Одета Катя была просто, но броско: в светлое платье, черные лакированные туфли. В ушах крупные золотые серьги. Модная прическа.
Воспитатели увели детей к реке на лужок. Катя проверила, как готовится обед, и пошла полить цветы на клумбе. Тотчас появилась Ефросинья с ведром.
— Вот за морковкой в погреб побежала.
— Смотрите, георгины цвет набирают.
Ефросинья скользнула взглядом по Кате.
— Вот ты и оттаяла, сердешная.
— Так лето же пришло, — улыбнулась Катя.
— Ты уж теперь счастье-то не пугай. В другой-то раз его не вдруг заполучишь.
Ефросинья искренне верила, что перемена в Кате — это результат волшебной силы громовой стрелы.
— Мое счастье, Ефросинья Мироновна, видно, комом слежалось.
— Тебе ли обижаться, сердешная. У мужиков-то отроду глаза косо поставлены, вот они все и глядят по сторонам. Только уж когда перебесятся да виноватыми себя чувствуют, тут из них хоть веревки вей. Уж я-то знаю.
Дома после работы Катя накрыла праздничный стол. Принесла цветы, поставила в вазу.
— А у нас сегодня праздник? — щебетала Иринка.
— Праздник, дочка.
— День рождения?
— День рождения. И у всех у нас сразу.
— Вот как хорошо! А потом еще мой будет.
— Все правильно. Потом будет еще и твой день рождения.
Катя ходила по дому, как на крыльях. Алексею приготовила голубую рубашку, запонки. Сама переоделась в нарядное розовое платье, белые туфли. За хлопотами подошла ночь. А Алексея все не было. Иринка уснула, и Катя одна сидела за столом. На столе пышно белели марьины коренья. Катя вспомнила, как она лежала в роддоме, Иринку родила ночью. А утром чуть свет пришел Алексей, принес целую охапку саранок. Они были влажные от росы, пахли степью и лесом. На цветах лежала записка. Она развернула ее. «Катя, ты послушай цветы, они сохранили еще щебет птиц. Это тебе и нашей дочери они поют песни. А дочь-то у нас самая красивая в мире. Спасибо тебе за нее. Откроются магазины, пойду покупать кроватку. Поправляйся скорей. Теперь жду вас двоих».
И Алексей купил кровать. Тонкие губы Кати тронула улыбка. Она вышла из дома и остановилась у крыльца. Было душно. Далеко в степи мерцали зарницы. От Онона доносилась песня. Молодой звонкий голос запевал:
Шел казак на побывку домой.
Шел он лесом, дорогой прямой.
Песню подхватило несколько голосов:
Обломилась доска, подвела казака.
Искупался в воде ледяной.
Он взошел на крутой бережок
И костер над рекою разжег.
Мимо девушка шла и к нему подошла:
— Что случилось с тобою, дружок?
Отвечает казак молодой:
— Я осетра ловил под водой.
Буйна речка быстра, не поймал осетра.
Зачерпнул я воды сапогом.
Отвечает казачка ему:
— Не коптись, дорогой, на дыму.
Уходить не спеши, сапоги просуши.
Разведем мы костер на дому.
Был казак тот совсем молодой.
Да к тому же еще холостой.
Ой дощечка, доска, подвела казака.
Не дошел он до дому весной…
Песня постепенно удалялась и наконец затихла. Над селом разлилась тишина. Катю охватила тоска.
Алексей приехал в полночь. Катя встретила его у дверей.
— Весь ужин уже простыл.
— На оросительной системе задержался. Я сейчас быстро.
Алексей принял душ и прошел в комнату. Увидел празднично накрытый стол, потер подбородок.
— У нас какое-то событие?
— С этой работой ты все забыл.
Но голос у нее прозвучал: «С этой Анной ты все забыл».
— Что-то не вспомню, — виновато пожал плечами Алексей.
— А кто от молодой жены в брачную ночь убегал?
— Извини…
Алексей ушел в кабинет, вернулся и надел ей на палец золотой перстень с рубиновым камнем. Катя взглянула на перстень и вся засветилась.
— Помнил?
Алексей кивнул.
— Спасибо, Алеша. Теперь за стол.
Катя наполнила хрустальные бокалы шампанским.
После второй рюмки Катя опьянела и не столько от вина, сколько от того, что Алексей все-таки с ней. Катя включила проигрыватель. Комнату наполнила музыка.
— Потанцуем?
И они закружились в вальсе. Счастливая Катя не сводила глаз с Алексея.
Сели за стол.
— А Анна не так плоха, как о ней говорят, — заметила Катя.
Алексей внутренне похолодел.
— Как вышла из больницы, мы виделись с ней. Винилась Анна. Теперь будем считать, что ничего не было.
Алексей взял папиросу, прошел к окну и распахнул обе створки.
Катя, вращая рюмку, посмотрела на него и задумчиво пропела:
Зачем пришел средь бела дня?
Зачем ушел в скупой рассвет?
Ни у меня, ни у тебя,
Ни у людей ответа нет…
Алексей слушал песню, а сам думал об Анне: «И ничего не сказала, что с Катей разговаривала». И какое могло быть веселье. Где-то далеко в степи светился огонь. Таким же одиноким, как этот ночной огонь, был и Алексей.
— Алексей, — окликнула его Катя.
Алексей смял папиросу и подошел к столу.
— Что?
— Давай пойдем в степь. Я хочу с тобой на Ононе рассвет встретить.
— В другой раз… Я сегодня устал.
— Можно и в другой раз… А с Анной ты встречал рассвет?
Катя выжидающе посмотрела на Алексея.
— Ты, может, переменишь пластинку?
— Хорошо. Давай поговорим про безотвальную обработку почвы.
Катя уронила голову на руки, и у нее вздрогнули плечи.
— Перестань, Катя…
— У тебя за всю жизнь ни одного ласкового слова для меня не нашлось, — вытирая слезы, упрекнула Катя.
— Где я тебе их возьму. Своих у меня нет, а занимать не умею.
— Попробую с кем-нибудь роман завести. Может, тогда у тебя найдутся для меня ласковые слова и время сходить на Онон.
Алексей ничего не ответил. Только опустил голову. Катя подошла к нему, запустила пальцы в жесткие волосы.
— Не сердись. Я и сама не знаю, что говорю.
Алексей вышел из балагана. По пади клубился густой туман. Под тяжестью крупной росы клонилась к земле трава. Было прохладно и сыро. Алексей поежился. У костра тетушка Долгор варила завтрак. Маруф Игнатьевич сидел тут же на чурбаке и делал трехрогие вилы. В его бороде курчавились желтоватые стружки.
— А тебе, паря, что не спится? — не отрываясь от работы, спросил Маруф Игнатьевич.
— Попробуй поспи. Потом тетушка Долгор скажет: «Что толку от этих агрономов? Они только спать умеют».
Тетушка Долгор повернулась к Алексею.
— Пошто на старуху наговариваешь, Алеша?
— Я шучу.
Совсем рядом от леса донесся лающий крик гурана «По-о-о! По-о-о!» и глухой стук копыт. Маруф Игнатьевич повернул голову на голос:
— На солонцы приходил. Они тут рядом. Матерый гуран. Вчера я его видел. Хороший бухлер из него будет.
— Не убил, а шкуру продал, — покачала головой тетушка Долгор.
— Куда он денется? Пусть пока пожирует. Как с харчами туго будет, освежуем.
— Алеша, воды принеси, — попросила тетушка Долгор.
Алексей взял ведра и пошел по тропе. У ручья, который протекал посредине пади, с квохтаньем поднялась тетерка, за ней взлетели глухарята и расселись по деревьям за ручьем. «Ранние, — подумал Алексей. — Осенью надо будет выбрать время и побродить здесь с ружьем».
На тропинке показался Ананий. За ним плелись Андрейка, Ганька и еще пятеро парней.
— Вроде где-то глухарка квохтала? — спросил Ананий.
— Выводок спугнул. Вон на деревьях глухарята сидят, — показал Алексей.
У Анания озорно блеснули глаза.
— Ребята, за мной! Глухарят ловить будем.
Ананий перепрыгнул ручей и побрел по густой траве. Парни бросились за ним.
Алексей принес воды. В это время из-за ручья донесся неуверенный разноголосый лай. Маруф Игнатьевне отложил вилы, насторожился.
— Откуда нелегкая принесла собак? Всех коз распугают. И козлят подавят.
— Какие там собаки, — махнула рукой тетушка Долгор. — Ананий чудит. Парней лаять заставил.
Маруф Игнатьевич покачал головой.
— Вот чума ходячая. И не лень ему морочить головы этим дурням?
Вскоре вернулся Ананий с парнями.
— А где глухарята? — спросил Алексей.
— Да парни худо лаяли, распугали, — посмеивался Ананий.
— Это все Ганька, — зашумели парни. — Голос у него писклявый.
Ганька смущенно шмыгнул носом.
— А зачем Андрейка лиственницу скреб руками?
— О, леший, — качала головой тетушка Долгор, — ребят собаками сделал.
— Я за лето на птицах их натаскаю, а осенью на изюбрей с ними охотиться стану.
Маруф Игнатьевич смотрел на обескураженных парней и теребил бороду.
— Вот олухи.
— Поднимайте девчонок, — командовал Ананий. — Да громко не лайте, а то напугаются, будут заикаться. И придется вам потом на заиках жениться.
— Да мы уж встали, — донесся из балагана голос Даримы.
Дарима и еще двое девчонок-десятиклассниц побежали к ручью умываться. Вскоре они вернулись свежие, бодрые.
— Ну, рассказывайте, на новом месте видели во сне женихов? — наступал на девчонок Ананий.
— Мне что-то все Андрейка снился, — блеснула агатовыми глазами Дарима.
— Да он всю ночь возле вашего балагана что-то крутился.
— Да что же ты, милый, не зашел-то?
— Ну вас, — отвернулся Андрейка.
После завтрака Ананий спросил Алексея:
— На чем порешили?
— Вершину пади будем косить вручную. А от Стрелки вниз пустим косилки.
— Меня возьмите вручную косить? — попросилась Дарима.
— Ты уж командуй тракторным отрядом. Да смотри, чтобы парни не баловались.
Четыре тракторных агрегата ушли к Стрелке. Алексей вскинул на плечи литовку и зашагал к опушке леса. У склонившейся над разнотравьем лиственницы Алексей остановился, подождал остальных косцов.
— Ну что, начнем?
— Давай, — кивнул Ананий.
Алексей взмахнул литовкой. Она легко, точно по воде, скользнула над землей. Трава вздрогнула и плавно легла. Еще и еще взмах. И вот за Алексеем по лугу потянулся коридор. А вскоре все косцы шли цепочкой от леса к ручью.