Так вот почему она так говорила? Этот акцент. Я и не заметил его сразу. Стив снова повернул голову в мою сторону и подмигнул. Я понятия не имел, что это значит. Но я не обратил внимания на своего лучшего друга. Я не сводил глаз с Мадлен.
Она больше ничего не сказала, только прикусила губу и бросила быстрый взгляд на мистера Саливана. Мне хотелось крикнуть: «Ну хватит уже! Пусть она сядет за парту».
Мистер Саливан, похоже, пожалел ее и указал на свободную парту, которая находилась позади меня.
– Хорошо. Надеюсь, тебе у нас понравится, Мадлен. Присаживайся.
Она прошла мимо, прижимая учебник к груди, и все провожали ее взглядами. Это будет длиться довольно долго. Не представляю, каково быть новенькой.
Начался урок и по всему видимому, новая тема. Но я не мог сосредоточиться. Я грыз колпачок ручки и боролся с желанием обернуться. Стив это сделал уже несколько раз, и я столько же раз пинал ножку его стула. Он постоянно ерзал и ухмылялся.
Сдавшись, я положил ручку и обернулся. Девочка сидела, уткнувшись в свою тетрадь и старательно выводила цифры. Почувствовав, что на нее смотрят, она подняла голову, и встретилась со мной взглядом…
Резко распахнув глаза, я не сразу соображаю, где нахожусь. Листки скатываются с моих колен и бесшумно рассыпаются по полу.
– Я разбудила вас. – Слегка вздрагиваю от голоса медсестры.
Она стоит напротив меня с другой стороны больничной кровати и проверяет давление папы.
– Нет, – сбросив остатки сна, отвечаю я. – Я просто немного…
– Вам нужно больше отдыхать. – Она смотрит на меня с сочувствием в глазах.
В большинстве случаев я ценю сочувствие. Чувство, которое не похоже на жалость. Но в этот раз для меня даже это слишком.
– Да, – соглашаюсь, не глядя на нее.
Она снова смотрит на меня и, видя мое нежелание говорить, молча выходит.
Спасибо. Недосыпание превращает меня в козла.
Решив размяться, выхожу в коридор, на лифте спускаюсь в кафетерий. Быть может там кофе получше, чем в автоматах.
Но мне приходится горько разочароваться. Оно точно такое же. Я бессмысленно брожу по коридорам, которые ни на секунду не остаются пустыми. Эти коридоры в последнее время стали мне домом. Сделав всего один глоток этого отвратительного пойла, я плюхаюсь на сиденье в каком-то крыле, где снуют лишь дети и их родители. Оглядевшись, не замечаю урны, а маленький пластиковый стаканчик так и просится выброситься.
– Мне тоже не нравится, – говорит чей-то голос слева от меня.
Я смотрю на женщину примерно лет тридцати, не больше. Она держит в руке такой же стаканчик. Все в ней говорит о том, что она проходит через ад. Ее карие глаза застелены какой-то пленкой. Возможно, от недосыпания или от слез. Скорее всего, того и другого. Ее хрупкие руки трясутся, когда она убирает за ухо выбившуюся черную прядь.
– Кто-то должен это пить, – отвечаю я.
Женщина улыбается. Но эта улыбка не касается ее глаз. Она отводит взгляд и продолжает сидеть, уставившись в стену.
Не знаю, может, мне хочется убить время или просто поговорить с человеком, который проходит через подобное. Мне становится любопытно, что она здесь делает. Но я не успеваю задать вопрос, потому что женщина обращается ко мне снова:
– Надеюсь, у тебя ничего серьезного? – Она смотрит с какой-то надеждой в глазах, хотя и не знает меня.
– Нет, я здоров, – отвечаю я. – Болен мой отец.
– Мне жаль. – Женщина вздыхает. – Он поправится?
Хотелось бы в это верить.
– О. Ясно.
Я поднимаю голову и понимаю, что ответил вслух.
– Что на счет вас? – задаю встречный вопрос. – Кто-то из ваших близких?
Ее лицо меняется до неузнаваемости, в ужасную болезненную гримасу. Мне не хотелось расстраивать незнакомую женщину. Она действительно разбита чем-то.
– Мой сын, – наконец-то выдавливает она.
Мог бы и сам догадаться, что это ребенок. Хотя бы, судя по тому, где я сижу. Голубые стены коридора то сужаются, то расширяются перед моими глазами. Мне нужен полноценный сон. Даже эта женщина мне кажется нереальной.
– Это ужасно, – бормочу себе под нос.
Но она слышит.
– Согласна.
Мы молчим какое-то время. Женщина поднимается с кресел и медленно удаляется к другому концу коридора. Я слышу ее голос какое-то время среди прочих. Может, она говорит по телефону или с врачами. Но через какое-то время она снова садится рядом со мной.
Я молчу несколько минут, прежде чем решиться спросить.
– Что с ним?
Она смотрит на меня своими мутными замученными глазами.
– Ему нужна пересадка сердца. Осталось мало времени.
Не такое я ожидал услышать. Я даже полностью просыпаюсь. Сердце колотится от такой ужасной несправедливости.
Сердце.
– Я даже… – начинаю я. Мои губы пересохли. – Не знаю, что сказать.
Женщина улыбается только губами.
– И не надо.
– Сколько ему?
– Восемь.
Всего на год старше Ханны. Ребенок.
У меня начинает ужасно болеть голова. Эта женщина совершенно мне не знакома, но я испытываю кучу эмоций рядом с ней. Мне нужно вернуться в палату к отцу. Я медленно поднимаюсь с кресла, и все еще держа в руках стаканчик уже с остывшим кофе, обращаюсь к женщине:
– Он выживет. Всего вам хорошего.
Ее глаза наполняются слезами.
– И тебе всего хорошего. Надеюсь, твой папа тоже будет жить.
Все по-прежнему. Как Эрин и Джош?
Все еще в Бате. Сообщи мне сразу, как что-то изменится.
Конечно. Обязательно.
Я лежу дома, на нашей кровати и остро ощущаю ее отсутствие. Мама заставила меня остаться дома, поесть, принять душ и поспать. Что я и сделал.
Но прошло уже два часа, как я лег спать, а сон так и не идет. Самое что странное, мне хочется спать. Но я не могу.
Я кладу телефон на прикроватную тумбу и начинаю изучение потолка. Телефон снова загорается, освещая комнату. Я быстро хватаю его в руки.
Спокойной ночи, Стайлз.
Быстро подсчитываю время. Сейчас в Лондоне два часа ночи. И она не спит. Чувство вины неприятно сдавливает грудь.
Моментально набираю ответ:
Спокойной ночи, Мадлен.
Отправив, я тяжело вздыхаю и зажмуриваю глаза. И это все? Как разбить этот чертов лед между нами? Она мне так нужна прямо сейчас. Я отбрасываю свою подушку и ложусь на ту, на которой спит Мадлен. Царапанье в дверь отвлекает от мысли о ней.
Я соскакиваю с кровати и открываю Айку дверь в спальню.
– Малыш. – Я треплю пса за ушами. – Иди, охраняй Ханну.
Но Айк садится и смотрит на меня своими умными глазами. Словно он что-то спрашивает. Я плетусь к кровати.
– Черт с собой, манипулятор. Запрыгивай.
Айк виляет хвостом и запрыгивает на кровать рядом со мной. От его веса кровать начинает жалобно скрипеть. Даже Мадлен не позволяет ему спать на ней.
Запустив руку в его шерсть, я не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Меня будит Ханна, которая проснувшись рано, потеряла Айка. Я встаю следом за ней и быстро позавтракав, проверяю свою электронную почту.
Понимаю, что возможно, не должна писать. Но я все еще могу помочь тебе устроиться в издательстве.
Или даже лучше. Помогу тебе с агентом, если действительно заинтересован в этом.
Ты не должен злиться на меня. Я не лгала, когда сказала, что у тебя большое будущее в том, в чем ты сомневался.
Это от Люси. В разное время.
А я сомневался? Сейчас да.
Я откидываюсь на спинку стула и прикрываю глаза. Издаться еще будучи студентом, это слишком заманчиво. И я не должен упускать такую возможность. Но…
Сколько здесь может быть «но»?
Уверен, что Мадлен будет счастлива за меня. Но… Снова «но». Я не могу принять помощь Люси. Просто не могу. И вообще на данный момент у меня нет времени думать о себе.
Заменив маму у постели отца, я снова спускаюсь в детское отделение через некоторое время. Не знаю, что меня туда тянуло. В этот раз я не встречаюсь ту женщину, с которой говорил. Я даже не спросил ее имя. Просто брожу по коридорам и обдумываю свое ближайшее будущее. В голове крутится единственный вопрос: «Что если?»
Что если отец оставит нас? Что если мама сломается совсем? Что если Мадлен не переедет ко мне в новом семестре? Что если я сломаюсь?
Черт, мне снова нужна доза кофеина.
Мое бесконечное хождение и бессвязные мысли прерывает рингтон моего телефона.
– Да, слушаю.
– Стайлз, это Боб.
– Боб? – я лихорадочно перебираю мысли.
– Секретарь мистера Мерлоу.
Верно. Боб.
– О, здравствуй.
– Здравствуй. Как там твой отец?
Эти звонки бесконечны. И всегда один и тот же вопрос. Я могу послать всех к черту, и никто меня не осудит. Но людям не все равно. Мне хватает рассудка это понять.
– Так же, – отвечаю я, прислоняясь спиной к стене у автоматов.
Боб тяжело вздыхает.
– Слушай, возможно, это неподходящее время, но мне нужно поговорить с тобой.
– О чем? – удивляюсь я.
– Просто, если у тебя будет время, приезжай в офис, ладно? – Его голос слегка насторожен.
Папа никогда не втягивал меня в свой бизнес, по крайней мере, когда я учился в школе. Когда я поступил не туда, куда он планировал, он не сказал мне ни слова. Бизнес не был для меня интересен, и папа смирился с этим. Я никогда не слышал, чтобы у него были с этим какие-то проблемы. Но очевидно Боба что-то очень волнует.
– А мама? – спрашиваю я. – Думаю, всеми вопросам должна заняться она. Но не сейчас…
– Знаю-знаю, – нетерпеливо перебивает меня он. – Я волнуюсь о другом. Как только у тебя будет время, ладно? Я в офисе до восьми.
– Да, хорошо, – обескуражено отвечаю я. – Приеду, как смогу.
– Отлично. – И он отключается.
Я все еще слушаю гудки, стоя в коридоре. Что если…? Кто займется папиным бизнесом? Взвалит ли мама на себя этот груз?
Черт.
Минуты тянутся как часы. И когда мне уже кажется, что секундная стрелка застряла на одном месте, я принимаю решение съездить в офис.