ор с большим трудом отогнал дремоту, встал, повел затекшими плечами, подбросил в костер веток и посмотрел на восток: закраек неба начал отбеливать. Пора.
Федор поправил на мальчишках телогрейки, взял спиннинг и пошел к реке. Между кустов по полянам трава купалась в пепельно-синей росе. И Федор в больших сапогах брел по траве, как по воде, а за ним тянулся лоснящийся темно-зеленый след.
Урюмка впадала в Онон в густых зарослях. В слиянии рек образовался песчаный мысок. На него и вышел Федор. От мыска вдоль Онона тянулась широкая струя, по ней ходили круги, образуя воронки. От берега до берега над волнами скользил легкий туман. Сквозь него тенями маячили деревья за рекой.
На мыске отдыхала стайка крохалей. Увидев Федора, птицы испуганно скользнули в реке и, поднимаясь, долго бежали по воде. На той стороне, в хребте, кого-то испугавшись, отрывисто крикнул гуран. Немного погодя его сильный хрипловатый голос донесся уже из распадка. За кустом запела горлица. Где-то проржала лошадь.
Вдруг недалеко от берега широкой темной спиной воду вспорол таймень. Федор взглянул на рыбину, которая как тень медленно исчезла под волнами, и его охватил легкий озноб. Он суетливо забросил блесну и стал медленно вращать катушку. Душой и помыслами он был там, в темной глубине воды, где вращалась блесна, и уже представлял, как сейчас ее заглотит таймень. Но этого не случилось. Блесна пришла пустая, заиграв возле берега трепещущейся блестящей рыбкой. Федор облегченно вздохнул, освобождаясь от нервного напряжения. А таймень развернулся в самом устье Урюмки, на темно-синей глади крутнулось улово и, расширяясь, поплыло к струе.
У Федора даже дыхание перехватило. Он забросил блесну в самый водяной круг и, выждав немного, чтобы она опустилась поглубже, потянул леску. Но таймень опять не взял блесну. Так повторилось раз десять. Азарт Федора стал спадать, и он решил попробовать обмануть тайменя искусственной мышкой.
— Не нравится тебе такой завтрак? Давай другого отведаем.
Вместо блесны он привязал искусственную мышь из опаленной кошмы.
— Получай, дружище!
Взмах удилища, мышь упала на струю и, разрезая мелкие волны, проворно поплыла к берегу. В тот же миг рядом с ней взлетели брызги и темно-рубиновый хвост тайменя накрыл ее. Федор на секунду-две ослабил леску и натянул. Было впечатление, что мышь якорями намертво зацепилась за корягу, леска натянулась, зазвенела, катушка не проворачивалась.
— Да там не сам ли водяной схватился?
Но в это время леска ослабла, таймень, видимо, от боли вылетел на поверхность. Как-то через хвост завалился и ушел в глубину. Он был величиной с добрый листвяный обрубок.
— Ух ты! — невольно вырвалось у Федора.
Он изо всех сил вращал катушку, леска надсадно пела. Таймень медленно, но подвигался. Так Федор дотащил его до берега. В глубине уже показалась тень тайменя. Но тут он развернулся и пошел в реку. Федор зажал катушку, но она вращалась, обжигая пальцы. Запахло паленой кожей.
— Не вытащить… Уйдет, — екнуло сердце у Федора.
Но таймень уходил все медленное, медленнее и наконец остановился.
— Лодку бы сейчас… На мель бы его увести.
Таймень постоял немного и заворочался: то вылетит на волны, то нырнет в струю, то кинется в устье Урюмки, то потянет в Онон на быстрину. «Лопнет жилка, лопнет жилка», — единственная мысль сверлила мозг Федора.
А тем временем показалось солнце, туман откатился к правому берегу и пополз по распадкам к вершинам гор, там в голубой лазури неба над зеленой щетиной леса стал собираться в облако. Оживленно запели птицы. На кустах заискрилась, засверкала радужно роса.
Прибежали мальчишки, оба в телогрейках, с помятыми от сна лицами.
— Поймал? — уставившись на воду, где из стороны в сторону, звеня, ходила леска, спросил Ганька, сынишка Михаила Комогорцева.
— Матерый, как бык, того и гляди, в Онон упрет, — с трудом вращая катушку, ответил Федор.
Ганька на всякий случай отступил от берега к кусту, а за ним и Андрейка. В прошлом году Ганька здесь рыбачил. Ему на перемет пудовый таймень подцепился. Что Ганька ни делал, а вытащить его никак не мог, сил не хватило. Тогда взял да и конец перемета обмотнул вокруг себя. Таймень рванулся и сдернул его в Онон. Погиб бы Ганька, да спасибо поблизости рыбаки на лодке оказались, спасли.
Федор, вконец измучившись, подтянул тайменя к берегу, тот крутнулся, леска замотнулась вокруг головы, попав под жабры, и таймень беспомощно завалился набок. Федор бросился в воду, выволок огромную рыбину и опустил ее на песок. Парни с восхищением смотрели на речного тигра.
— Все руки оттянул. — Федор поставил к кусту спиннинг и повел плечами.
— Там второй должен быть, — Андрейка кивнул на реку. — Они же парами ходят.
— Катись он ко всем чертям, — Федор вытер пот с лица. — Несите этого к костру, шашлык жарить будем.
Ганька склонился над тайменем, взял его под жабры и начал поднимать. Таймень трепыхнулся, Ганька качнулся и упал на песок.
— Тоже мне рыбаки, кто так делает, — упрекнул Ганьку Федор. — Несите палку.
Андрейка из кустов принес толстую сухую талину, Федор просунул ее через жабры.
— Теперь берите жердь на плечи и несите. Парни подняли тайменя.
— Ого, увесистый, — протянул Ганька.
— Пуда два с гаком будет.
На таборе рыбаков встретили голубые сороки. Со стрекочущим недовольным криком они разлетелись по кустам. Костер уже прогорел, и только над одной головешкой поднималась жидкая струйка дыма.
— Вы, мужики, идите проверяйте переметы, а я займусь завтраком. — Федор подбросил в костер веток, из талины сделал рожни, разделал тайменя и три шашлыка поставил к костру. Принес воды и повесил на таган котелок.
Появились Ганька с Андрейкой, они принесли несколько сомов, два темных ямных ленка и краснопера.
— Ну, братцы, вот это у нас улов. — Федор подшуровал огонь.
С шашлыков стекал сок, пахло горелым жиром. Ганька подсел к костру, стащил с белобрысой головы кепку, повел носом.
— Пахнет-то как.
— Никакого у тебя терпенья, — бросив к костру телогрейку, упрекнул друга Андрейка.
— А я ничего, просто так.
Андрейка сел на телогрейку, протянул руки к пламени. Был он длинношеий, с сухощавым смуглым лицом и задумчивым взглядом.
— Федор, а ты акулу ловил? — спросил Андрейка.
— Нет, братцы, не ловил. А видеть видывал.
— А китов? — Ганька поднял круглое белое лицо, выпачканное сажей.
— И китов видел. В Тихом океане. Целую стаю.
— А на какой лодке ты плавал?
— Солдаты, а такие вопросы задаете. Это, братцы, военная тайна.
— А почему ты, Федор, капитаном не стал?
— Несерьезный вопрос, ребята. Разве может без матроса хоть один корабль в море выйти? Как вот у нас в колхозе разве могут быть все председателями? А кто тогда будет хлеб выращивать, овец пасти, за коровами ходить? Вот потому-то я не стал капитаном.
За кустами послышался гул мотора, а затем к костру подкатил «газик». Из него вышел Иван Иванович. Бросил взгляд на шашлыки.
— Я, кажется, вовремя подоспел.
— В самый раз, — отозвался Федор. — Подсаживайся к нам.
— От шашлыка не откажусь.
Иван Иванович сел под куст к ребятам. Федор перед ними выложил шашлыки, поставил котелок с чаем.
— Не робей, парни.
Иван Иванович положил в рот кусок шашлыка, разжевал.
— Вкуснятина.
— Все утро старались.
— А работу побоку.
— В увольнении.
— А ты не знаешь, куда Гераська Тарбаган вместе с трактором девался?
— Дома должен быть.
— Я заезжал к его жене. Она говорит, что вчера утром как уехал, так и не возвращался.
Федор ударил кулаком по колену.
— Я с ним потолкую. Вчера после обеда закончили работу, он отправился в Сухую падь за дровами. А сам, наверное, к Алханайским горам махнул. Сейчас самая пора целебные корни копать.
— От какой же хвори он думает лечиться? Его кувалдой с ног не сшибешь.
— Да он эти корешки в город поставляет.
— А что, он и вправду в бога верит?
— Да ты разве Гераську не знаешь? Если ему выгодно, он не только с богом, а и с самим чертом в обнимку вместо жены ляжет.
— Он и бородку отпустил.
— Зверя в душе ни бородой, ни смиренным ликом не прикроешь.
— Придется тебе на правлении за трактор отчитываться.
— Придется. Я ведь разрешил. Как там дела у Арсалана? Говорят, все-таки сделал он навозовноситель.
— Кто его знает. Маются дурью с Алешкой.
Федор покосился на Ивана Ивановича, но ничего не сказал.
Анна укладывала вещи. Взяла свитер с броским красно-белым орнаментом, говорят, на озере вечерами холодно. Анна давно мечтала побыть наедине с Алексеем хоть недельку, да вот оно как вышло, бежать от него приходится. А сердце никак не хочет согласиться с этим.
Из горницы донесся голос Елены Николаевны:
— Посмотри-ка, что это за машина? Я такой диковины отродясь не видывала.
Анна прошла в горницу и остановилась у окна. Через село в сторону Мертвого поля гусеничный трактор буксировал необычный агрегат. На тракторной тележке был смонтирован металлический бункер. Впереди тележки поблескивал плоскорез. К нему от бункера спускался шнек. С боков бункера виднелись шестеренки, цепи.
— Это, мама, навозовноситель. Арсалан с парнями изобрел. Поехали на поле испытывать.
— Чудно. Руками-то зазорно навоз на землю сбросить?
— Это, мама, чтобы пары не пахать отвальным плугом. Плоскорез-то под землей идет. К нему по шнеку и будет подаваться навоз. Прошел навозовноситель, удобрили землю, а стерня как стояла, так и стоит. И пусть ветры беснуются, сколько захочется, стерня-то и сохранит, пашню от ветровой эрозии. И влаги на парах больше накапливаться будет, землю-то не переворачивают, не сушат ее.
— Все, поди, Алексей Петрович мозгует?
— Он, мама. Мне посмотреть надо, как агрегат работать будет.
Анна торопливо пошла к двери, но, дойдя до средины горницы, остановилась. Елена Николаевна с одобрением посмотрела на нее.