Алексей вспомнил один давний вечер. Это сразу после войны было. На берегу Онона горел костер. Усталые парни варили чай. С ними у костра сидел бригадир Маруф Игнатьевич Каторжин. Он только что вернулся из армии, на нем выгоревшая гимнастерка, танкистский шлем. От его длинной фигуры на желтую траву падает длинная тень.
— Как тут ни крути, земля у нас прижимистая, — говорил простуженным голосом Маруф Игнатьевич. — Только на то причина есть, и даже очень веская. Я бы не стал зря пустословить, да, может быть, мой рассказ кое-кому пригодится. Вам-то по земле еще долго шагать, а ее, матушку, знать надо, сердцем чуять.
Давно это, парни, было. В те времена про степь-то знать не знали и слышать не слышали. Тайга здесь была, да такая дремучая, не каждый в нее ходить-то отваживался. А зверя в ней водилось всякого видимо-невидимо.
Там, где сейчас наша деревня, у устья речки Урюмки на берегу Онона стояла избушка. И жил в ней охотник из племени чудь. У него дочь на выданье была, да такая красавица, каких теперь и не бывает. И смелость она неженскую имела: одна в горы на кабанов и медведей с рогатиной ходила. И песни петь мастерица была. Бывало, запоет, птицы вокруг замолкали, Онон останавливался.
Однажды утром выходит из своей избушки старик, смотрит, а по обоим берегам Онона березы выросли, пышные, кудрявые. К чему бы это? Пошел охотник к мудрецу. А тот и говорит: «Далеко в горах среди снежных гольцов Белый хан родился. Войска у него, что мошкары осенью. Идет он по земле с войной, все народы рабами делает».
Вскоре появился человек от Белого хана и говорит: «Эти земли мне Белый хан подарил за верную службу, а вместе с землей и вас. И теперь вы мои рабы. И велю я вам работать день и ночь, меха соболей и обозы с хлебом мне присылать».
Вышла к нему девушка с рогатиной в руках и отвечает: «Не бывать Онону гордому и ветру буйному на посылках у ханских слуг, не бывать вольному охотнику и хлеборобу рабом у них, и не есть ханским холопам пахучих хлебов с приононских земель. Примет эта земля того, кто придет к ней с чистым сердцем и вольной душой. Этому молодцу я и отдам ключи ко всем земным секретам. И будет она родить ему тучные хлеба на удивление всем людям».
Сказала так девушка и исчезла. А лес будто ветром сдуло. На сотни верст степь раскинулась. А земля — песок да камни. До сих пор нет молодца, который взял бы ключи и открыл секреты земли.
Хоть и немудреный рассказ, а запал в душу Алексея и решил его судьбу. С того вечера не дает покоя ему ключ девушки от Приононских степей. Сумеет ли Алексей взять этот ключ у нее?
Алексей вошел в кабинет председателя колхоза, просторную светлую комнату, где у окна в бочонке росла роза, от этого казалось, что кабинет залит легким зеленоватым светом. Со стены из рамки на Алексея смотрел уже немолодой мужчина с черными усами, первый председатель колхоза Иван Огнев. Нина Васильевна сидела за столом в голубом свитере и меховой безрукавке, украшенной бурятским национальным орнаментом. Темные волосы с сединой собраны в тугой узел. Здесь же Алексей увидел парторга Аюшу Базароновича Жугдурова, главного зоотехника Цыдыпа Доржиевича Доржиева и главного инженера Ивана Ивановича Дорохова, сына Нины Васильевны.
Иван Иванович сидел в кресле возле цветка. Он всем корпусом повернулся к Алексею. Был Иван Иванович рослый. Лицо длинное, лоб выпуклый, от него уже намечались две залысины, глаза с прищуром смотрели цепко, внимательно. Приятную внешность немного портил нос: середину его как будто кто-то продавил, ноздри расширились, кончик приподнялся, и от этого нос походил на лодочку.
Алексей спокойно выдержал взгляд Ивана Ивановича и подал руку.
— Добрый день.
— Здорово.
У Ивана Ивановича нервно дрогнули пальцы. Алексей опустил его руку, поздоровался с остальными и подвинул стул к столу.
— Легок на помине, — проговорила Нина Васильевна. — Как там Баирма?
— Врачи обещают через неделю поставить на ноги.
— Аюша Базаронович, закажи ее портрет и повесь на самом видном месте в Галерее героев.
— Ладно.
Зазвонил телефон. Нина Васильевна сняла трубку.
— Слушаю…
Из трубки донесся глуховатый голос секретаря райкома партии Николая Даниловича Шемелина.
— Добрый день. Как дела у вас?
— Все благополучно. Верно, где-то около ста овец погибло.
— А люди как?
— Молодцы.
— Я про Баирму спрашиваю?
— Ничего страшного.
— Подготовьте документы о представлении ее к награде.
— Хорошо. А как дела в других колхозах?
— Хуже не придумаешь. В «Красном партизане» доярка погибла. Ветром ворота открыло. Коровы выскочили. Доярка бросилась их загонять. Только сегодня ее нашли недалеко от фермы. А в Заречном чабан погиб.
— Надо же, — невольно вырвалось у Нины Васильевны.
— Такой беды у нас еще не было. Сейчас еду по колхозам. Алексей Петрович где?
— Вот сидит.
— А что на партучет не встает?
— Не до этого было.
— Приедет в райком, пусть зайдет ко мне. До свидания.
Нина Васильевна, не торопясь, положила трубку.
— Сколько уже народу забрала эта степь. — Нина Васильевна подняла взгляд на Алексея. — С чего начинать думаешь, Алеша?
Алексей потер подбородок.
— Думаю начинать с самого начала, с внедрения севооборота и перехода на безотвальную обработку почвы. Через три дня я представлю подробный план.
— У нас тут один ученый уже делал революцию в земледелии, да в город в начальники сбежал, — дотронувшись до носа-лодочки, усмехнулся Иван Иванович.
Алексей пристально посмотрел на него.
— Ну и чему радуешься?
— Да я к слову, чтобы кое-кто не забывал, что у нас колхоз, а не опытное поле института.
— Представь себе, Иван Иванович, я как-то сразу об этом догадался.
— Иван, — остановила его Нина Васильевна. — Итак, Алеша, план мы твой обсудим совместно со специалистами. Пока условия работы для тебя такие: четыре дня будешь управлять механизаторами, два дня для работы над диссертацией и один день выходной. Устраивает?
— Слишком жирно, Нина Васильевна.
— Нет, Алеша, не жирно. За последние годы Цыдып Доржиевич повысил настриг шерсти с каждой овцы больше чем на килограмм. А что это значит? Только вот за счет этой шерсти наш колхоз получает почти полмиллиона прибыли. Я уже не говорю, что мы своими овцами снабжаем около десяти колхозов. Вот чего стоит одна светлая голова.
— Однако Нина Васильевна маленько захваливает меня, — смущенно проговорил Доржиев.
— А ты, Цыдып Доржиевич, не прибедняйся. Так что, Алеша, и мы научились ценить умные головы. А теперь по домам, спать.
Алексей вышел с Доржиевым, им было по пути.
— Какими заботами живет сейчас главный овцевод? — спросил Алексей.
Доржиев помолчал. Человеком он был неторопливым.
— На прошлой неделе нас собирал секретарь обкома партии. Разговор большой был. Сейчас в области четыре миллиона овец. К концу пятилетки должно быть пять с половиной. У нас в колхозе стадо овец увеличится на десять тысяч. А корма остаются те же. Совсем худо получается. От голодной овцы какой прок?
— У нас пастбищ немало.
— Не даем отдыхать пастбищам, вырождается трава. Один сорняк только растет.
— Вот осмотрюсь и подумаем, что нам делать.
— Папочка! Папочка приехал, — кинулась навстречу отцу Иринка. — Ты куда ездил?
Алексей разделся, поцеловал Иринку.
— Пургу видела?
— Видела. Она вчера в окно скреблась, выла. И так было страшно.
— Вот эту пургу я и прогонял. Ох, как она сердилась. Грозилась меня заморозить, снегом засыпать.
— И ты ее укротил?
— Укротил.
— Ой, какой ты у нас, папочка, сильный.
Иринка от радости хлопала в ладоши, глазенки ее горели, светились веснушки на носу.
— А мама у нас где?
— В магазин пошла.
— Значит, ты за хозяйку. Тогда показывай, как вы тут устроились.
Алексей с Иринкой прошли в кабинет. Книги уже стояли в шкафах. На столе грудой лежали папки, ждали хозяина.
— Да вы у меня молодцы.
— Папочка, а здесь кто будет жить?
Иринка пробежала по кабинету и открыла дверь в семеноводческую лабораторию. Следом за ней прошел Алексей. Все оборудование уже стояло на своих местах.
— Здесь будут работать тети в белых халатах, — пояснил Алексей.
— Врачи? И будут ставить уколы?
— Да, врачи, Иришка. Только они будут лечить не людей, а зерна и землю.
— А земля разве болеет? — усомнилась Иринка. — Она же не живая.
— Болеет, да еще как.
— А жуков и пауков они будут лечить? А зверят?
— И, конечно, зверят.
Вернулись в кабинет.
— Но и как тебе нравится в новом доме? — спросил Алексей.
— Очень нравится. В прятки играть хорошо, места много.
Алексей прошел в гостиную. Здесь уже стояли телевизор, стол, кресла, на окнах висели занавески. Из гостиной уходили двери в спальню и в детскую. Иринка исчезла в своей комнате.
— Вот вам и Алешка-сирота, — проговорил Алексей. — Вот как устроился. Чем же ты людям отплатишь за это?
— Папочка, а с кем ты это разговариваешь? — появилась Иринка.
— Да про житье-бытье рассуждаю, — Алексей провел рукой по подбородку. — Пойдем бриться, а то я скоро в Деда Мороза превращусь.
— Вот и хорошо, — воскликнула Иринка. — И принесешь мне сто мороженых и подарок.
— А не много?
— Совсем немного. Я кукол угощать буду.
— А если они закашляют, тогда что делать будешь?
— А я их лечить буду.
Алексей переоделся и сел за стол разбирать бумаги.
Со свертками в сетке пришла Катя.
— Вот он. А я думала, ты сбежал от нас.
Катя разделась, подошла к Алексею, положила руку на плечо. Алексей погладил ее по руке.
— Соскучилась?
— Спрашиваешь? Одна среди чужих людей. А ты как съездил?
— Нормально. Немного ветерком пыль обдуло.
— А я за тебя боялась.
— Чего бояться-то? Мне уж приходилось видеть пургу.
— Про тебя в магазине целые легенды рассказывают. Говорят, какую-то женщину из степи на руках вынес, ее ребятишек от смерти спас.