок заморенного кедра, покрытого темным лаком.
— Ух, какой, — протянула Анна.
Маруф Игнатьевич взял топор, попробовал пальцем лезвие.
— Я осенью там одного приметил, так тот, пожалуй, пуда на три потянет. Возле лодки вывернулся, такая оказия, смотреть страшно. Я уж всего на своем веку насмотрелся и то заробел. Весной приедет Борис, скажу ему, пусть потешит душу.
— Борис не зовет вас к себе в город жить?
— Зовет. Да какое там житье? Гостили мы у него со старухой. Неделю прожили. Землю только из окна велели. И взяла меня такая тоска, что и жизнь не мила. И на Украине, в Белоруссии бывал, чужие страны довелось посмотреть. Да вот лучше нашего Приононья ничего не нашел.
— Невестка-то хорошо принимала?
— Ничего, обходительная.
Подошла автомашина, приехали члены отряда. И сразу шумно стало в этом степном уголке. С машины сгружали столы, кровати, стулья, посуду, постель. Парни не забыли привезти и спортивные снаряды.
— Дарима, а где флаг? — спросила Анна.
— Вот он.
Дарима тряхнула сверток, и из ее рук к полу пламенем метнулось красное полотнище.
— Это дело, — одобрил Маруф Игнатьевич.
— Петя, — позвала Анна.
— Но-о-о, — отозвался Петька.
— Флагшток видел в палисаднике? Проверь, в исправности ли.
— Но-о-о, — тоненько протянула Дарима.
Все засмеялись, Петька погрозил кулаком и вышел.
— Братцы, что же мы наделали-то, — сокрушалась Дина.
— Что случилось? — забеспокоилась Анна.
— Трюмо забыли.
— А я уж думала, не умер ли кто.
— Да это хуже смерти, Аннушка. А парикмахер будет сюда приезжать?
— Для тебя, может быть, ресторан «Онон» открыть? — бросил на ходу Сергей Туранов, у которого из-под шапки на плечи падали каштановые волосы.
— Вот бы я повеселилась, — Дина закружилась по общежитию, напевая: — Чита, Чита, сопок таежных сплошная гряда, Чита, Чита, голубая моя Ингода…
Появился Федор. Дарима заметила его и скорей сбежала на Онон за водой.
— Гантимурчик, айда к нашему шалашу, — махнула рукой Дина.
Анна подошла к Федору.
— К нам в помощь? — спросила Анна.
— Заехал попутно посмотреть, как вы тут устраиваетесь. Ты меня не пропишешь на полевом стане?
— А из села-то тебя домовой выживает?
— Надоело одному, как медведь в берлоге.
— Ладно, места всем хватит. Только ты у меня смотри…
— Ты о чем, Аннушка?
— Все о том же…
— Аннушка, морской порядок.
Все были заняты делом. Только Ананий с Пронькой ходили по полевому стану, как туристы, не зная, куда применить силы.
— А вы, молочные братья, что прохлаждаетесь? — шумнула на них Анна.
— Понять не можем, — ответил Пронька, — как мы попали в этот детсад?
— Прокопий Ефимович, на поле посмотрим, кто из какого детсада. А сейчас отправляйтесь дрова пилить.
Петька исправил флагшток.
— Кому поручим флаг поднимать? — спросил Сергей.
— Маруфу Игнатьевичу, — ответила Анна, — он у нас первый тракторист в колхозе, и Дариме. Человек хлеборобом становится, такое раз в жизни бывает.
Отряд выстроился вдоль сосен под окнами общежития. Анна прикрепила к шнуру полотнище и прошла на правый фланг.
— Маруфу Игнатьевичу и Дариме приготовиться к поднятию флага, — скомандовала Анна.
Маруф Игнатьевич и Дарима подошли к флагштоку.
— Смирно! Равнение на флаг!
Все замерли.
— Поднять флаг!
Полотнище поползло вверх по флагштоку. Налетел ветер, полотнище хлопнуло и забилось огненной птицей.
— Знамя есть, — взволнованно проговорил Маруф Игнатьевич. — Теперь, считай, мы — боевая часть.
Вскоре подъехал Аюша Базаронович.
— Далеконько видно.
— Оно на виду-то и жить веселей, — за всех ответил Маруф Игнатьевич.
— Аюша Базаронович, телевизор нужен, — попросила Анна.
— Завтра все будет. Только красный уголок приведите в порядок.
— Совсем забыл, — спохватился Маруф Игнатьевич, — уха перепреет. Пошли, только ложки не забудьте.
Рядом с Диной оказался Петька.
— Петя, ты крепче наедайся.
— Это зачем? — насторожился Петька.
— Завтра с утра белить начнем. Я тебе самую симпатичную кисть припасла.
— Еще че надумала.
— Скажешь, не мужское это дело?
— Но-о-о.
— Братцы, вы только поглядите, новый персидский шах нашелся. А я еще за тебя замуж собиралась. Нет, Петенька, или ты будешь белить, или наша любовь кончена.
— Перетопчешься.
— Что-о-о? — удивилась Дина. — А чем ты будешь заниматься, магараджа несчастный?
— Сусликов гонять, — подсказала Дарима.
— Да они еще спят.
— Да ну вас… — отмахнулся Петька и отошел к парням.
Уху хлебали кто за столом, кто на подоконнике. И в этой походной неустроенности была своя прелесть. Аюша Базаронович посмотрел на Проньку, который напротив него старательно орудовал ложкой, и, улыбаясь, спросил:
— Говорят, Прокопий Ефимович, ты в прошлом году дикого гуся на перемет поймал?
— Был такой грех, — с охотой ответил Пронька. — Пронесло в Ононе лед. Жена пристала — ухи хочу. Я и так и сяк увиливал: из меня рыбак, как из старого кобеля мухолов. Так разве от бабы отвяжешься. Смастерил перемет и поставил на ночь пониже деревни. Утром, ни свет ни заря, бегу проверять ловушку. Смотрю, на первом крючке серый гусь сидит и крылья уже опустил, заморился. Наживлял-то я коровьими легкими. Обрадовался я. Ну, думаю, накормлю жену свежениной. Тороплюсь домой. А навстречу мне прет Гераська Тарбаган, морда красная. Спрашивает: «Пронька, ты откуда в такую рань?» Я ему толкую: «Хотел ухой побаловаться, да смотри, какое счастье привалило, дикий гусак на крючок подцепился. Приходи вечерком на жареху».
Гераська глянул на гусака и аж весь затрясся. «Варнак ты этакий, — кричит на меня. — Рыжий дьявол. Это же мой гусак. Я его второй день ищу. Да я тебя за такие проделки в милицию отведу, чтобы в другой раз знал, как гусей воровать». И с кулаками на меня. Бросил я ему гусака и говорю: «Подавись ты им, жмот несчастный. И уходи отсюда, пока я тебя самого не подцепил на крючок и не зажарил вместо пескаря…»
На том и разошлись. На другой день меня вызывают в сельсовет и взыскивают пятнадцать рублей на восстановление убытков Гераське. Так это же самый настоящий грабеж: гусака съел, с меня же еще и деньги взял.
Последние слова Проньки утонули в смехе.
— А он-то тебя на жареху позвал?
— Да пропади он пропадом со своей жарехой.
Аюша Базаронович отложил ложку.
— Спасибо, Маруф Игнатьевич. Теперь я буду к вам на стажировку женщин отправлять, пусть учатся уху варить.
После ужина решили провести комсомольское собрание. Открыл его Аюша Базаронович.
— Товарищи, нам нужно избрать комсорга отряда и редколлегию «Боевого листка». Возражений нет?
— Нет.
— А как же нам с Ананием быть? — царапал затылок Пронька. — Мы вроде к комсомолу не принадлежим. Может, нам уйти?
— Погодите, сейчас решим, — проговорил Аюша Базаронович. — Товарищи, у меня есть такое предложение: Трухину и Томских разрешить присутствовать на комсомольском собрании с совещательным правом голоса. Не возражаете?
— Нет.
— Приступим к первому вопросу. — Аюша Базаронович поправил очки. — Мы в комитете комсомола советовались. Товарищи предлагают комсоргом отряда избрать Дариму Батомункуеву. Какие ваши мнения будут?
Встала Дина.
— Можно мне?
— Можно.
— Я Дариму знаю давно. С характером человек. В трактористки ее никак не брали, ночами над учебниками сидела, но добилась своего. И с огоньком человек, она уснуть на работе не даст. Я за то, чтобы комсоргом отряда избрать Дариму.
Дарима, чуточку смущенная, сидела у окна.
— Еще кто желает высказаться? — поднял взгляд Аюша Базаронович.
— Что говорить-то, знаем мы ее.
— Да не справиться мне, — встала Дарима. — Не шуточное же дело делать будем. Надо человека с опытом избрать.
— Не робей, Дарима, — подбадривал Маруф Игнатьевич. — Было бы сердце горячее, а опыт наживешь.
— Итак, ставлю на голосование. — Аюша Базаронович обвел всех взглядом. — Кто за то, чтобы комсоргом отряда избрать Дариму Батомункуеву?
Поднялись руки.
— Единогласно. Поздравляю, Дарима.
— Теперь от этих девчонок житья не будет, — уныло проговорил Петька.
Все заулыбались. Аюша Базаронович встал.
— Ну, Дарима, занимай свое место.
Дарима несмело подошла к столу.
— А что делать-то, Аюша Базаронович?
— Редколлегию надо избрать.
Членами редколлегии избрали Петьку, Дину, Сергея.
— Дарима, можно мне слово? — попросила Анна.
— Можно.
Анна вышла на середину комнаты.
— У меня есть предложение избрать почетным комсомольцем нашего отряда Маруфа Игнатьевича.
Анна под одобрительные улыбки приколола к лацкану пиджака Маруфа Игнатьевича красный шелковый бант с комсомольским значком.
— Спасибо, ребята, — растроганно говорил Маруф Игнатьевич, — уж я вас не подведу.
— Сергей, неси баян, — крикнула Дина. — Давайте песню.