– Конечно, помню, – без колебаний, отвечаю я. – Его зовут Остин. Он знаком с моим сокурсником.
– В общем, примерно около часа назад Алан наткнулся на него недалеко от нашей клиники и узнал. Парень был без сознания, а терьер скулил рядом.
– А что могло случиться? – взволнованно спрашиваю я. Стайлз поднимает голову от чемодана и смотрит на меня.
– Ему вызвали «скорую». У парня было истощение или что-то типа того. Доктор Коллинз отправился с ним в больницу, а я сижу с его песиком. Боже, Мадлен он тоже был так голоден. Прости, что отвлекла, но я подумала, что тебе стоит сообщить. Ты ведь его знаешь.
От услышанного у меня перехватывает дыхание. Обморок. От голода. О, боже. Как такое возможно вообще? Я его почти не знаю, но Остин мне показался хорошим парнем. Вспомнив его поношенную и грязную одежду, я ярко представляю картину того, какие у него мог быть проблемы.
Голод. Мое сердце сжимается от невыносимой жалости к этому парню.
– Все хорошо, – говорю я в телефон. – Тебе не за что извиняться, Алисия. Спасибо, что позвонила. А ты не знаешь, в какой он больнице?
– Да, он здесь в госпитале в Соммервиле. Ты хочешь навестить его?
– Пока не знаю. Спасибо за звонок Алисия. Кстати пса зовут Роки.
– Он такой умница, – нежно лепечет она. – Ладно, увидимся. До встречи, Мадлен.
– Пока. – Я опускаю руки на колени.
Стайлз тут же оказывается рядом со мной и обнимает за плечи.
– Что случилось?
– Помнишь того парня, с которым я болтала в парке? – спрашиваю его я. Стайлз задумывается на секунду, затем кивает. – Он в больнице. Алан наткнулся на него недалеко от клиники. Он был в отключке. Алисия сказала, что это истощение. Наверное, услышала от врачей.
– Ничего себе. – Глаза Стайлза наполняются искренним сочувствием. – А где его родные? Ты что-нибудь знаешь о нем?
Когда я рассказываю, все что мне известно, включая одежду, его взгляд становится еще жестче.
– Даже не знаю… мы можем чем-то помочь?
– Ты такой добрый Стайлз, но я сомневаюсь, что мы можем что-то сделать.
Это правда. Мы совсем его не знаем, и единственное, что можем сделать – это посочувствовать. Но сочувствие часто приравнивают к жалости, а жалость унизительна. Я сомневаюсь, что Остину сейчас она нужна. Я просто надеюсь, что у него все будет хорошо, и люди помогут ему. Никто ведь не оставит это без внимания, тем более доктор Коллинз поехал месте с ним.
Остаток вечера я стараюсь много не придумывать, чтобы не расстраиваться. Без Айка безумно скучно, и когда мы заканчиваем со сборами, заказываем пиццу и договариваемся раньше лечь спать. Я всегда твержу, что если ты планируешь лечь раньше, то обязательно завалишься под утро. Тем более ночь перед большой поездкой сулит много мыслей.
Моя теория подтверждается, когда мы забираемся в постель.
– Один поцелуй и спать, – говорю я, заползая на теплое тело Стайлза.
Он смеется, его руки тут же ползут по моей спине, спускаясь к заднице.
– Ага. – Он запускает язык мне в рот, и я издаю стон, требуя больше.
Через несколько секунд я уже лежу на спине с задранной футболкой, а Стайлз кружит языком вокруг моего пупка. Я запускаю пальцы в его непослушные каштановые кудри и снова издаю стон.
– Я солгала, – шепчу я. – Мне нужно больше, чем просто поцелуй.
Стайлз фыркает, не отрывая губ от моей кожи. От этого по моему телу пробегается шквал мурашек. Его руки уже спускают мои трусики, и я начинаю быстро дергать ногами, чтобы от них освободиться.
– Ты сегодня нетерпеливая, – мурлычет Стайлз, возвращаясь к моим губам.
Боже…
Он такой горячий… такой желанный и такой родной…
Я впускаю его в себя с громким стоном. Мне не с чем сравнивать секс со Стайлзом, я и не собираюсь даже этого делать. Нам хорошо вместе во всех смыслах.
Сейчас его бедра активно двигаются между моих ног, а его рот жадно поглощает мой. Я перестала стесняться своего тела довольно давно, благодаря тому, что Стайлз всегда смотрит на меня с обожанием. Впрочем, как и я на него.
Стайлз падает на спину и вытирает пот со лба.
– Нам нужно спать, – тяжело дыша, бормочет он.
–Угу. – Мои губы оставляют на его и без того влажных плечах мокрые следы.
– Мадлен, – стонет он.
– Угу. – Я продолжаю целовать. И вот уже мои зубы оттягивают мочку его уха с маленьким колечком.
– Обожаю, когда ты такая. – Стайлз снова укладывает меня на лопатки и раздвигает мне ноги.
Не знаю, что на нас сегодня нашло. Но мы не спим почти всю ночь. Я не могу насытиться им. Руки Стайлза исследуют мое тело, будто впервые.
Стайлз встает с кровати и плетется в ванную. Розоватый рассвет освещает комнату. Он выходит таким же, каким и ушел – голым. Я разлепляю веки и осматриваю его жилистое и мускулистое тело.
– Стайлз, – устало бормочу я. – У тебя все еще…
– Да, малышка, – подтверждает он. – Это уже утренний стояк, между прочим.
– Фу. – Я накрываюсь одеялом и зарываюсь лицом в подушку.
Его приглушенный смех становится отчетливее, когда он откидывает одеяло, чтобы лечь рядом.
– Ты всю ночь не давала ни мне, ни ему поспать, а теперь фыркаешь? – Он нависает надо мной, покрывая мелкими поцелуями мой нос.
– Ты сейчас включил свой член, как третьего в наш секс? – морщась, интересуюсь я.
– А что такого? – Стайлз снова меня целует и со вздохом падает на спину. – Нам действительно нужно поспать.
– Хорошо, что самолет после полудня, – зевая, бормочу я и тут же погружаюсь в сон.
Мы проспали.
Боже, мы проспали.
Мама уже звонит, не прекращая, но я не беру трубку, боясь потерять лишних несколько минут. Мы едва успеваем умыться и даже не завтракаем. Заказываем такси и всю дорогу до аэропорта, я нервно пишу маме сообщение, чтобы она простила меня, если мы опоздаем.
Но фортуна оказывается на нашей стороне. Мы влетаем в стеклянные двери аэропорта Логан, когда мама снова звонит и говорит, что у нас есть пять минут до конца регистрации. Стайлз тяжело дыша, волочит за собой два чемодана, а я пытаюсь уложить непослушные волосы под капюшон футболки.
Сгрузив багаж на транспортную ленту, мы улыбаемся друг другу и заливаемся истеричным смехом.
– Это твоя вина. – Стайлз достает наши документы.
– Возможно. – Я пожимаю плечами.
Через сорок минут мы уже поднимаемся над Бостоном, чтобы через шесть с лишним часов нас встретил Лондон. Лондон, в который так неожиданно для себя, я горю желанием попасть.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
– Дядя Генри! – Я бросаюсь на широкую грудь дяди и чувствую ответное объятие.
– Как же я счастлив, что ты все-таки здесь. – Он размыкает руки и проводит шероховатой ладонью по моей щеке.
Для меня все еще внове наши теплые отношения. В то время, когда мы жили в Лондоне, и когда Марк был жив, дядя много работал, и я почти его не видела. На маминой свадьбе я видела в его глазах растерянность и сожаление о том, что многие годы были упущены. Но я не собираюсь его ни в чем обвинять. Именно благодаря ему, мы с мамой оказались в Америке, в Салеме. Где я встретила Стайлза.
Думая обо всем этом, я выстраиваю ряд причин в своей голове. Мы оказались в Салеме не просто так. Дядя Генри помог нам утроиться именно там – в маленьком пригороде Бостона, где жила его первая любовь.
Дядя ждал нас в международном аэропорту Хитроу с замысловатой табличкой в руках. Но мама сразу же узнала его.
Разница с Бостоном в целых пять часов. В Лондоне около двух часов ночи, когда мы выходим из аэропорта.
На улице мама останавливается и блаженно улыбается.
– Сколько же прошло времени.
Прошли целые годы. Мне было четырнадцать, когда я в последний раз стояла здесь.
– Какие планы? – потирая руки, спрашивает Джош.
– Спать, – отвечает дядя Генри, загружая наши чемоданы в багажник своего темно-синего «Форд фокуса». – Завтра у меня выходной, и мы проведем день, как пожелаете, но сегодня вам нужно выспаться в постелях.
– Мы все останемся у вас? – интересуется Стайлз.
Дядя Генри подмигивает ему.
– На счет домика в Дувре думаю, вы договоритесь, – он кивает в сторону мамы и Джоша. – Но сегодня разместимся в моей скромной квартирке.
Стайлз кивает и берет меня за руку. Я посылаю маме немой вопрос. Еще дома мы договорились, что несколько дней мы со Стайлзом сможем пользоваться домиком в Дувре.
Она лишь пожимает плечами и садится на переднее сиденье машины.
Дорога от Хитроу до Паддингтона занимает чуть больше часа. Почти столько же, сколько и на метро. «Скромная квартирка» дяди Генри оказывается двухкомнатной и просторной квартирой на первом этаже на узкой улочке, где жилые дома викторианской эпохи когда-то были конюшнями. Несмотря на поздний час, мы не отказываемся от еды. За столом мы строим планы на день, но я клюю носом и почти не слушаю. Перелеты утомляют меня, хотя мне и не часто доводилось летать, но шесть с лишним часов для меня это предел.
– Как будем размещаться Генри? – спрашивает мама, когда мы убираем со стола и перемещаемся в гостиную.
Там стоят пара кремовых, оббитых бархатом дивана и несколько удобных кресел.
– Э-э, – дядя смотрит на меня и Стайлза, – думаю, ребята займут гостевую комнату, а вы мою. Я же улягусь здесь. – Он обводит руками комнату.
– Ничего подобного. – Мама с улыбкой косится на нас. – Ты будешь спать в своей спальне, мы тут разберемся.
Дядя чешет затылок. Я задаю себе вопрос: не смущает ли его, что мы со Стайлзом будем делить одну кровать? Конечно, он ничего не говорит и не фыркает, он плохо знает моего парня, но я уверена, что он ничего не имеет против, так как моя мама поддерживает нас. К тому же она предупредила дядю, что именно мы со Стайлзом отправимся в домик в Дувре. И мне девятнадцать, а Стайлзу в августе исполнится двадцать. Мы уже вышли из подросткового возраста.
Пока я перебираю в голове все нелепые предположения, мама уговаривает дядю удалиться в его спальню. Он целует меня в лоб и улыбается Стайлзу, прежде чем скрыться в узком коридорчике, который ведет к дверям двух спален. Он так посмотрел на Стайлза, что мое сердце сжалось. Как я раньше не могла догадаться об этом? Стайлз очень похож на свою маму.