а, под Петербургом, недалеко от станции Любань, в трехстах метрах от его усадьбы, а затем перебрался через речку Тигоду, в усадьбу В. Беляева Дидвино, где подстроил себе маленький домик по собственному плану. Раньше, в ученические годы, в годы богемного петербургского существования, образ жизни был случайным, в зависимости от обстоятельств.
В тереме. 1880-е
Рязанский государственный областной художественный музей имени И.П. Пожалостина
Теперь наступила возможность устроить жизнь по собственному желанию соответственно своим склонностям и симпатиям. Он поселяется в отдельном домике, с отдельным хозяйством. Хозяйство это было крайне несложным, что вполне соответствовало характеру хозяина, который жил, как птица небесная, не придерживался никакого определенного режима, работал иногда по ночам, завтракал и обедал, когда попало. Домик его состоял из большой мастерской, маленькой комнаты, почти ниши, где он спал, небольшой кухни, где помещалась прислуга, и вышки, на которой он любил сидеть, попивая красное вино и любуясь видом. Этот вид отчасти изображен на небольшой, очень тонко написанной уже в последние годы картине Зимнее утро. Еще при жизни Рябушкина говорили, что он сильно пил, даже запоем, что будто жизнь в деревне пагубно отразилась на нем в этом отношении. Но все эти слухи очень преувеличены. А лет за шесть до смерти он совсем бросил пить. Во всяком случае о пьянстве в том смысле, в котором оно «сгубило столько талантливых русских людей», не может быть и речи, ибо талант Рябушкина расцвел именно в последние годы его жизни, когда были написаны наиболее интересные его произведения.
Голова парня. 1901
Нижегородский государственный художественный музей
Михайловская улица в Новгороде. 1899
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Впрочем, для более полного представления о личной жизни Рябушкина стоит привести отрывок из воспоминаний М.В. Нестерова: «Андрей Петрович был замкнутый, как бы носящий в себе какую-то тайну. И лишь иногда прорывалась завеса сокровенного, и перед нами мелькали сильные страсти, в нем скрытые... Андрей Петрович развивался не спеша, что-то ему мешало - его ли тяжелая наследственность, личные ли свойства его характера - сказать трудно. Он чаще стал “срываться”. Такие приступы, худо кончавшиеся, стали ярче. Вот что пришлось мне видеть однажды, проездом через Нижний в Уфу: по дороге с вокзала на пристань навстречу моему извозчику несся лихач. Дрожки от бешеной езды у лихача как-то подпрыгивали, раскатывались по круглым булыжникам мостовой - они молниеносно приближались к нам. За лихачом я увидел седоков - двух разряженных девиц, одну в оранжевом, другую в яркозеленом. Перья их огромных шляп трепались по ветру. Одна из девиц сидела рядом, другая на коленях, в позе рискованной, у маленького бледного, с беленькой бородкой мужчины. Мужчина этот был Андрей Петрович Рябушкин. Он узнал меня, крикнул: “Здравствуй, Михаил Васильевич”... Дрожки пронеслись и быстро скрылись за углом.
Рассказывали еще такое. Кончая или уже окончив Академию, Андрей Петрович стал зарабатывать на иллюстрациях немалые деньги. Накопив несколько сот, он исчезал так на неделю. Никто не знал, где его искать. И лишь случайно узнали, где в такие дни пропадает Андрей Петрович. Он удалялся тогда в места злачные... Там, по особому договору с “мадам”, уплачивал ей чеком недельную ее прибыль и оставался полным хозяином заведения, которое на такие дни закрывалось. Новый султан изменял жизнь заведения. Все должно было быть согласовано с его капризными вкусами... А он, такой странный, то потухший, то разгульный и дикий, требовал новых и новых впечатлений. Однажды, в дни такого разгула, по особому заказу в заведение привезли чудотворную икону. Встретили икону с подобающим почетом. Был отслужен в зале молебен, после чего икону, по особым просьбам девиц, пронесли по всем комнатам заведения, все окропили святой водой. Более чувствительные девицы от умиления плакали. Андрей Петрович принимал живейшее участие в домашнем торжестве, зорко всматривался во все происходившее, усердно со всеми молился и, когда церемония кончилась, щедро расплатился с батюшкой. И икону вынесли девицы на руках до кареты, запряженной цугом. Тот день прошел в особом сосредоточенном настроении. И долго будто бы Андрей Петрович лелеял мысль написать картину Привоз чудотворной иконы. Картина не была написана. Я думаю, что если бы Рябушкин осуществил свою мысль, то это была бы одна из лучших жанровых картин в духе его Чаепития.
К обедне. 1903
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Когда срок аренды заведения кончался, Андрей Петрович, одарив девиц, дружески со всеми простившись, исчезал до лучших дней.
Он снова настойчиво и терпеливо принимался за дело...».
Как уже говорилось, во всех окрестных деревнях среди крестьян у него было много знакомых, у которых он очень любил проводить время и которым дарил свои произведения. В деревне он был окружен друзьями и, надо думать, находил удовлетворение в оригинальной жизни, устроенной им для себя самого, дававшей ему, по-видимому, спокойствие, столь необходимое для художественной работы.
Он редко обращался к профессионалам с просьбой высказать свое суждение о той или другой его работе, а приглашал таких ценителей, в прямодушии которых нельзя было сомневаться ни минуты, то есть людей совершенно простых или очень близких. Кстати, устроить это ему было легко, благодаря жизни в деревне, особенно в последние годы, когда он находился там безвыездно. Обыкновенно он показывал свою работу кому-либо из крестьян и терпеливо ждал приговора. Но стоило эксперту не понять картины, не усвоить ее идеи, как работа подвергалась сплошной переделке и даже уничтожению.
Князь Глеб Святославович убивает волхва на Новгородском вече (Княжий суд). 1898
Нижнетагильский государственный музей изобразительных искусств
Девушка-чернавушка побивает мужиков новгородских.
Иллюстрация к былине о Василии Буслаеве для журнала Шут 1898
На 1894-1895 годы - наиболее плодотворную в жизни Рябушкина эпоху - выпадает целый ряд весьма разнообразных работ. Первая из них - результат его поездки по Волге и многочисленных посещений отдельных церквей и монастырей, упомянутая уже Чудотворная икона. Затем следуют Князь Глеб Святославович убивает волхва на Новгородском вече (Княжий суд) и Мученическая кончина великого князя Глеба Владимировича, а также большое полотно Московская улица XVIIвека в праздничный день. Московская улица XVII века в праздничный день вместе с Боярской думой появилась впервые в Москве на выставке возникшего тогда Общества художников исторической живописи, в котором Андрей Петрович был членом-учредителем и членом правления.
Уже одно хронологическое перечисление выдающихся картин Рябушкина показывает, насколько продуктивна была его работа именно в последнее десятилетие жизни.
Большие исторические картины Мученическая кончина князя Глеба Владимировича и Князь Глеб Святославович убивает волхва на Новгородском вече (Княжий суд) художник на выставки не отдавал.
Работы его последних лет стоят совсем особняком, в них совершенно не видно влияния даже таких родственных ему по задачам художников-современников, как Васнецов, Нестеров, Суриков. Сопоставление его с Суриковым особенно интересно. Как ни различно изображали они характер одной и той же исторической эпохи, облик бытовых фигур, обстановки, как ни различны их живописные задачи, мы верим и тому, и другому. Задачи Рябушкина были гораздо скромнее. Он чужд того пафоса, которым проникнуты картины Сурикова Утро стрелецкой казни, Боярыня Морозова, Меньшиков в Березове. Его интересовала проза, обыденность угасшей жизни, ее бытовой колорит. Он чувствовал отдаленную связь того быта с настоящим, какие-то черты преемственности, дожившей до его дней в народной крестьянской жизни, и в передаче этих черт постепенно пришел к своему собственному стилю. Он меньше всего приукрашивал историю и действительность, как это делали академисты, меньше всего огрублял и подчеркивал якобы характерное, как это делали передвижники.
Характерные черты или то, что с полным основанием можно назвать «стилем Рябушкина», впервые проявились в картине Семья купца в XVII веке, появившейся на выставке Общества художников исторической живописи в 1897 году. Но окончательно эти черты определились главным образом в работах 1900-х годов.
Иоанн Грозный с приближенными. 1903
Тюменский музей изобразительных искусств
Красная палата. 1899
Нижнетагильский государственный музей изобразительных искусств
В каталоге под надписью с названием картины Семья купца в XVII веке было такое примечание: «Автор задался целью воспроизвести типы главных слоев общества 17-го века. В будущем предполагается написать боярина с семьей, царя с семьей и т. д.». Задача эта оказалась невыполненной, а между тем, судя по первому опыту, могла бы быть очень интересной. Художник в это время уже так углубился в бытовую сторону жизни XVII века и так уже ушел от жанра в передвижническом смысле, что впервые создал своеобразную портретность композиции,столь характерную для его последних работ. Ему хотелось прежде всего изображать историческую действительность с фотографической точностью, быть очевидцем, и он подчеркивает нежелательность анекдотичности, какого-либо намека на литературную выдумку, на комедийный или драматический замысел. Картина вызвала немало насмешек и нареканий, особенно лица женских фигур, кукольно размалеванные. Но художник был прав в передаче реалистически правдивой и характерной для того времени подробности. По свидетельству Олеария, русские женщины до того белились и румянились, что походили именно на размалеванных кукол. Употреблялись, кроме белил и румян, даже голубая и коричневая краски. Это было чуть ли не законом: «...боярышня или боярыня, бросившая бельмы выкатывать, белиться, румяниться, сурмить ресницы и подводить брови, подвергалась заточению в монастырь или домашнему истязанию...».