— Что? — прошептала она.
— Да ничего, Галчонок, — успокоил Тимофей. — Потом скажу. Все будет в порядке. Вот увидишь.
Тимофей взял руку девушки и молча погладил, как в ту памятную ночь. Только разговор шел совершенно о другом. О страшном несчастье, о горе людском.
— Да, очевидно, не меньше ста человек собирается Штаммер отправить в Германию.
В глазах у Гали потемнело, она прислонилась к дереву. Руки и ноги ослабли. Голос Тимофея, стоявшего рядом, казался ей идущим издалека. Но голос твердый, уверенный:
— Галя, возьми себя в руки. Всех освободим! Скоро. Время придет.
Тимофею очень хотелось погладить волосы девушки, прислонившейся к березе. Галя сама так была сейчас похожа на березку, тонкую, нежную. Но Тимофей не посмел этого сделать.
— Все-таки мы полные хозяева, — продолжал Тимофей. — Только мы. И немец боится нас. Думал, обрушился — и готово, и встал народ на колени. А смотри, что получается… На себя враг беду накликал.
Василенко смотрел в сторону Червонного Гая, сдвинув брови, сжав зубы, словно оценивая силы врага.
— Что получается… Был тихий маленький домик в лесу. Ваш домик. А в первый же день стал штабом партизанского отряда. Видишь, какое дело, Галчонок.
Тимофей, наконец, решился и осторожно погладил ее волосы большой и сильной рукой.
Девушка доверчиво прислонила голову к его груди. Так бы и простояли они, не шелохнувшись, час, другой, третий. Но не время теперь.
Галя ушла первой. Тимофей молча смотрел вслед: тонкая, хрупкая фигура, слабая на вид, а как спокойно идет в страшное логово — к Штаммеру.
Вскоре вернулся в городок и Тимофей.
Тревожно было у него на душе. И эта тревога не покидала его. А вечером, нарушив все запреты, к нему, запыхавшись, вбежала Галя.
— Что-нибудь случилось? На тебе лица нет, — Тимофей бросился навстречу. Галя не могла прийти просто так.
Растрепанная, бледная, она в первые минуты не находила в себе силы вымолвить даже слово.
— Да в чем дело, Галя? Говори!
— Шерали схватили! Его схватили гитлеровцы! — Из глаз девушки брызнули слезы.
— Шерали? Попал в плен Шерали?
Тимофею показалось, что он ослышался.
— В госпитале… Он без сознания. Привели гитлеровцы его. Где-то был бой. Но почему его положили в немецкий госпиталь?
— Плохо дело, — произнес Тимофей.
Он уже несколько пришел в себя и сейчас старался трезво оценить обстановку.
— Но, может быть… — с надеждою в голосе заговорила Галя. — Наверное, это случайность. В Червонном Гае Шуру никто не знает.
Тимофей посмотрел девушке в глаза и твердо заявил:
— Знают. И еще как знают!
Брови у Гали метнулись вверх и замерли.
— Почему ты так думаешь? — испуганно спросила она.
— Помнишь, ночью была тревога? На прошлой неделе? Это приходил Шерали.
— Как приходил? — ничего не понимая, переспросила Галя.
— Воспользовавшись внешним сходством с гестаповцем Кларком, которого, кстати говоря, как ты, возможно, слышала, уже нет. Правда, сходство это относительное.
Тимофей усмехнулся.
— Познакомился Шерали с самим господином майором. Вот почему фон Штаммер и бесится.
… А комендант бесился в полном смысле этого слова. Бесился пятый день. То и дело хватаясь за перевязанную бинтом голову, фон Штаммер метался по кабинету.
Солдаты, бывшие в ту памятную ночь в карауле, когда господин комендант познакомился с рукояткой пистолета партизана, сидели теперь под арестом и ждали отправления на фронт.
Офицеры, дежурившие по гарнизону, тоже готовились к отъезду на фронт. Махнув на все рукой, они дико запили.
А из подвала все чаще стали выносить трупы.
— Я вам покажу! — неистовствовал фон Штаммер, с ненавистью глядя из окна кабинета в сторону леса. — Вы у меня еще запоете…
Комендант из кожи лез, чтобы сохранить авторитет в Берлине. Он знал, что потерю секретных документов, исчезновение «господина Кларка» не смогут не «оценить». И фон Штаммер торопился: каждый арест он делал чрезвычайным событием. В донесениях сгущались краски, преувеличивалось число партизан, расписывались огромные трудности, в которых приходилось работать коменданту.
И вот фон Штаммеру повезло.
«Господь бог, — с удовлетворением размышлял фон Штаммер, — услышал мои молитвы».
Вчера на рассвете его поднял с постели телефонный звонок — приказывалось выделить батальон. На перекрестке пяти дорог начался бой. Партизаны напали на охрану, на небольшие подразделения. Из ближайших гарнизонов стягивались воинские части, в том числе из Червонного Гая.
Комендант почтительно положил трубку, подумал малость и испугался: «Вышлю… а если сюда нагрянут «гости»?»
Фон Штаммер выругался, но делать было нечего. Пришлось направить в район «Пятидорожья» солдат. В Червонном Гае осталась горстка «выздоравливающих». Но, черт возьми, игра стоила свеч.
Настроение у коменданта резко изменилось. Он ходил довольный, веселый, потирая руки. Именно его солдаты подобрали нескольких раненых партизан. Именно среди этих раненых оказался Шерали Султанов.
В последние дни Василенко никак не удавалось выбраться из госпиталя: много работы прибавилось с проклятыми гитлеровскими мертвецами. Из района «Пятидорожья» их привезли навалом в грузовиках, как дрова. И все же Тимофей старался чаще вертеться во дворе госпиталя в надежде встретить Галю и узнать что-нибудь новое. Вот и сегодня он в который раз пробегает по двору, то подметает, то откатывает к сараю или обратно пустую бочку для воды. Предлагает солдатам вынести грязное госпитальное белье — это дает возможность зайти в коридор.
Здесь-то, в темном и длинном коридоре нижнего этажа, он и встретил Галю.
— Что с Шерали? — шепотом спросил Тимофей.
Послышались гулкие шаги, и вместо ответа Гале пришлось отрицательно качнуть головой: все без изменений.
Тимофей с узлом белья поспешил скрыться. И вовремя. В коридоре показался сам комендант майор фон Штаммер. Подойдя к Гале, он, улыбаясь, похлопал ее по плечу.
— О юный врач! Хорошо, хорошо! — затем, взяв Галю за локоть, сказал: — Вас-то и надо мне! Ну-ка, ведите меня к комиссару!
— К комиссару? О каком комиссаре говорит господин майор?
— О русском, конечно, о русском комиссаре! — сказал фон Штаммер, продолжая самодовольно улыбаться.
— Я не поняла вас, господин майор. Разве у нас в госпитале лежит комиссар?
— А как же! Партизанский комиссар! Мы его поймали!
Галя равнодушно пожала плечами: все может быть.
— Ах да, господин комендант. Вероятно, он в третьей палате, она охраняется.
— Вот, вот…
Фон Штаммер и Галя, дойдя до третьей палаты, остановились. У входа стоял часовой. Фон Штаммер оглядел часового и, вероятно, остался доволен. Вообще ему сегодня все нравилось.
Фон Штаммер, а за ним и Галя вошли в палату.
— Все еще без памяти? — спросил майор фельдшера — тучного немца, специально приставленного к комиссару.
— Так точно, господин майор.
— Сейчас узнаем, — неожиданно сказала Галя.
Сказала просто, словно чувствовала себя в палате хозяйкой. Раз пригласили — значит не могут обойтись без нее.
Девушка всеми силами старалась подавить волнение. Перед ней лежал родной, дорогой человек, очень близкий. Нужно только держать себя в руках.
Штаммер стоял прямо, словно аршин проглотил, и не отрываясь смотрел на молодого врача.
— Долго он будет валяться? Мне необходимо с ним поговорить. Нужно, чтобы он жил. Не очень долго, конечно… — майор засмеялся.
У фельдшера затряслись щеки: ему тоже понравилась шутка коменданта.
Галя наклонилась над комиссаром. Тот лежал на цементном полу, разбросав руки. На лбу прикрывал рану побуревший кусок бинта, в густых бровях запеклась кровь.
Галя повернулась к фон Штаммеру и, смело глядя ему в глаза, заявила:
— В такой обстановке вряд ли он очнется.
Комендант, взглянув на пленного, кивнул головой и, приказав перенести пленного в другое помещение и сообщить, когда тот придет в сознание, удалился.
Коменданту никто не мог испортить настроение. Откинувшись в кресле, он стал раздумывать, как лучше «преподнести» комиссара своему начальству. Одно решение не выходило из головы: нужно везде подчеркивать, что комиссар пойман им лично, майором фон Штаммером. Так следует и командованию сообщить в специальном донесении.
Теперь Штаммеру нужно было отличиться при выполнении задания, полученного из гитлеровской ставки. Нужно немедленно начать отправку советских граждан в Германию. Это задание отвечало отчасти и его личному желанию. Он понимал, почему от него так нетерпеливо требуют быстрейшего и неукоснительного выполнения этого приказа: Германия нуждалась в дешевой рабочей силе. Фронт отправлял эшелон за эшелоном. Ведь и фабрика самого фон Штаммера осталась без людей! Вот почему и старался майор, чтобы как можно быстрее выполнить приказ ставки. Он заставил старост и полицаев переписать всех мужчин и женщин городка и соседних сел от шестнадцати до тридцати лет, а также принял меры к тому, чтобы никто из зарегистрированных не покидал своего местожительства. За каждый случай побега головой отвечал староста.
Комиссар Султанов, попавший в плен, интересовал майора не только как человек, доставивший столько хлопот. Комендант рассчитывал допросить его и о том, где и сколько скрывается местных жителей, надеясь отобрать и среди них годных для работы в Германии людей…
В ПЛЕНУ
Шерали открыл глаза… Слабость сковала тело. Не было даже сил повернуть голову. Давит какая-то страшная тяжесть. Где он? Все еще лежит на холме? Шерали попытался нащупать пулемет, но руки не повиновались. Мучила страшная боль. Она разламывала голову. Именно нестерпимая боль и заставила его раскрыть глаза.
Над головой вместо неба — закопченный потолок; сквозь темные стекла окна у самого потолка падает тусклый свет. Шерали закрыл глаза… снова открыл…
«Странно, что это? Отчего так тихо?..»
Для того, чтобы чуточку приподняться, опираясь локтем на жесткую узкую кровать, ему пришлось собрать все свои силы и терпение, на лбу выступили капельки холодного пота. Задрожала рука. Медленно, очень медленно поворачивая голову, осмотрелся он по сторонам: стены небольшой комнаты голы, справа — дверь.