— О доктор, иногда бывает очень нужно!
Офицер задержался в палате, и Галя, подойдя к двери, услышала обрывок разговора, который заставил ее затаить дыхание.
— Вероятно, не мог выйти…
— Да… Но мы должны все знать об отряде, — раздраженно перебил фон Штаммер. — Что он там отсиживается?..
— Господин майор, он уже кое-что сообщил, — оправдывая кого-то, мягко сказал офицер.
— Ну что за сообщение! Командир — Козлов, комиссар — Султанов… Не только фамилии — все, все нужно знать.
Галя отшатнулась от двери. «Несомненно, этот «он» предатель. В отряде — предатель!..»
Как предупредить товарищей? Надо во что бы то ни стало поговорить с Тимофеем.
…На Тимофея, работавшего конюхом и ездовым в госпитале, были также возложены, как он говорил, «весьма приятные обязанности» — похороны гитлеровцев. Кладбище находилось далеко от села, в лесу. Тимофей охотно выполнял эти обязанности: ведь он имел возможность в любое время выезжать из села, регулярно видеться с представителем подпольного райкома. Только встречаться с Галей, разговаривать с ней на виду у всех было труднее: она — врач, а он — конюх.
…Но сегодня Галя все же разыскала Тимофея.
Тимофей оказался на конюшне. Он сидел на потрепанном хомуте, прислонившись к стенке, и, казалось, дремал.
Услышав осторожные шаги, Тимофей вздрогнул и открыл глаза.
— Что ты, Галя? — Тимофей поднялся и оглянулся по сторонам.
К счастью, на конюшне никого из гитлеровцев не было.
Когда девушка торопливо рассказала о содержании разговора, Тимофей глухо выругался:
— Ах, черт, этого еще не хватало!
— Как Тамара?
— Пока в порядке… Но если фрицы все знают, значит, затевается какая-то история… История! — повторил Тимофей. — А какая?
Тимофей в свою очередь рассказал Гале об одной странной встрече.
Вчера Тимофею приказали приехать в комендатуру. Во дворе его встретил гитлеровец.
— Есть транспорт? Возить будем.
Тимофей кивнул головой и достал баночку с махоркой. Не один раз затем пришлось ему закуривать. Лишь когда сгустились сумерки, солдат поманил его пальцем.
— Пошли, транспорт.
Тимофей послушно спустился за гитлеровцем в подвал.
Картина, которую он увидел, заставила содрогнуться крепкого, смелого парня.
Он очутился в застенке. Освещенная тусклым светом фонарей, камера походила на иллюстрацию к историческому роману из времен средневековья.
Но «рисунок» ожил. Вместо широкоплечих палачей с масками на лицах здесь находились обыкновенные с виду люди. Они курили и смеялись. Один из них, в штатской одежде, рассказывал веселую историю.
Тимофей так и застыл на ступеньке.
На лицо рассказчика падал луч света.
— Шерали! — невольно прошептал Тимофей.
Сопровождающий солдат обернулся.
— Заходи, заходи, рус.
Вздох облегчения невольно вырвался у Тимофея. Голос и движения человека, внешне похожего на Шерали, были другими: это кто-то другой, незнакомый. Резкие черты лица, жестокий взгляд. И все же похож!
Смуглый, восточного типа незнакомец держался в застенке по-хозяйски. Чувствовалось, что здесь он играет не последнюю роль. Гражданская одежда не могла Скрыть безукоризненной военной выправки.
Видимо, рассказ незнакомца гитлеровцы слушали с большим вниманием, потому что все они недовольно повернулись в сторону вошедших: «Не вовремя явились!» С лица штатского сошла улыбка.
— Возьмите это, — приказал он Тимофею. — Быстро.
У стены лежали четыре трупа. Нет! Трупами нельзя было назвать клочья человеческих тел.
— Шнель… Быстрей, рус! — приказал солдат.
У Тимофея закружилась голова. Секунда — и он упадет… Почувствовав страшную слабость в ногах, Тимофей вдруг вспомнил: сколько надежд возлагает на него райком, отряд. Упади — его сразу растопчут, уничтожат. Собрав все силы, Тимофей еле-еле уложил два трупа на носилки.
Сопровождающий Тимофея солдат казался равнодушным. Он поднимался из подвала первым. Тимофей смотрел на его широкую спину и думал: откуда у него, вот у него, этого солдата с добродушным, глуповатым лицом, такая звериная ненависть к человеку?
Свежий воздух прибавил Тимофею сил. Сейчас он уже торопился вернуться назад в застенок и скорее (как можно скорее) отсюда — на улицу, за город.
Солдат тоже торопился. Хотя, вероятно, у него были совсем другие причины.
Когда они уже выезжали со двора комендатуры, солдат обернулся в сторону подвала и сказал Тимофею — больше не с кем было разговаривать — с завистью:
— Гросс мастер… большой.
Он даже прищелкнул языком.
Миновав пустые улицы, лошади вышли на дорогу, ведшую к кладбищу.
— Стой! — Немец положил ладонь на руку Тимофея, державшую вожжи. — Сам. Туда.
Тимофей, соглашаясь, кивнул головой.
…С непокрытой головой стоял простой парень над свежим холмом земли. Он так и не узнал этих людей. Постарались палачи.
А ведь, наверное, встречал Тимофей на улицах Червонного Гая их — здоровых, живых. Может быть, разговаривал с ними, шутил.
— Прощайте, друзья! — прошептал Тимофей. — Прощайте, наши товарищи! Мы отомстим за вашу кровь!
Над могилой, широко разбросав ветви, стоял дуб. Здесь, в стороне от кладбища, похоронил Тимофей замученных людей.
…Тимофей умолк. Он видел, как пальцы девушки торопливо перебирают кончики платка.
«Ее привычка, — вспомнил Тимофей. — Когда волнуется». И как ему хотелось приласкать, успокоить любимую девушку. Но время шло. Нужно прощаться.
— Иди, Галя. Иди. Боюсь, что предатель может многое натворить. Если они… — Тимофей прикусил губу. — Если они сыграют на внешнем сходстве Шерали с этим гитлеровцем?.. А если!..
В глазах у него неожиданно сверкнул огонек.
— А если?
И вдруг, спохватившись, он снова повторил:
— Иди, Галя. И держись! Нужно держаться.
В воротах Галя столкнулась с солдатом. Он с хохотом протянул руки, стараясь обнять девушку. Но она ловко увернулась и скрылась в дверях госпиталя.
Солдат, продолжая хохотать, подошел к Тимофею, лениво погрозил пальцем:
— Нехорошо гулять. Работай. Нужно комендатура…
Дыша спиртным перегаром, гитлеровец наклонился к Тимофею и, криво ухмыляясь, пояснил:
— Жечь будут, рус… Жечь.
И снова засмеялся, оттолкнул Тимофея с дороги, подошел к телеге, с трудом забрался на нее и тут же заснул.
Он был мертвецки пьян.
Во дворе стало тихо. Тимофей знал, что скрывает эта тишина. Сюда не доносятся приглушенные крики из подвала, сдавленный плач из камер.
Он все еще не мог привыкнуть к новому порядку в лесхозе.
Случалось, здесь допоздна засиживались люди. Те, кто не успел сделать необходимые покупки в городе. Они по-хозяйски располагались в кабинетах — зачем в в гостиницу, у себя дома привычней. Здесь велись и серьезные разговоры и слышался смех. Много веселых историй привозили с собой из леса люди. История про незадачливых охотников, городских руководящих товарищей, путающих сосну с елью.
А случалось, здесь пели.
Удивительно, что вкус у многих был один. И предложение было коротким и ясным для всех.
— Может, «Зорьку?» — раздавался вопрос.
И ответное молчание утверждало его.
Слышался кашель, делались последние затяжки, и огоньки переставали прыгать на крыльце конторы.
Песня вступала в свои права.
Какая хорошая песня!
…Тимофей даже невольно тряхнул головой: «Что это я о песнях размечтался? Здесь, и о песнях».
— Скоро будут проводить на допрос… — прошептал он. — Скоро… Нужно обязательно задержаться во дворе.
Тимофей рисковал.
Хотя каждый шаг его был продуман, но все-таки мог себя выдать: допусти только малейшую оплошность.
Но пока все шло хорошо. Часовой равнодушно пропустил повозку с дровами: привык к Тимофею, закрыл ворота и стал прохаживаться, размышляя о своих делах.
Тимофей сгружал дрова медленно, так медленно, что проходивший мимо гитлеровец погрозил ему кулаком:
— Работай!
— Болит, — показал Тимофей руку.
— Так сделаем. — Немец рассек ладонью воздух.
«Я тебе, придет час, не руку, а голову оттяпаю», — зло подумал Тимофей.
Складывал он дрова аккуратно, штабелями. Такая работа могла понравиться немцам и в то же время давала возможность задержаться на лишний час во дворе комендатуры.
Мимо то и дело проводили арестованных. И наконец… От напряжения у Тимофея выступил на лбу пот.
Разумеется, это шла Тамара. Ее вывели из подвала. Вывели из застенка. Тимофей сразу определил: не пытали, просто показали, как пытают. Он знал про этот метод гитлеровцев — запугать, сломить волю человека страшным зрелищем: смотри, и с тобой так будет.
Тамара шла бледная, чуть покачиваясь. Когда она поравнялась с Тимофеем, он как бы нечаянно выронил вязанку дров. Тамара вздрогнула, а конвоир прикладом огрел неловкого придурковатого возчика по спине.
Но парень уже успел бросить Тамаре фразу:
— Надо держаться…
И увидел Тимофей, что Тамара пошла увереннее, тверже…
КОМЕНДАНТ
У фон Штаммера свои планы. Комендант смотрит далеко вперед. Он хочет просто и быстро взять руководителей партизанского движения. В конце концов они сами заявятся. Или у них каменные сердца?
Жена секретаря райкома партии Орлянского уже познакомилась с подвалом. Вслед за ней побывала там и жена комиссара одного из отрядов. В одной семье росли эти сестры — Тамара и Галя. Младшая работает на великую Германию. И хорошо работает… А старшая строптива… Но ключ и к ней нашел фон Штаммер: ребенок. Вначале комендант хотел устроить встречу сестер. Он весело, между прочим спросил Галю.
— Не хотел бы доктор поговорить с родной…
Галя испуганно выставила ладонь. Даже досказать не дала.
— Нет! Нет! Что вы? Вы ее не знаете… Она может броситься…
Разные люди, эти сестры. Фон Штаммер успокоил Галю.
— Не волнуйтесь, доктор. Я спросил так, на всякий случай. Хотел облегчить ее судьбу…
Удивительно разные люди! Комендант вынужден это отметить про себя. Галя даже не поинтересовалась, не узнала, что грозит ее сестре. А ведь она имела право! Она имела право и просить снисхождения. Как-никак, фон Штаммер в долгу перед доктором.