— Максим, попробуй еще раз этого «богомольца» вызвать. Вдруг он хоть немного в себя пришел.
— Не, командир, бесполезно, — отзывается капитан через пару минут. — Все то же самое твердит, словно заведенный, на меня вообще никак не реагирует. Думаю, он или в конкретный ступор впал, или у него станция только на передачу работает и он меня просто не слышит.
— Понял тебя… Фигово, конечно, но делать нечего. Эй, в кузове, готовы?
Услышав по внутренней связи нечто утвердительно-матерное, удовлетворенно хмыкнул и начал раздавать Андреям и водителю крайние ЦУ[70]. Почему именно «крайние»? Потому что есть примета такая, суеверие, оно же мракобесие. Ни один воевавший не скажет про что-то «последнее». Не дай бог и впрямь последним окажется. Поэтому — крайнее, заключительное, завершающее, финальное… Да мало ли в русском языке синонимов? Богатый он…
Сработали четко: «покемон» рывком выскочил из-за угла и, чуть не собрав в кучу бампером несколько припаркованных вдоль тротуара легковушек, едва ли не прыжком подлетел к «клетке» и резко затормозил. Именно в этот момент мы втроем, кубарем, я из кабины, парни — из бронекапсулы, выкатились на уже окончательно очистившийся от снега и льда асфальт. Я при падении едва не подвернул ногу. М-да, батенька, стареем, толстеем, форму теряем… В воцарившемся вокруг кровавом бедламе это может «крепко выйти боком». Так что стоит взять на заметку, сделать выводы и принять меры, блин, к устранению выявленных недостатков. Сбросивший нас «Урал» тут же ушел назад, под прикрытие домов. Хотя все эти изыски оказались совершенно напрасными — замерший чуть в стороне от искореженных «фордов» БРДМ и башней не повел. Даже обидно, ара, да! Мы тут, понимаешь, какой-то нездоровой акробатикой занимаемся, а на нас — ноль внимания. Хотя это я так, от нервов шучу неудачно. На самом деле — очень хорошо, что все именно так. Могло бы закончиться и короткой очередью четырнадцати с половиной миллиметровых МДЗ[71]. И тогда, как в том древнем анекдоте: «И что? И все…» Словом, уж лучше так.
Ой, блин, а вот выглядит импровизированный блокпост как-то уж совсем плохо. Теперь, наоборот, ржаво-облезлый «бардак» на фоне всего остального смотрится вполне даже презентабельно. Потому что остальное… Еще несколько часов назад щеголеватые, зеркально-тонированные, новенькие микроавтобусы сейчас выглядят так, словно их с какой-то автосвалки притащили. Причем не прикатили, а именно притащили, волоком. По крайней мере, на то оно очень похоже, судя по разбитым стеклам, исцарапанным и покрытым вмятинами и пулевыми отверстиями бортам. На асфальте в лужах застывающей крови истерзанные тела и гильзы. Много гильз. Я, конечно, не ахти какой следопыт, до какого-нибудь Натти Бампо[72] или даже индейца Билли из «Хищника» мне далеко, но и я в состоянии понять, что тут был не бой, а паническая пальба во все стороны. Почему? Ну для начала потому, что тел противника как-то не наблюдается. Лежащие грудой перед заслоном тела зомби явно не счет. Они как раз уже давненько там «обосновались», не исключено, что даже с вечера. Погибшие же фсиновцы[73] явно воевали с кем-то в пределах собственного периметра. И воевали откровенно плохо, потому как умудрились пулями побить собственные микроавтобусы и даже на броне «бардака» видны характерные, ярко-серебристые в свете тактического фонаря, свежие сколы краски. Нет, понятное дело, что в каждом спецподразделении считают своих самыми серьезными бойцами, а всех смежников — в лучшем случае ровней, а в худшем — бестолковыми и ничего не умеющими понторезами. Но это все так, выпендреж и бравада. На самом деле лично я прекрасно осознаю, что в Минюсте ребят своих готовили ничуть не хуже, чем у нас. Со своей, понятное дело, спецификой, но на совесть. И я даже затрудняюсь сказать, на что им пришлось тут нарваться, чтоб вот так бестолково воевать и страшно умереть.
В том, что все оборонявшие блок мертвы, сомневаться не приходится. Тела выглядят, словно сломанные куклы, у многих — страшные рваные раны, словно из них… ну, не знаю, судя по размерам, как минимум тигр или лев куски плоти рвал. А главное, создается впечатление — то, что их убивало, очень хотело не дать им возможности воскреснуть. По крайней мере, именно такие мысли у меня возникли при виде оторванных голов и скрученных шей. Судя по состоянию тел и тому, что оружие минюстовцев валяется никому не нужное рядом с их трупами на залитом кровью асфальте, напали на заслон мертвецы. Но тут начинаются серьезные непонятки. Нет, ясно, что некоторые упыри становятся быстрее, сильнее и проворнее обычного человека: сам нарвался и имел возможность убедиться. Но насколько же они должны быть быстрыми и сильными, чтоб перебить десяток тренированных и отлично вооруженных бойцов? Без каких-либо потерь со своей стороны. А главное, как мы уже убедились, ограждение из «егозы» и колючей проволоки не повреждено. По крайней мере, мы проломов в периметре не нашли и внутрь попали через закрытую на массивную щеколду калитку. Правильно, чего изгаляться, если в качестве врага у тебя фактически дикое зверье, агрессивное и тупое? Вот и парни, видимо, так подумали. И не сильно-то ошиблись в оценке сообразительности мертвяков. Зато в вопросе силы и агрессивности здорово просчитались… Нет, один черт, бред какой-то! Только и остается, что с идиотским выражением лица оглядеться по сторонам, словно Арнольд Шварценеггер в уже упомянутом «Хищнике», и пафосно произнести: «Что бы это ни было, оно передвигается по деревьям!» Одна беда: с деревьями вокруг — серьезная напряженка. Фонарные столбы да стены домов… Неужели?..
— Боря, глянь сюда! — прерывает стремительный поток моих мыслей Солоха и протягивает мне подобранный с земли шлем.
Вот это ни фига себе! Чтобы оставить подобную отметину на четвертом «Кивере»[74], когти нужны не меньше тигриных или медвежьих. И силушка соответствующая. Под разорванным синтетическим чехлом, на гладкой поверхности шлема явственно видны четыре глубокие рваные борозды. Твою ж маман, интересно, кто подобную отметину мог оставить, а главное — насколько далеко эта тварь сейчас находится отсюда? Что-то после увиденного я не очень-то высоко оцениваю наши с Андреями шансы, в случае чего, от подобного монстра отбиться. Вон, парни уже пытались, и теперь поломанными манекенами вокруг лежат.
Солохе, судя по выражению лица, в голову пришли если не точно такие же, то по меньшей мере похожие мысли.
— Слушай, Боря, давай-ка заберем этого чудика, лучше вместе с бронеходом, и валим отселя к едрене маме!
— Легко сказать, — скептически хмыкнул прислушивающийся к нам Буров. — А вскрывать ты эту «жестянку» чем собираешься? Открывалкой? Он ведь, гад, изнутри закрылся…
— Зачем открывалкой? — хитро щурится эта хохляцкая наглая морда. — Есть и проще варианты.
С этими словами Андрей вытягивает из своей «мародерки» стандартный «лючник»[75].
— Вот ты ж проныра, — удивленно развожу руками я. — Ты где ж его достал и на кой с собой таскал?
— Да какая разница? — пожимает плечами уже подступившийся к боковой дверце БРДМ Солоха. — Взял и взял… Своя ноша не тянет. Пригодился опять же…
Тут спорить сложно. Если б не ключ, мы, абсолютно точно, так посреди этого блокпоста навсегда и остались. Потому что едва люк «бардака» распахнулся, как откуда-то сверху, скорее всего с крыши стоящего в десятке метров от затянутого «колючкой» периметра ресторана «Пикадилли», на асфальтовый пятачок мягко, по-звериному, спрыгнул… спрыгнула… спрыгнуло… Мля, да фиг его знает, какого рода была эта погань! Я и внешний-то облик твари более-менее вспомнил только после того, как, впихнув в люк еще ничего не успевших понять Андреев и запрыгнув в него сам, захлопнул за нами показавшуюся такой родной бронедверцу.
— Мля, Грошик, ты совсем стебанулся? — зло зашипел явно рассадивший локоть Буров.
— Ты лучше в триплекс выглянь, — срывающимся голосом огрызнулся я. — Вы мне, мля, оба теперь по гроб жизни должны, как земля колхозу.
— Вы кто? — раздается какой-то придавленный писк с командирского сиденья.
А, ну почему придавленный, понятно становится сразу. Попавший в бронированное нутро первым, Солоха в слабом свете лампочки внутреннего освещения успел разглядеть на коленях сидящего в «бардаке» солдатика-«срочника» старенькое «весло» АК-74. И во избежание «неизбежных на море случайностей» решил нас всех от возможной необоснованной агрессии обезопасить. Проще говоря, скорчил зверскую рожу и ткнул стволом пистолета точно в зареванную, с красными опухшими глазами, физиономию. Думаю, не самый глупый вариант. Объяснять сейчас что-то этому «юбервоину» и втолковывать — дело долгое и муторное. Опять же не факт, что он с ходу гласу разума внемлет в таком-то состоянии. А тут все коротко и ясно: хочешь жить — никшни!
— Етит твою в бога, в душу мать! — выдыхает последовавший моей рекомендации Буров, так и не отлипший от бокового триплекса.
Ага, как я тебя, Андрюша, сейчас понимаю. Сам, когда эту образину несколько секунд назад увидел, в штаны не наложил только потому, что некогда было: тебя да тезку твоего, хохла хитромудрого, в этот бронированный ящик трамбовал да сам за вами следом втискивался. Так вот и вышло, что штаны остались сухими и чистыми, зато сердце сейчас колотит, будто копр, сваю в землю вбивающий. И вспотел я разом, как в парной. Еще бы, такое-то чудовище вживую увидать!
Больше всего так ловко скаканувшая на нас с крыши тварь была похожа на какую-то обезьяну вроде бабуина или еще какого гамадрила, только лысую. И крупную, не с гориллу, конечно, но повыше меня, пожалуй, будет, если разогнется. А во мне все-таки без трех сантиметров два метра будет. Мускулистая, зараза, аж круглая от перевивавших тело, словно жгуты, мышц. А главное — башка. Вернее, даже не сама башка, а вытянутые вперед челюсти и пасть. Блин, да там зубищи, как у аллигатора какого-нибудь. Такой «чавкой» человека пополам перекусить за пару приемов можно. А пальцы рук (или все-таки лап?) заканчиваются здоровенными, явно неубирающимися когтями. Бр-р-р, твою мать, меня аж передернуло, стоило подумать, что эта вот «зверушка» могла с нами сделать, если б я ее вовремя не заметил.