На пересечении Тихвинской и Яблоневой студия встретилась с компанией Лимона и Алика. В этой компании был и Али-Баба с тремя акселератами из своей кодлы. Компания куда-то торопилась, судя по виду, была здорово озабочена. Мигал воспаленным глазом светофор. Компания повернула головы в сторону студии. Студия повернула головы в сторону компании. Рафаил набычился, словно бодаться приготовился, Слава Кузовлев сжал кулаки, ухмыльнулся: подходи по одному, кому жить надоело. И Дима тоже был готов сорваться с крючка, то есть «распсиховаться». Лилька грустно взглянула на Алика, тот смотрел на нее выжидательно и чуть насмешливо… Никаких осложнений не произошло. Компания просквозила мимо, и студия побежала дальше своей дорогой.
Вот и дом Вадима Петровича. Топая по деревянным ступеням, живо поднялись по лестнице. От сотрясения упал висевший в коридоре таз, поскакал вниз. Дима поймал его, водворил на место.
Студия позвонила, но никто не вышел на звонок, нажала на дверь — и та отворилась. Вадим Петрович лежал на раскладушке лицом вниз, никак не реагируя на вторжение студии. Кроме этой раскладушки, никакой мебели в комнате не было. Косо висел на стене портрет Жанны Эбютерн, сиротливой стопкой лежали на полке чьи-то рисунки.
— Насовсем ушла, — констатировал Рафаил. — Когда мачеха насовсем уходила, она всю мебель с собой увезла.
Вадим Петрович поднял голову, посмотрел на ребят долгим непонимающим взглядом, потом приподнялся, спустил на пол ноги, пружины раскладушки тоскливо скрипнули.
— Вы не расстраивайтесь, — сказала Лилька. — Не стоит она этого.
— Типичная мещанка, — сказал Аркаша.
— Не надо так о ней… Сам виноват, — глухо сказал Вадим Петрович, — только все равно неожиданно. Не привык еще… Это как незапланированная комета, вынырнула из другой галактики, и никто не знает, откуда и почему. — Он пошевелил пальцами ноги — из дырочки в носке выглянул желтый ноготь. — Так вот, появилась комета — и что-то нарушилось в равновесии…
— Знаем, какая комета, — сказала Лилька. — Уезжать собрались. Только ничего из этого не выйдет. Не отпустим.
— Нет, конечно.
— Какой разговор!
— Наведем порядок — будет чисто и уютно, — сказала Лилька. Она подошла к портрету Жанны Эбютерн, поправила, чтобы висел ровно.
Валерику опять бросилось в глаза сходство Лильки и жены Модильяни.
Наводить порядок было не в чем, нечего двигать, не с чего стирать пыль. Лилька вместе с Рафаилом и Славой Кузовлевым пошли на кухню. Послышалось позвякивание пустых бутылок, составляемых в шеренгу.
— Когда мачеха ушла, — делился своим опытом Рафаил, — папашка здорово запивал, но потом ничего, потом как обычно.
Аркаша поставил чайник на газ, Дима побежал за «дунькиной радостью». Не грех было и печь затопить, видно по всему, давненько она не топилась. Валерик и Рафаил сунулись в дровяник — ни полешка.
— Эх и шляпа же я! — задумался Рафаил. — Это ж мне Вадим свои дрова-то привез.
— Выходит, — подтвердил Валерик. — Но ты не переживай, — тотчас успокоил он друга, — давай к магазину, там уж мы точно разживемся ящиками.
Принесли ящиков, быстрехонько обратили их в дрова.
И вот уже заполыхал огонь в печи, вместе с легкой занавесью дыма распространялось тепло. В комнату вошли ребята с чайником и конфетами. Вадим Петрович поднял голову, глаза его были печальны, но в уголках губ затеплилась улыбка.
— Спасибо, ребята… пришли.
НА ГРАНИОчерковая повесть
Глава первая
Город все не кончался, держал велосипедистов в плену своих бессчетных каменных коробок. Дорога прерывалась светофорами, где велосипедисты попадали в столпотворение машин, в густой чад выхлопов, тягуче однообразно шла по прямой, выматывая силы. Делая размашистый вираж, взлетала на дамбу. Взблескивало прятавшееся за городьбой унылых заборов зеркало заводского пруда. И снова — дома, дома.
Наконец навстречу вынырнула табличка с названием города, круто перечеркнутая красной полосой. Вольно распахнулось поле, рванул ветер, насыщенный запахом сырой земли, сладковатым и терпким от весеннего брожения.
Ехавший впереди Андрей Старков свернул к кювету, не без лихости, пронеся ногу над рулем, спешился.
— Привал, парни! — хрипло скомандовал он подкатившим Васе Воропаеву и Лене Тищенко. Спустил с плеч рюкзак — ярко-желтая его ветровка вздулась пузырем, снял шапочку, украшенную веселым помпоном, каким-то чудом державшуюся на самой макушке, вытер ею вспотевшую шею.
Подъехали Леша и Саша Кузин, через какое-то время Вовик Коростелев, Оля Молчанова, последним уже — Антон. Расположились на склоне кювета.
— Ой, что это? — пискнула Молчанова. — Смотрите сколько!
По всему кювету росли невзрачные на тонких суставчатых ножках цветы.
— Мать-мачеха, — солидно сказал Антон. — А у нас в лесопарке появились подснежники и медунки.
— Пойдем, Молчанка, поищем подснежников, — сказала Лена Тищенко. И девочки побрели через поле к росшему неподалеку леску.
— Слишком не расползайтесь! — крикнул им вдогонку Андрей. — Ждать не будем!
Обновленно, свежо зеленел по опушкам сосновый подрост. Осины только-только начали распускаться — будто воздушные платьица на деревьях, гладкая кора обрела молочно-зеленый оттенок. Березы — нарядные, как школьницы перед последним звонком.
Молчанова сорвала старушечий, в горошек, платок, ветер подхватил жидкие прядки ее волос, заиграл ими. Парусила взятая напрокат у Антона штормовка.
— Держись за меня, чтоб не удуло, — разрешила более мощная ее подруга.
А тут, в кювете, затишок, приятно греться на солнце, приятно разогнуть ноющую от усталости поясницу, навалиться на рюкзак, вытянуть гудящие ноги. Где-то невидимый стрекотал в поле трактор, в чистом небе проводил неряшливую борозду реактивный самолет.
— Балдеж! — вздохнул Вася Воропаев.
— Угу, — согласился Вовик Коростелев, — хлебца бы еще.
Все засмеялись — уж больно жалобно у Вовика получилось: «хле-ебца».
— Печенье есть, — напомнил Кузин. — У меня в мешке.
— Обед в два, — вскинул руку с часами Антон.
— Народ хлеба хочет! — с пафосом сказал Вася.
— Я с народом, — заявил Андрей, компанейски обнимая сидящих рядом Вовика и Васю. — Выдай, Кузя, по две штуки.
— Народ заслужил, — смеялся Кузин, развязывая рюкзак. Узел не поддавался, он пробовал распутать его зубами.
— Морским затянул, наверно, — приподнялся Андрей. — Антош, покажи ему, как надо.
— Показывал, без толку. Туповастенький он у нас, Кузя.
Кузин смеялся, словно бы соглашаясь: ага, туповастенький, ну и что?
— И по конфетке.
— Давай, давай, не жилься!
Сидели, покусывали печенье, пошла гулять по рукам фляжка. Хохотали, давились, прыскали чаем. Мигом выветрились школьные заботы, неудачи. Вырвались. Вот она — свобода!
Однако пора ехать дальше.
— Ты бы сбавил чуток обороты, — подошел к Андрею Антон.
— Что, уже сник? Не ожидал.
— Не все же такие тренированные, как ты. — Антон поправил заднее крыло, ширкающее о колесо, снова поехал замыкающим.
Глава вторая
Сергей Юрьевич потянулся к телефону, чтобы набрать номер детского сада, торжественно сообщить заведующей, что школа выполнила свои обязательства по соцпедкомплексу: семьдесят пять мягких игрушек, всякие там зайцы, крокодилы, чебурашки, сделанные на уроках труда самими ребятами, можно прямо сейчас забирать… Но телефон перехватил инициативу — ворохнулся под рукой.
— Мама Вовы Коростелева беспокоит… Ну, как они?
— Ну как… — потер лоб Сергей Юрьевич. — Уехали, проводили их. Что еще?.. Будем ждать сообщений.
— Когда с ними Валерий Федорович, я спокойна.
— Валерий Федорович да, хм, конечно… Он ведь всю Сибирь, Дальний Восток пешком исходил… Только он не поехал.
— Как не поехал?
— Он и не собирался.
— С кем же н а ш и дети?
— Андрей руководителем, Андрей Старков.
— Я спрашиваю, из взрослых кто?
— Андрей, я сказал.
— С ума сошли! — охнула трубка. — Тот самый, который ломал ключицу?
— Ключицу?.. Насчет ключицы, простите, не знаю, — сознался Сергей Юрьевич.
— Не знаете?! — Интонация была довольно едкой: директор школы — и не знает, а она вот знает.
— Вчера, между прочим, было собрание, специально для родителей, — нашелся Сергей Юрьевич, — надо было прийти — тогда бы никаких вопросов не возникало.
— Какое еще собрание? — Гнев мамаши Коростелевой перекинулся на сына. — Скрыл ведь, паразит! Знал, что без взрослых не отпущу! — В конце разговора, как бы извиняясь за резкость тона, сказала: — Я что беспокоюсь: прогноз обещали, вы слышали?..
Тихий голос Сергея Юрьевича обрел обычную, действующую, как гипноз, мягкость.
— Никакой причины, я думаю, для беспокойства нет. Маршрут выбрали несложный, как раз для новичков, едут налегке. К тому же есть договоренность насчет ночлега. Ждут их в Выселках и в Рудном. Прогулка, по существу, а не поход.
Тотчас он направился в мастерскую к Валерию Федоровичу. Интересно, что еще за история с ключицей? Почему он ничего не знал? Н-да, хлопот с этим турклубом!.. И Коростелева… Зачем же так? Будто специально, чтобы испортить настроение. Пусть, однако, не обольщается, не удалось. Настроение у него еще со вчерашнего дня безнадежно испорчено.
Вчера, часов около двух, был звонок из райкома.
— Не ожидал, ха-ха, вот не ожидал! — смеялся в трубку Лесько.
Сергей Юрьевич сразу почувствовал какой-то подвох. Сказал не без раздражения:
— Ну, говори, не тяни кота за хвост. Что, выговор?..
— Я звоню, если только выговор? — обиделся Лесько.
— Но не с праздником же поздравить…
Сергей Юрьевич получал известие об очередном выговоре с улыбкой. Вечная его улыбочка. Слушает, кивает. Вроде непробиваемый. Это с годами выработалась такая защита. А в первое время выговоры выбивали из колеи. Пришел однажды в облоно с наивным удив