Спрашивают люди мальчика:
— Почему собаки воют?
Мальчик отвечает:
— Это плачет моя мать. Она вскормила меня своим молоком и просит вас меня отпустить.
Но люди не отпускали мальчика. Тогда он попросил:
— Разрешите мне взять с собой собак, это же мои братья и сестры.
Люди разрешили. С тех пор и живут собаки среди людей. Потому-то буряты и относятся к ним, как к своим братьям, никогда не обижают».
Баирма затопила печку, принесла воды из колодца и стала чистить картошку. Вскоре пришла на летнюю кухню тетушка Долгор.
— Народу много будет, вдвоем, однако, не управимся.
— Сейчас соседи подъедут, помогут.
На крыльцо вышел Дашибал. Был он в хромовых сапогах, серой шляпе. На новом пиджаке под орденами поблескивала на солнце целая цепочка медалей. Дашибал, прищурившись, посмотрел в степь и вышел за ограду. Конь у озера вскинул голову, проржал и легким бегом помчался к хозяину. Дашибал вытащил из кармана кусок сахару и вложил в толстые губы коня.
— Однако гуляй еще сегодня. Завтра к табуну поедем.
Вскоре поднялись ребятишки. Одни поехали пасти овец, другие помогали женщинам по хозяйству.
Гости начали съезжаться в полдень. Первыми приехали Батомунко и Чимит. Дашибал вышел встречать гостей к сэргэ.
— Сайн байна. — Дашибал протянул руку вначале Батомунко, потом Чимит.
— Мэндэ, Мунхэ.
Батомунко тоже был при орденах, Чимит в новом нарядном платье.
— Как доехали? — спросил Дашибал.
— День солнечный, дорога добрая. Хорошо ехали, — ответил Батомунко. — Как твое здоровье?
— Однако коня дикого еще на аркане держу, в седле крепко сижу. Што табунщику надо? В дом проходите, чаевать надо.
— С дороги чашку чая выпить можно.
— Пошто одну чашку? Кто на коне не сидел, тот не мужчина, кто самовар чаю не осилил, тот не забайкалец.
Группами подъезжали чабаны. Вскоре приехали Алексей, Арсалан и Аюша Базаронович. Подошел автобус с самодеятельными артистами Дворца культуры. И на стоянке сразу стало шумно. Женщины во главе с тетушкой Долгор варили, парили, накрывали столы в тени кустов у озера. Мужчины тоже заняты делом: одни размеряли площадку для стрельбы из лука, другие в тени обменивались новостями, третьи — с дороги пили чай.
Арсалан привез свой лук и настраивал его. Алексей пошел искать Баирму. Нашел он ее в доме. Баирма в нарядном цветастом платье, смуглую шею охватывает изумрудное ожерелье. От мочек ушей кисточками свисали золотые серьги, смоляные волосы собраны на затылке в узел.
— И куда я раньше только смотрел? — окинул взглядом Баирму Алексей.
— Что, Алеша? — не поняла Баирма.
— Да ты же настоящая красавица. И зачем я только отдал тебя Дондоку?
Баирма зарделась.
— Не смейся, Алеша.
— Да я правду говорю. Пойдем.
Алексей с Баирмой подошли к автомашине. Алексей достал объемистую коробку и вынул из нее большого косматого медвежонка.
— Это тебе подарок от нас с Арсаланом и Борисом.
— Борька еще не забыл про нас? — беря подарок, спросила Баирма.
— Вчера звонил, просил поздравить тебя с наградой.
— Спасибо, Алеша, когда орден дадут, я что сказать должна?
— Скажи, что это только начало, что ты еще будешь полным кавалером орденов Трудовой Славы.
— О, худой парень. Как перед народом хвастать можно? Я Дондоку скажу, чтобы он из железа катон сделал.
— Это зачем?
— Чтобы не только ветер, но и бульдозер его столкнуть не смог.
— Выше голову, Баирма, как мы хотели на фронт-то убежать?
— Это все Борька баламутил. И ты тоже хорош был. Хотел озеро переплыть да чуть не утонул.
— Это я перед тобой похвалялся.
— Однако врешь, поди?
— Нет, — улыбнулся Алексей. — Честное слово. Мы с Арсаланом тебя к Борьке ревновали. Признайся, любила же ты его?
— Было маленько.
Приехала Нина Васильевна и Шемелин. Шемелин знал всех чабанов, а поэтому был свой среди них. Подходил то к одному, то к другому, расспрашивал о делах. Увидел Батомунко, протянул ему руку.
— Как настроение, товарищ гвардии ефрейтор?
Батомунко встал, руки по швам.
— Боевое, товарищ гвардии полковник!
Оба рассмеялись.
— Послушай, Батомунко, я все тебя хочу спросить: говорят, в молодости ты даже дикого коня, когда ковал, в станок не ставил. А зажимал ногу коня между колен и держал ее, как в тисках, как конь ни брыкался, а ногу выдернуть не мог. Было такое?
— Было, однако.
— Ну а сейчас так сможешь?
— Коня, пожалуй, не удержать. Однако копну сена еще на зарод смогу забросить.
— Ну-у-у, тогда мы с тобой еще повоюем.
Аюша Базаронович всех пригласил на луг, к озеру. Чабаны расселись полукругом на зеленой траве. Подошли Шемелин, Нина Васильевна и Баирма. Баирма, невысокая, хрупкая, первый раз в жизни стояла на виду у всего народа, а поэтому смотрела немного испуганно и смущенно.
Шемелин седой, грузный, со шрамом от виска до уха, окинул собравшихся внимательным взглядом:
— Товарищи, смотрю я на вас, и у меня душа радуется. О подвиге Баирмы Очировой вы все знаете. Она жизни не жалела ради общего дела. И я знаю, все вы, кто здесь сейчас находится, если потребуется, поступите точно так же…
Дорогая Баирма, от всех нас огромное тебе спасибо. Пусть будет светлой и радостной твоя жизнь. А еще огромное спасибо тетушке Долгор и Дашибалу Очирову за то, что они вырастили такую прекрасную дочь.
Шемелин зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР.
— А теперь разрешите мне по поручению областного комитета партии, областного исполнительного комитета депутатов трудящихся вручить Баирме Очировой орден Трудовой Славы третьей степени.
Под аплодисменты Шемелин прикрепил к платью Баирмы орден.
Баирма очень волновалась и была точно во сне. Когда Шемелин пожал ей руку, она только и смогла произнести:
— Спасибо… Большое спасибо…
Баирму за плечи обняла Нина Васильевна.
— Поздравляю тебя, матушка, с наградой. Желаю тебе стать полным кавалером орденов Трудовой Славы.
Рядом с Ниной Васильевной на земле лежало что-то, накрытое красным полотном. Нина Васильевна убрала полотно, и все увидели седло с белым ковриком и наборную уздечку. И седло и уздечка светились на солнце.
— Это тебе подарок от колхоза, — улыбнулась Нина Васильевна. — Изготовил его наш лучший чабан и лучший мастер Батомунко Найданов.
Баирма отыскала глазами Алексея, стоящего среди чабанов. Взгляд ее говорил: «Помнишь, Алеша, как я мечтала о красивом седле с белым ковриком?» Алексей так же взглядом ответил: «Как не помнить».
Как-то Баирма с матерью кочевали по дороге, несколько овец отбилось от отары. Борис, Арсалан, Алексей вместе с Баирмой поехали искать овец. За Талым озером был ручей. Баирма прыгнула через него на лошади, подпруга лопнула, Баирма упала, сильно ушиблась и заплакала.
К ней подошел Борис и стал утешать:
— Не плачь. Кончится война, мы тебе такое седло смастерим, какого еще и боги не видывали.
— И с белым ковриком, — утирая слезы, заулыбалась Баирма.
— А еще наборную уздечку сошьем.
Седло парни не сделали, не умели. А Баирма всю жизнь мечтала о красивом седле с белым ковриком. Наконец-то такое седло было у нее в руках.
После вручения ордена и подарка выступали чабаны. Артисты преподнесли Баирме большой букет цветов, исполнили несколько танцев и песен. Потом всех пригласили к столу. И опять в центре внимания была Баирма.
Разъезжались гости поздно вечером. Баирма пришла на берег озера и устало опустилась на траву. Над водой уже начал подниматься туман. Баирма посмотрела на орден, осторожно дотронулась до него и улыбнулась.
Уже целый час Алексей ехал по степи, а ей, казалось, не будет конца. Куда ни взгляни, всюду пологие холмы, подсвеченные уходящим солнцем. На всем пути ни единой деревеньки. Только длинные кошары да чабанские домики сиротливо белели по широким падям. Вот сбоку, недалеко от дороги, заблестел ручей. Возле него отдыхало стадо верблюдов. Услыхав гул мотора, широкогрудый вожак шагнул к дороге, с высоты своего роста посмотрел на автомашину и с чувством гордого величия пошел к воде. На его спине плавно покачивались два горба.
Дорога еще долго блуждала среди однообразных сопок, наконец переползла по ложбине невысокий холм в скатилась к пологому берегу. Алексей выключил мотор и вышел размять затекшие ноги. Перед ним было огромное степное озеро — Зун-Торей. От самого горизонта упругий южный ветер гнал по нему серебряные волны. Они с шипящим шумом обрушивались на отлогий песчаный берег, обмыв его до травяной кромки, скатывались обратно в мутно-белую чашу озера. Вдали темнели острова.
Вдоль берега с тревожным криком взмывали чайки. Низко над волнами неторопливо пролетали бакланы. С отмели неуклюже поднялись цапли, и ветер погнал их над водным простором. С островов доносился многоголосый шум птичьих базаров. Из этого шума вырывалось отрывистое гоготанье гуся.
А озеро глухо стонало. Там, где волны белыми крыльями бились о горизонт, будто из водяной пучины, медленно поднимались темные тучи. Пока Алексей курил, они закрыли почти третью часть неба. Солнце утонуло в тучах, озеро зловеще потемнело. В это время по туче скользнула холодная молния. Не успела она погаснуть, а землю уже качнул ядреный грохот.
Алексей сел в машину. Желтоватая полоска дороги снова повела его по степи. Алексей посматривал на медленно ползущую тучу, которую огненными бичами стегали молнии, а сам с тревогой думал: «Не успеть добраться до дома. Ливень в пути застанет. Где-нибудь в степи ночевать придется».
Справа пробежала деревня, и вскоре впереди, точно из земли, выросли редкие сосны, издали похожие на всадников. За ними темнел Цасучейский бор. Если вы спросите старика бурята, велик ли этот лес, то он вам ответит: «Если хороший конь, однако, бор не шибко большой: с восходом солнца с одного конца поедешь, к закату на другом конце будешь. И поперек совсем близко: утром чай на одном краю попьешь, обедать на другом будешь».