«Я припомнил песенку…»
Я припомнил песенку дорожную,
Грустную,
Тревожную,
Несложную.
Нет, не под балконом —
Под Балканами
Спетую не мной,
А партизанами.
Под горами старыми-престарыми
За столом сидели мы с болгарами,
С бывшими лихими партизанами
Мы по-русски чокались стаканами.
А потом я
на притихшей пристани
Встретился со взглядом твоим пристальным,
В этом взгляде —
Нет ему названия! —
И призыв,
И робость,
И признание.
Этот взгляд —
и ты, такая чинная!
Все ж не я, наверно, был причиною,
А Дунай,
дорога,
ночь балканская
И простая песня партизанская.
«Вот и вместе мы!..»
Вот и вместе мы!
Вот и вместе!
Я б тебя не пускал из дома!
Хоть не двадцать,
А лет так двести
Мы с тобою уже знакомы!
Только б видеть тебя,
Только б слышать!..
Почему же ты загрустила?
Видно, все-таки наша крыша
Небо в звездах не заменила?
МУЗЫКА
В мой дом пришли
беда и Бетховен.
Откуда Бетховен узнал про беду?
Я слушаю музыку,
хмурю брови,
И кажется мне:
я из дома иду,
Иду от споров,
Иду от раздоров,
От мелких,
никчемных,
ненужных склок.
Иду я в леса,
Поднимаюсь я в горы,
Где в скалах плещется родничок.
К скале припадаю,
Струю ледяную
Я жадно, захлебываясь, ловлю.
Не вспоминаю про жизнь иную
И снова тебя
и весь мир люблю!
И вновь могу под ливнями мокнуть
И к звездам взбираться по спинам скал.
Да здравствует
с ветром хлынувший в окна
Рожденный землей музыкальный шквал!
Я ЖДАЛ ЗВОНКА
Я ждал звонка… Температура сорок…
Я умирал,
Но ждал еще звонка.
Пускай тебя не отпускает город,
Скажи мне что-нибудь издалека!
Я ждал звонка.
А если позвонишь ты на закате?
Как медленно темнели облака…
Я знал,
что телефон твой —
у кровати,
Привстанешь —
и дотянется рука.
Я ждал звонка.
Часы в ночи стучали громче грома,
Тащилась посекундная тоска.
А может быть, тебя и нету дома?
Я ждал звонка.
Зарю зажгли пылающие клены,
В окно ворвался огненный поток,
И день начался звоном телефона!..
И я до трубки дотянуться смог!
ЗИМНЯЯ МОЛНИЯ
На мостовой снежинки кружат,
И ветер вертится волчком.
Но вдруг
на снег,
на лед,
на стужу
Скатился с тучи
гулкий гром.
Рванулась молния сквозь ветер.
Наверно,
в туче февраля
Ее,
как будто бы в конверте,
Прислала южная земля.
И белым ливнем снегопада
Закрыло черные леса.
Разубеждать меня не надо:
Еще бывают чудеса!
ТЕЛЕФОН-АВТОМАТ
Ты давно и бессменно
стоишь на посту
У окраины
мира квартального.
И к тебе я несу
и беду, и мечту —
Телефона-то нет персонального.
Словно плащ,
твой прозрачный
стеклянный наряд,
Но ты все-таки грустен моментами.
Телефон-автомат,
Телефон-автомат,
Ты набит
Не одними монетами.
Парень шепчет:
— Родная,
Прошу я,
Прости!
Зацвела на плотинке акация,
Через час
самолет на Иркутск улетит,
Неужели нельзя повстречаться нам?
Кто-то камнем роняет рокочущий мат,
Кто-то плачет,
Сморкается,
Кается.
Телефон-автомат,
Телефон-автомат,
Ты железный,
Тебя не стесняются.
И порой отвечаешь ты мне невпопад,
Не с того ли ты грустен моментами,
Что все бури в тебе,
Как в копилке,
Лежат,
А потом выпадают монетами?
РАЗГОВОР С МАМОЙ
Я смотрю
на тусклые седины,
Я читаю
горькие морщины…
Это не морщины,
а года —
Те,
что не проходят без следа.
Думаю,
а сколько же седин
За последний год
прибавил сын?
Ставишь ты на стол отряды чашек
И сидишь,
салфетку теребя.
Нет меня…
В Москве бываю чаще,
Чем за три квартала у тебя.
А к тебе — трамвай идет —
не поезд.
Но весь день собраться не могу,
К вечеру,
немного успокоясь,
Я решаю:
«Завтра забегу!
Это близко,
я всегда успею!»
Но назавтра
в круговерти дел
Все от той же мысли цепенею,
Что опять к тебе я не успел!
БАБУШКА ВАРВАРА
Бабушка Варвара,
Где твоя могила?
Все трава покрыла.
Как я виноват.
Ты меня поила,
Ты меня кормила,
За руку водила
В дальний детский сад.
Бабушка Варвара!
Мы не понимали,
Как тебе бывало
По ночам невмочь!
Не спала в печали:
Где-то на Урале
Одиноко старилась
Старшенькая дочь!
А вторую доченьку
Молния убила, —
Что за наказанье
Налетело вдруг?
Ну а тут, у сына,
Как не любо-мило.
Гордая невестка
Да и неслух внук!
Сам-то сын нервишки
Измотал изрядно,
Как с войны гражданской
Возвернулся в дом,
Все ему невкусно,
Все ему неладно,
По столу порою
Грохнет кулаком!
Сын второй — болезный —
Из-под Пешта пишет,
Третий год воюет —
Старший политрук!..
Бабушка Варвара
Слушала, как мыши
Вход прогрызть пытались
В кованый сундук.
Тот сундук с вещами,
С ними спозаранку
Походить базаром,
Не жалея ног,—
Может, спекулянтка
Даст хоть полбуханки
За пуховый серый,
Стираный платок.
Бабушка Варвара!
Ты мне отдавала
Свой последний тонкий
Крохотный кусок:
«Иждивенцам хлеба
Отпускают мало,
Я останусь дома,
Внуку — на урок!»
Бабушка Варвара!
Как несправедливо
Числиться ты стала
Иждивенкой вдруг.
Ты всю жизнь пахала,
Ты детей рожала
И не покладала
Почерневших рук.
Стряпала и шила,
Тяжести носила,
Не жалела силы, —
Нянчила внучат!..
Бабушка Варвара!
Где твоя могила?
Все трава покрыла,
Как я виноват!
«Живите, люди, откровенней…»
Живите, люди, откровенней.
Зачем же лгать самим себе,
Когда под тяжестью сомнений
Вдруг все ломается в судьбе?
Равно молчание измене,
Когда молчать нельзя порой.
Живите, люди, откровенней,
Ведь откровенность —
Это бой.
ПЕСЕНКА О «БРИГАНТИНЕ»
В кругу друзей о возрасте не помнят,
Сорокалетних Галками зовут.
И в тесноте малометражных комнат
Студенческие песенки поют.
Ах, «Бригантина»,
Наша «Бригантина»,
Ты много лет
Плывешь за нами вслед.
И нам плевать,
Что мы давно в сединах
И что в помине флибустьеров нет.
Бывает:
гости дочки или сына
Затянут ту же песню иногда.
И мы заметим, как сгибают спину
Нелегким грузом времени года.
Как жаль, не все выдерживают, если
Стучат по сердцу молотом забот.
И рядом падал, падал мой ровесник.
А завтра снова кто-то упадет.
Но разве мы расчетливее будем?
Нам надо драться —
драться мы пойдем!
Но снова мы о возрасте забудем,
Когда сойдемся вместе за столом.
Ах, «Бригантина»,
Наша «Бригантина»,
Ты столько лет
Плывешь за нами вслед!
И нам плевать,
Что мы давно в сединах
И что в помине флибустьеров нет.
В СОРОК ЛЕТ
А я совсем не верю в сказку,
Что в сорок —
все перекипит.
И в сорок лет
бросает в краску,
И разъедает кожу стыд.
И в сорок лет,
как будто мальчик,
О той тоскуешь по ночам,
Что без тебя на взгорье плачет,
Рассыпав ветры по плечам.
И в сорок лет приходит трепет,